«Я парализован, но во снах летаю над городом». Что понял мой отец после инсульта

Отец был на ИВЛ, но говорил со мной — глазами

Три года назад, когда я узнала, что у него случился острый инсульт в стволе головного мозга, я вошла к нему в палату в отделении интенсивной терапии Монреальского неврологического института и увидела его лежащим мертвенно-неподвижно, подключенным к аппарату искусственного дыхания. 

Паралич медленно распространялся по его телу, начиная с пальцев стоп, затем перекинулся на ноги, потом перешел на торс, ладони и руки. Достиг его шеи, лишив возможности самостоятельно дышать, и остановился, достигнув области под глазами. 

Отец не потерял своего сознания. Он наблюдал изнутри, как отказывал его организм, конечность за конечностью, мышца за мышцей. 

В палате отделения я подошла к отцу и дрожащим голосом сквозь слезы начала повторять алфавит. «A, B, C, D, E, F, G, H, I, J, K…» На букве «K» он моргнул глазами. Я начала сначала. «A, B, C, D, E, F, G, H, I…» Он снова моргнул на букве «I», затем на «T», затем на «R» и «A»: Китра [Kitra]. 

Он сказал: «Китра, красавица моя, не плачь. Это благословение». 

Голоса не было, но мой отец позвал меня по имени с особой внутренней силой. 

Несмотря на крайне тяжелое физическое состояние, он присутствовал со мной, наставляя и воспитывая меня. Он выполнял роль отца так же, если не больше, чем раньше. 

Бодрствующая кома — самый ужасный кошмар для большинства людей. По-французски ее иногда называют «maladie de l’emmuré vivant», что дословно означает: «болезнь замурованного заживо». Для многих, а может, для большинства паралич — это невыразимый ужас. 

Но для моего отца опыт потери каждой системы организма не был опытом ощущения себя в ловушке. Скорее он был направлением души внутрь себя, притупляя внешние вибрации, раскрывая тайники собственного разума и в таком состоянии заново начиная любить жизнь и свое тело. 

Для раввина и духовного человека, разрывающегося между разумом и телом, между жизнью и смертью, паралич открыл новое осознание жизни. Отец понял, что ему больше не нужно искать божественное за пределами телесного мира. «Рай — в этом теле. Он в этом мире», — сказал он. 

«После инсульта я словно попал в другое измерение»

Первые 4 месяца я спала рядом со своим отцом, стараясь, насколько было возможно, обеспечить ему полный комфорт, понимая глубокий психологический страх человека не быть в состоянии позвать на помощь. Моя мама, сестры, брат и я окружили его вниманием исцеления. Мы стали его ораторами, каждый день часами пересказывая алфавит, пока он нашептывал проповеди и стихи миганием глаз. 

И через нас мой отец смог говорить и поднимать дух, буква за буквой, моргание за морганием. Все в нашем мире стало медленным и спокойным, а гул, трагедии и дух смерти больничных палат отошли на задний план. 

Китра Кахана

Я хочу зачитать вам одну из первых речей, записанных нами в первую неделю после инсульта. Он сочинил письмо с обращением к собранию синагоги и закончил его следующими словами: 

«Когда у меня случился инсульт, я словно вошел в другое измерение: зарождающееся, суб-планетарное, простейшее. Вселенные постоянно открываются и закрываются. Многие перестают расти, когда находятся в подавленном состоянии. На прошлой неделе я сильно упал духом, но я почувствовал обнимающую руку моего отца, и он вернул меня к жизни». 

Когда мы не были его голосом, мы были его руками и ногами. Я двигала их так, как хотела бы двигать своими руками и ногами, если бы они целый день были неподвижны. Я помню, как держала его пальцы возле своего лица, разгибая каждый сустав, чтобы они оставались гибкими и подвижными. Я просила его снова и снова представлять движение, смотреть, как сгибаются и разгибаются пальцы, и мысленно представлять, что двигает ими сам. 

Первый вдох без аппарата

Потом в какой-то день краем глаза я увидела, как его тело плавно заскользило, как у змеи, и непроизвольный спазм прошел по всей длине его конечностей. Сначала я подумала, что это была галлюцинация, ведь я провела столько времени, ухаживая за ним, и так отчаянно хотела увидеть, как что-то реагирует самостоятельно. 

Но отец сказал, что ощущает покалывание; искры электричества вспыхивали и гасли прямо у него под кожей. На следующей неделе он немного начал проявлять сопротивляемость мышц. Начали создаваться нейронные связи. 

Как фотограф-документалист, я чувствовала необходимость запечатлеть его каждое первое движение, словно мама с новорожденным ребенком. Я сделала фотографию его первого вздоха без помощи аппарата, праздничного момента, когда его тело впервые показало мышечное сопротивление, новых адаптированных технологий, позволивших ему проявлять все больше и больше самостоятельности. Я фотографировала окружающие его заботу и любовь. 

Но мои снимки отображали лишь внешнюю историю мужчины, лежащего на больничной койке, прикованного к аппарату искусственного дыхания. У меня не было возможности показать его историю изнутри, и поэтому я начала искать новый язык визуализации, тот, который мог бы выразить эфемерное качество его духовных переживаний. 

Я хочу поделиться с вами одним из снимков, над которыми я работала. Они передают медленное, переходное состояние, которое испытывал мой отец. Когда он начал восстанавливать способность дышать, я стала записывать его мысли. Голос, который вы услышите на этом видео, принадлежит ему. 

Ронни Кахана: «Вам нужно поверить в то, что вы парализованы, чтобы сыграть роль пораженного параличом. Я не играю эту роль. В своих мыслях, в своих мечтах каждую ночь я, словно человек с картины Марка Шагала, проплываю над городом, кружась и вертясь, пальцами ног касаясь земли. Я не знаю ничего об утверждении о человеке без движения. Все находится в движении. Сердце качает кровь. Тело перемещается. Рот разговаривает. Мы никогда не застаиваемся. Жизнь торжествует и угасает». 

Для большинства из нас мышцы начинают сокращаться и двигаться задолго до того, как мы осознаем это. Но мой отец говорит, что его привилегия в том, что он живет на далекой периферии человеческого опыта. 

Словно космонавт, видящий перспективу, которую мало кто из нас когда-либо увидит, он удивляется и наблюдает за тем, как делает свои первые вздохи, и мечтает пойти обратно домой. Как он говорит, он заново начинает жизнь в 57 лет. Маленький ребенок не имеет позиции по отношению к своему бытию, но взрослый мужчина утверждается в своем мире каждый день. 

Открытие моего отца — безвыходных ситуаций нет

Мало кому из нас когда-либо придется столкнуться с физическими ограничениями в такой степени, как у моего отца, но у всех нас будут моменты полного бессилия в нашей жизни.

Я знаю, что часто наталкиваюсь на стены, кажущиеся совершенно неприступными, но мой отец уверяет, что не существует безвыходных ситуаций. Он зовет меня в свое пространство совместного исцеления, чтобы мы смогли подарить друг другу все самое лучшее в себе. 

Сегодня мой отец уже не обездвижен. Он с легкостью движет шеей, у него убрали зонд для искусственного питания, он дышит собственными легкими, медленно говорит своим тихим голосом и каждый день работает, чтобы вернуть полную подвижность своему парализованному телу. Однако работа никогда не закончится. Как он говорит: «Я живу в разбитом мире, и еще предстоит сделать много праведной работы». 

Спасибо. 

Перевод Галины Кузнецовой