«Я
Абраму Миркину из Орла 100 лет, с первого и до последнего дня Великой Отечественной войны он провел на передовой, был командиром огневого взвода, получил тяжелое осколочное ранение, но ни разу не покинул позиции. После войны он построил дом, вырастил двоих сыновей и 64 года прожил с единственной любовью — женой Сарой. А в 97 лет получил золотой значок ГТО. «Правмир» поговорил с ветераном о войне, Дне Победы и современной молодежи.

«Мы росли готовыми к возможному нападению»

— Абрам Израилевич, как для вас началась война? 

— В армию меня призвали до войны. В 40-м я прибыл к месту прохождения службы в военный городок Пороховое под Ленинградом, там квартировал зенитный артиллерийский полк. Закончил курсы младших командиров, мне присвоили звание младшего сержанта и назначили командиром орудия. 21 июня я уже стоял на огневой позиции, оборудованной по всем правилам военного времени, с запасом боевых снарядов на артиллерийском полигоне. Все было готово к началу войны. 

Вы спросите, как же так, ведь враг напал неожиданно? Я не смогу ответить на этот вопрос, говорю только то, что знаю из своего опыта: 21 июня я стоял на полностью подготовленной огневой позиции. Ночью нас несколько раз поднимали. Последний подъем в два часа ночи, мы заняли места около орудий, каждую минуту готовые открыть огонь. Мы еще не знали, что это начало большой войны, хотя мысли такие были. А на рассвете объявили: тревога номер один, что означало война…  

— Что вы почувствовали в первый момент, когда услышали новость?

— Вам, наверное, сейчас трудно будет понять… Воспитывали нас без иллюзий. Мы росли подготовленными к возможному нападению. В восьмом классе я уже готовил ребят к сдаче нормативов на значок «Ворошиловский стрелок». А мой старший брат Моисей, высокий и сильный, в этом же возрасте был помощником милиционера и ходил в милицейской форме, с местом для нагана на ремне. 

Абрам Израилевич Миркин

Когда объявили войну, морально я был готов. Мы очень любили свою Родину, свой народ, свои семьи. Патриотизм во времена Советского Союза воспитывался с малых лет. 

— Как проявляется страх на войне? Помните ваш главный страх?

— Понимаю, что прозвучит неправдоподобно, но мы не чувствовали страха. Вернее, так. Вот представьте: летят десять-пятнадцать бомбардировщиков, рвутся снаряды, шум невообразимый. Конечно, страшно. Но стоит войти в зону огня — и страх пропадает. Я концентрировался на задаче — не дать фашистам поразить охраняемый объект. Мы не боялись смерти, думали лишь о том, как защитить Отечество от врага. Звучит по-книжному, но так мы чувствовали. 

Горько было от слабого вооружения. Мы стояли на Волховском фронте, и вдруг ночью идет группа солдат, рота из двухсот человек — и все без винтовок. Задаю вопрос: «В чем дело?» — «Нам велели добыть оружие на переднем крае за счет убитых или за счет немцев». Вот какое вооружение: ни винтовки, ни пистолета, ничего, кроме пушки. Кончились снаряды — и что делать?

— И что же делать?

— Пытаться вернуться в штаб или ждать, когда подвезут снаряды. Позже проблему с вооружением решили, только сначала пришлось очень туго.

«Мы разделили с ленинградцами все тяготы блокады»

— Помните первый бой, в котором участвовали?

— Первый бой я принял под Лугой, враг рвался к Ленинграду. Задание: встретить немецкие танки, не дать им пройти через ров по дороге на Ленинград. Немцы наступают, танков нет, никаких команд не поступает, связи нет. Вокруг рвутся снаряды, мины — я оказался в поле боя. И я принимаю решение: открыть огонь по огневым точкам противника. Вижу, где пулемет стреляет — туда целюсь. Вижу, откуда мина летит — туда пушку направляю. Вел огонь, пока не кончились снаряды.

Человеческие потери несли ежедневные, ежечасные, всегда очень тяжело переживал, к этому невозможно привыкнуть.

— Расскажите об участии в обороне Ленинграда, с чем пришлось столкнуться? 

— Когда фашисты взяли город в осаду, мы разделили с ленинградцами все тяготы блокады, испытывали те же трудности, что и ленинградские рабочие, получая такой же паек, только на 50 граммов хлеба больше. Задача зенитчиков — отразить налеты авиации, прикрыть наступление наших войск, не допустить бомбежки стратегических объектов: мостов, переправ, электростанций. Холода в 41-м году стояли страшные, морозы ниже 30 градусов. Одежда у нас — летняя шинель и буденовка, зимнего обмундирования нет. Жили в палатках и землянках, вели бой из окопов. За все годы войны я, может быть, неделю ночевал в жилом помещении.

Голод изнуряющий, невыносимый… Как-то с товарищами стали думать, где найти хоть что-то съедобное. Сообразили пойти в то место, где стояли лошади и куда попал снаряд. Павших коней, конечно же, уже съели вместе с костями, но мы надеялись. И обнаружили лошадиное копыто! Обожгли на горелке и ввосьмером грызли его по очереди. 

Однажды я замерзал на переправе, из последних сил бежал, держась за сани, чтобы как-то согреться. Все те, кто ехал в санях, замерзли насмерть…

Еще случай зимой: мы с товарищем отстали от части, несколько километров шли по лютому морозу, пока не увидели огни деревни. Замерзли жутко. Портянки примерзли к ногам и к сапогам. Пустила погреться бабушка. Разрезала сапоги, всплеснула руками, достала гусиное сало, смазала нам ноги, накормила и уложила на русскую печь. Утром встали, а ноги, как бочонки, невозможно подняться. Боль — словами не передать. Обмотали распухшие ноги портянками, тряпками, натянули противоипритные чулки и так вернулись в расположение. Там нам выдали валенки, шапки-ушанки, полушубки. И сейчас, спустя столько лет, ноги не принимают тепло, я ночью не накрываю их одеялом, иначе заболят. 

«Мы не задумывались о медалях»

— За что вы получили свою первую награду?

— Первая — медаль «За отвагу». Сбил четырехмоторный немецкий бомбардировщик «Юнкерс Ju 88» и отразил атаку. Ночью сотня немецких автоматчиков налетела на нашу батарею. Солдаты мылись в бане, а я остался на посту. Не растерялся, развернул орудие, скомандовал: «Огонь!» — и уничтожил фашистов. Мой солдат за это получил «Красную Звезду». Мы не задумывались тогда о медалях, не считали нужным. 

Орден Красной Звезды получил в 43-м за то, что сбил двенадцать фашистских самолетов. 

После войны ко мне приехал наш замначштаба — вся грудь в орденах! Я говорю: «Ничего себе!» А он мне: «Это не мои награды, твои». Мы — зенитчики, а они — штабисты. Мы завоевывали ордена, а они оформляли их на себя. 

— С первого и до последнего дня войны вы провели на передовой и остались живы — как оцениваете это?

— Я несколько раз мог умереть задолго до войны. Родился в 1920 году в сельской местности Кричевского района Могилевской области. Отец — один из первых основателей коммун в Белоруссии. И вот мне месяц от роду, идет страда, родители в поле. Старшие ребята принесли меня матери покормить, да и забыли в поле. Хорошо, что вовремя про меня вспомнили и вернулись. В тридцатые годы мы пережили ужасный голод, собирали с мальчишками редкие упавшие колоски. 

И фронтовая биография могла сложиться по-другому. Меня направили на кировский завод, выпускавший танки «КВ» (серия советских танков, названа в честь наркома обороны СССР Климента Ворошилова. — Прим.ред.). Там же формировался танковый батальон, меня назначили помощником комиссара по политической части. Меня заело: как же так, я, кадровый зенитчик, прекрасно знаю эту технику и занимаюсь не своим делом — политработой! Прихожу к комиссару и говорю, что хочу, чтобы меня откомандировали в зенитную часть. Уговаривал долго. Уговорил. 

Я снова оказался в своем расчете, с которым прошел Волховский и Северный фронт, испытал на прочность ладожский лед на «Дороге жизни» (единственная дорога, которая связывала блокадный Ленинград со страной, проходила через Ладожское озеро. — Прим.ред.). Участвовал в первой линии обороны Ленинграда — Лужском рубеже, в прорыве блокады в 1943 году и полном освобождении города в 1944-м. 

Дважды был ранен, контужен, один раз — тяжело ранен осколками в правый бок и челюсть, но продолжал вести бой.

В госпитале не лежал, ходил на перевязки в землянку. Почему уцелел, не знаю, думаю: счастливый случай. И всю жизнь я старался быть полезным, работать за себя и за тех, кто не вернулся с поля боя. 

«Женщина на фронте — боец, а не объект ухаживания»

— Есть ли место любви на фронте? 

— На фронте у меня было много возможностей завести роман: половина личного состава — девушки, в моем подчинении шестнадцать связисток и прибористок. Одна очень старалась понравиться, только я держал себя строго. Женщина на фронте — боец, а не объект ухаживания. В окопах солдаты говорили о любви, о женщинах, а наш лейтенант Иванов жил сразу с тремя. Для меня это неприемлемо.

Я жалел наших девчонок, ограждал от тяжелой физической работы, ведь при каждой смене позиции мы окапывали пушки и приборы. Но никаких симпатий и чувств себе не позволял. 

Моя первая и единственная любовь — жена Сара. Познакомились мы в Орле в 46-м году, куда я приехал после армии и перевез родителей. Поженились через три месяца после знакомства и прожили в согласии и уважении шестьдесят четыре года. Я очень любил жену, берег, во всем помогал, сам садил огород, сам закатывал двести штук банок солений и варенья на зиму. В санаторий путевку дадут — я туда Сару на курс лечения оформлю, а сам в частном секторе неподалеку комнатку сниму. 

Жили мы скудно. В командировках утром блинчик с чаем и на весь день. Каждую копейку — в дом. Хотя у меня была высокая должность на швейном объединении, в подчинении было 3,5 тысячи человек. 

Десять лет назад Сары не стало. Долго не мог смириться, каждый день ездил на кладбище, разговаривал с ней. Так вышло, что живу я долго, мои сыновья уже состарились, внуки в зрелом возрасте, а я все живу… 

«Фашисты не были для нас людьми»

— Что главное изменила война в вашем характере и последующей жизни? С какими ее последствиями пришлось бороться?

— Самое трудное — принять смерть близких. У нас большая семья, я четвертый ребенок, а после войны остались только родители и сестра, которые уехали в эвакуацию.

С братом Моисеем последний раз мы встретились в сороковом, когда я проездом в армию навестил в Витебске его, инструктора авиаклуба, и сестру Гнесю, студентку ветеринарного института. 

Моисей окончил ростовскую школу летчиков-истребителей. Во время задания он сгорел в воздухе, всего тогда погибло пятнадцать человек.

Безымянная могила бойцов находилась под Самарой. Я разузнал о ней в министерстве обороны, там заинтересовались и поставили на этом месте большой памятник авиаторам запасного авиационного полка с фотографией моего брата и фамилией еще одного летчика — Яковлева. Другие бойцы так и остались безымянными. Езжу туда каждый год, уже взял билет [в этом году]. 

Гнеся погибла на Бородинском поле от прямого попадания мины. Пушки в 41-м перевозили на лошадях, и она, зоотехник, обеспечивала тягловую силу. Ее имя выбито на мраморной плите в музее «Бородинское поле».

С младшим братом Симоном мы очень дружили, вместе помогали родителям: заготавливали дрова, мыли полы, ухаживали за живностью. Когда отец с матерью и сестрой Симой эвакуировались, Симон уперся, остался в Хотимске и ушел в партизаны. О его судьбе я узнал после войны. 

Симона направили в колхоз на разведку с еще одним парнем, и они нарвались на полицаев. Отбивались как могли гранатами, но сил не хватило. Полицай догнал их на лошади и прикладом винтовки снес брату череп. 

Ребят положили вблизи кирпичного завода и написали: «Партизаны! Не хоронить!» Симону исполнилось всего 17 лет.

Когда я демобилизовался и приехал в Хотимск, желая найти хоть что-нибудь от брата, никто не пошел показать мне место, все боялись — бандитизм тогда процветал. 

— Кто был для вас враг? Что вы чувствовали к людям, которые против вас воевали?

— Враг — тот, кто хочет забрать самое дорогое, лишить всего, оставить выжженную землю. На войне все просто: или ты, или тебя. Командир огневого взвода — большая ответственность, четыре пушки в подчинении. Я старался максимально сохранить состав нашей батареи. Фашисты не были для нас людьми, они были теми, кто хотел захватить нашу Родину, обратить в плен и уничтожить наши семьи, поэтому мы сражались до последнего, стояли намертво. 

«И взрослые, и дети должны хорошо знать, какой ценой досталась победа»

— Чем запомнился День Победы? Сегодня многие считают, что торжества в честь Дня Победы нивелируют трагедию войны. Что вы об этом думаете?

— Войну я закончил на Северном фронте. Как и в июне 41-го, была ночь, я дежурил, обходил посты и первым услышал то, чего мы так долго ждали. Объявил тревогу, наши выскочили, заняли свои места около орудий. Я кричу: «Победа! Кончилась война!» И тут вы не представляете, что началось: обнимались, целовались, плакали, катались по земле, подбрасывали друг друга в воздух, танцевали! Этого не передать! 

День Победы для меня, для нашего поколения — самый важный праздник. Мимо дома, который я построил, ходили колонны демонстрации, и знакомые обязательно заворачивали на чай. Пели, плясали под гармошку, веселились. Самый радостный день — 9 мая. Он объединяет страну, объединяет поколения, протягивает ниточку в будущее. В мирное будущее. 

Народ, который спас мир от фашизма, имеет право праздновать так, как считает нужным. 

Я очень хотел встретить 75-летие Победы на Красной площади, куда меня регулярно приглашают. Не вышло — запретили парад из-за пандемии. Встречал у крыльца своего дома. Пришли поздравлять с концертом, с песнями, с фронтовыми ста граммами! А в этом мае принял участие в торжествах парада Победы в Москве. Нас было всего одиннадцать участников войны — тех, кто смог приехать. 

И взрослые, и дети должны хорошо знать историю Второй мировой и Великой Отечественной войны и то, какой ценой досталась нам победа. 

— Вы рассказывали о войне своим детям, внукам? Что нынешним детям о ней нужно знать?

— Война — самое тяжелое испытание для человека.

Уважать свою страну, свой народ, народы других стран, уважать жизнь как таковую — вот чему надо учить детей.

Я часто выступаю в школах, библиотеках, отвечаю на любые вопросы молодежи. Для своих родных пишу воспоминания, ничего не скрывая.

— Что было самым трудным в возвращении к мирной жизни? Строительство, обустройство или душевные травмы людей, которые пережили войну?

— Потерю родных пережить сложнее всего. Война не изменила меня. Я как любил жизнь и заботился о близких, так и продолжал. Орел немцы разрушили сильно, город лежал в руинах. Каждый день после основной работы мы три обязательных часа трудились на разборах пострадавших зданий. Приходилось кайлом выбивать кирпичи — так, чтобы не повредить их. Голодные, пайка всего 350 грамм хлеба в день, уставшие, мы поднимали город после бомбежек. Предприятие, на котором трудился большую часть жизни, я тоже строил. Мы не боялись никакой работы, да и сейчас я могу легко взять лопату в руки.

«Нормы ГТО я каждый день выполняю в своей зарядке»

— В 97 лет вы сдали норматив на золотой значок ГТО. Как вам это удалось?

— Я прочитал в «Российской газете», что воронежская пенсионерка в 85 лет выполнила нормы ГТО. Под статьей приводилась справка, какие именно нормы. Я понял, что некоторые из них каждый день выполняю в своей зарядке. Сомневался только в одном — плавании. Не плавал уже сорок лет. Пошел в центр, где сдают нормативы, и… Меня два раза развернули! Отправили к врачу, чтобы пришел со справкой, что имею право сдавать такие нормы. 

Первый норматив — пройти или пробежать два километра за 18 минут. Выполнил. Второе — проплыть 25 метров. Проплыл! Отжимание от стула — шестнадцать раз. Я дома отжимаюсь сорок. Остальные упражнения я тоже ежедневно перевыполнял дома в три раза. 

Сорокаминутная зарядка для меня обязательна. Стараюсь проходить в день на свежем воздухе не менее пяти километров в любую погоду. 

С годами я стал хуже слышать и читаю с лупой, это меня угнетает. Человек обязан поддерживать тело и ум в бодрости, иначе как жить?

— В прошлом году вы отметили столетний юбилей, 26 июля вам исполнится сто один год. Что вы чувствуете?

— Я рад, что живу долго, многое увидел, многое почувствовал. Большая трагедия для меня — развал Советского Союза, я и сейчас ощущаю себя советским человеком, полвека состоял в коммунистической партии. 

Живу один, все делаю сам, чтобы не заскучать, плету корзины и дарю их. У многих в Орле есть мои корзинки. С удовольствием принимаю гостей, люблю готовить, пеку блины, медовую коврижку, варю холодец. Юбилей мы праздновали с семьей и гостями в ресторане. Администрация города устроила мне подарок — организовала праздник во дворе дома, где мне когда-то, когда мой деревянный дом пошел под снос, дали двухкомнатную квартиру, где я и живу сейчас. Приехали творческие коллективы, пришли жители города, по радио приглашали всех орловцев! Была полевая кухня, самовар, танцы. Все переживали, что я устану, но я не устал. В этом году планирую отметить скромно, в кругу семьи.

— Как вы воспринимаете сегодняшних молодых людей, подростков? О чем из исторического, да и просто человеческого опыта им важно не забывать?

— Думаю, что молодежь во все времена хорошая, умная, развитая, иначе не было бы прогресса.

Радуюсь за детей, внуков, правнуков, когда у них все хорошо. Когда я выступаю перед школьниками и студентами, вижу интерес к истории, к событиям тех лет. 

По телевизору показывают много непристойного, кто больше оголится, тот и молодец. Немыслимо для нашего поколения! Дико! Поэтому я стараюсь смотреть новости, чтобы быть в курсе событий, и старые фильмы. 

Важно быть оптимистом, человеком слова и дела, иметь хорошую, нужную профессию, трудиться на совесть. Видите, ничего нового вам не сказал. 

Я не чувствую, что мне сто лет. Живу и радуюсь. И вам того желаю.

Фото Виктора Дышленко и из семейного архива Абрама Миркина 

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Материалы по теме
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.