«В школе меня хватило на неделю»
— Когда твои родители поняли, что что-то пошло не так и ты развиваешься быстрее обычных детей?
— Сложно сказать, здесь много причин. Я родилась здоровой, но по врачебной ошибке у меня отнялась левая нога, а рука спазмировалась по типу ДЦП. Была сложная реабилитация. Период, когда дети изучают мир в тесном контакте — ползают, трогают предметы — прошел мимо, потому что моя моторика хромала.
Мама интересовалась психологией (потом она получила психологическое образование) и понимала, что мои проблемы не могут не отразиться на когнитивном развитии. С самого детства она мной плотно занималась, отправила на развивающие курсы. Но это не было подготовкой к школе. Мы там учились через игры, песенки, и все запоминалось очень естественно.
У нас дома всегда было много книг. Как-то раз мама готовила на кухне, а я болтала с книжкой в руках. Мама решила, что я просто пересказываю сюжет — эту книжку мы уже читали вместе. Но ей показалось подозрительным, что я запомнила много деталей, и она подсунула другую. Я и эту стала читать. «В смысле, ты читать умеешь?» — «Ну да». Так мы обнаружили, что я читаю (смех).
Русский, математику, природоведение легко запустить в жизни. Зачем читать? Меня окружали книги — и хотелось понять, что там написано. Или мы ходили в магазины за продуктами, и мама включала меня в процесс: «У нас ограничен бюджет, нам нужно то-то и то-то, давай посчитаем».
Да, это занимает время, но, если хотя бы изредка этим заниматься, ребенку становится интересно, он сразу ощущает: «Ой, меня приглашают к взрослому делу». Когда родители видели, что у меня просыпается любопытство к чему-то, они говорили: «Давай обсудим, как работает».
— Родители собирались тебя отдавать в школу? Как они видели твое образование?
— Окончить школу раньше не было идеей фикс. Забегая вперед, скажу: в конце меня, наоборот, притормаживали.
Я родилась в январе. Когда мне было почти 8, в играх у меня появились школьные ролевые моменты: я воображала себя учителем, а игрушки — учениками. И родители решили попробовать.
Папа не отпускал идею, что у меня должно быть 1 сентября, бантики, линейка. Поначалу он был не то что против семейного обучения, но смотрел на него с опаской.
Потом, когда все было хорошо, он расслабился и говорил: «Ну нет, я всегда поддерживал». Но поначалу была тревога, и его можно понять. Это у мамы был опыт учебы дома (из-за проблем со здоровьем она одно время не ходила в школу), а у него нет.
Тогда еще мы жили в Москве. Мама очень скрупулезно выбирала преподавательский состав, и меня записали в бывшую 175-ю школу в Старопименовском переулке. Меня протестировали и сказали, что в первом классе мне делать нечего: «Идите дальше». Протестировали за второй класс: «Нет, идите в третий». А вот в третьем учительница посоветовала остаться.
— Сколько ты там продержалась?
— Мне было интересно, что такое школа и почему все мои знакомые на площадке туда рвутся. Я у родителей спросила: «А я в школу буду прямо ходить?» Мама сказала: «Если тебе интересно, можешь походить. Но если почувствуешь усталость, дискомфорт, обязательно говори, мы сможем опять учиться в привычном темпе».
Меня хватило на неделю. Как сейчас помню утро той пятницы. Было темно, я о-очень хотела спать и еле открыла глаза: «Мам, я, кажется, все. Можно воспользоваться твоим предложением?»
Не помню, чтобы меня как-то особо впечатляли занятия. Общение с ребятами — ну да, но его мне и помимо школы хватало. Большого интереса к этому заведению у меня не было, и усталость пересилила. В ту пятницу я засыпала, и последняя моя фраза была: «Скажи, а они вот так 11 лет и ходят каждый день?» И мы все отыграли обратно.
Единственное, мне надо было приходить в школу на открытые уроки и писать контрольные. Спустя месяц-полтора уволили нашу классную руководительницу, к нам по разным предметам ходили разные учителя. И по математике был учитель из 4-го класса. Она заметила, что опять что-то идет не так (смех), и предложила, чтобы формально я числилась в 3-м классе, но приходила сдавать темы за 4-й — на случай, если вдруг я не справлюсь. Но я все сдавала на пятерки.
Как соседка вызвала опеку
— Складывается впечатление, что дома ты день и ночь сидела за учебниками.
— Нет смысла забирать ребенка из школы, чтобы устраивать школу дома. С шести лет я училась в музыкалке. Музыкальная история началась, наверное, благодаря папе. У него прекрасный музыкальный вкус, он обожает джаз, у нас дома был огромный стеллаж с дисками. Как мама рассказывала, он меня убаюкивал и ставил какой-нибудь блюз, пританцовывал, подпевал. А джаз — это, конечно, саксофон. И поступила я именно на него. Правда, из-за возраста первые два года мне давали только блок-флейту.
Кроме музыки я занималась лепкой, ходила в художку и на танцы — в разное время разные: и балет, и групповые. У меня были проблемы, до шести лет я не расставалась с туторами, и врач сказал, что либо я регулярно занимаюсь спортом и накачиваю мышцы, либо инвалидная коляска — и в добрый путь.
С утра мама очень следила, чтобы я высыпалась. Она не устраивала жестких ранних побудок, я могла спать до 10-11, чтобы пробуждение было естественным.
Во сне устаканивается вся информация, которую ты усваиваешь за день, закрепляются нейронные связи — а в детстве мозг особенно активно формируется, поэтому ломать режим нельзя.
У нас было примерное расписание. Русский и математику я учила в основном «в жизни». Напротив кухни, например, в проеме у нас висели таблица умножения и таблица Менделеева. Пока ела, я могла на них смотреть, искать закономерности, запоминать. По географии, помню, у нас висела карта: я подбегала, рассматривала столицы, страны. И мама не сидела у меня над душой. Мы плясали от моего личного интереса, плюс в доме везде были какие-то стимулы, которые побуждали запоминать.
— Когда ты окончила началку?
— Той же осенью. Зимой папу по работе перевели в Питер, и мы переехали. Там появились проблемы с поиском школы, потому что некоторые отказывались нас приписывать. Может быть, они были не в курсе, что есть закон, который разрешает семейное образование.
В общем, мы нашли школу недалеко от дома, которая согласилась на наши условия. Весной я ходила в воскресную школу при физико-математическом лицее при СПбГУ, а летом мы уехали отдыхать к друзьям в Сочи. Там были дети постарше, я потаскала у них учебники и тетрадки за 5-й класс и с удивлением обнаружила, что, по сути, это повторение. Из нового — история, и то я полистала, она мне показалась легкой, как сказка.
Когда мы возвращались в Питер, я поделилась этой новостью с мамой: «А ты знаешь, что 5-й класс — он ни о чем?» Мы приезжаем домой и решаем закрыть темы, которые я могу сдать. Но директор меняется, а новая наш подход воспринимает в штыки: «такие знания быстро забываются», «я докажу, что ваша девочка ничего не знает» и так далее. Она была против того, чтобы меня зачисляли на семейную форму, и хотела обязать ходить в школу: «Не знаю, как там у вас в Москве это было устроено».
Мама подняла на уши Минобразования, и ей сказали, что директор нарушает закон.
Мы добились своего, но в школе все равно ощущалось напряжение. Да, по бумажкам нас записали, но по-человечески отношение не изменилось.
Я стала ходить на курс по олимпиадам в физико-математическую школу, и это помогло мне закрывать контрольные по математике. По отдельным предметам меня заставляли дополнительно сдавать задания, дотошно спрашивали, на некоторых занятиях даже приходилось присутствовать маме. Потом был момент с опекой, на нас пожаловалась соседка! Но проверка нарушений не увидела, конечно.
— Чем вы соседке насолили?
— Я ходила на тхэквондо в то время, когда, по идее, должна быть в школе. Еще иногда в первой половине дня стояли занятия по саксофону. И как-то соседка спросила: «А ты почему не в школе? Ты болеешь или что?» Ну я по-детски ответила: «У меня времени нет». Что может подумать взрослый человек? А у меня и правда не было времени, я не соврала: спорт, музыкалка, языки…
— С 5-го класса программа начинает углубляться, и просто запоминалок на стенах уже мало.
— Мама научила меня навыкам самообразования: читать книги, отделять нужное от ненужного, структурировать, писать опорные конспекты, конспекты в виде интеллект-карт. И дальше постепенно я могла отходить от маминой помощи и учиться сама. Так осенью я закрыла 5-й класс, запрыгнула вперед, но весной опять что-то пошло не так (смех).
Летом я должна была поехать в лагерь и по некоторым предметам уже могла сдать программу за 7-й класс. Мы сказали об этом завучу, но нас поставили перед выбором: либо сдаете все, либо ничего. Даже для меня это было слишком. И мы стали думать, куда можно перевестись. Мыкались по государственным школам, нас не очень хотели принимать или отвечали так же: «Либо сдаете все, либо никак».
Мы пошли в частную школу, и там мне разрешили сдавать, как было удобно — с условием, что к 9-му классу я сдам все. И уже тогда я стала думать о будущей профессии. Мне очень сильно нравились химия и биология, я хотела уйти в науку, поэтому по профильным предметам меня спрашивали дотошно.
— Почему вы вместо этого не захотели пойти в действительно сильную школу, чтобы там углубленно заниматься той же химией?
— Во-первых, поди найди такую школу. Во-вторых, я все равно проходила материал быстрее. В средней школе мы взяли репетиторов по профильным предметам, потому что в школьной программе есть перекос: по биологии учат физиологию, а по химии еще сидят на неорганике. А как можно изучать физиологию без органики? Это сложно, непонятно и странно.
Мой репетитор приносил свои разработки, мы не привязывались к учебникам, которые рекомендовала школа.
По химии вообще отдельная история. У нас в квартире балкон с выходом на крышу. Репетитор притащил кучу химикатов и пробирок, белые халаты, и мы там летом и весной проводили эксперименты.
Хорошая память, Стокгольм и пять иностранных языков
— Как получилось, что ты проходила программу быстрее? Это память хорошая?
— Думаю, да. Но по той же химии, биологии у меня был свой жгучий интерес: я могла даже вне условного расписания сидеть за книжками, и меня было от них не отодрать. А с остальными предметами просто копалась, писала конспекты. Именно интеллект-карты, кстати, развивали мышление и помогали «ускоренному» обучению, потому что благодаря таким конспектам я могла качественно структурировать информацию.
По той же истории, например, использовала всякие мнемотехники. Прочитать один раз даты каких-нибудь междоусобиц и запомнить на всю жизнь — нет, это не про меня. Приходилось зубрить.
И так я училась до 9-го класса. Потом у частной школы закончилась аккредитация, и формально ее ученики были приписаны к какой-то польской школе — соответственно, в программе стоял польский язык. Мы об этом узнали в последний момент: «Вы на пятерки идете, давайте мы вам для галочки поставим четверку за польский».
Я тогда метила на биотехнологии в Стокгольмский университет, а там нужен средний балл аттестата. Если бы была хоть одна четверка, то сложнее было бы сделать перерасчет и перевод аттестата, потому что программа в Швеции не стыкуется с нашей. Но если бы мы привезли аттестат с максимальным баллом, то он тут же автоматически приравнивался бы к максимальному баллу Швеции. Это бы упростило поступление, и как иностранный студент я бы участвовала именно в «конкурсе аттестатов», то есть я бы прошла по максимальному баллу. Мелочи, но четверка — все равно неприятно, и так дела не делаются.
— Да, ты бы польский за пару месяцев выучила.
— У меня в сумме уже было четыре языка. Но я их не параллельно учила. Английский начала еще в Москве, потом учила раз-два в неделю с переводчицей, она же меня перетянула на французский. Потом был японский, потому что мне нравилась восточная культура. В Питере была программа, и первый год я попала на бесплатное обучение. По английскому я в конце концов записалась в языковую школу и там тоже очень быстро поперепрыгивала между группами и дошла до группы с носителем.
Шведский начала учить для поступления — это, естественно, репетитор раз-два в неделю. Она скидывала мне подкасты, мы читали газеты, слушали радио.
Намного позже появился испанский — когда я занималась музыкой в колледже и думала поступать в консерваторию в Испании. Там я занималась сама и постепенно дошла до того, что очень медленно, коряво, но все же могла изъясняться и поддерживать разговор.
— Есть мнение, что репетитор по иностранному один-два раза в неделю — это ни о чем.
— Зависит от мотивации. Если заниматься один-два раза в неделю и только, будет ни о чем. Основная работа идет между уроками. Это как с психологическими консультациями. Большая иллюзия, что свою проблему ты решаешь только на встрече с психологом раз в неделю. Психика работает от встречи до встречи.
С языками я много практиковалась. Расклеивала бумажки со словами, пыталась формировать простейшие предложения, читать, слушать. Язык — это практика. Ты можешь сидеть и читать словарные слова, но, если ты их не будешь использовать, вряд ли сможешь выудить из головы в нужный момент.
— Почему Стокгольм?
— Мне нравились биотехнологии. Мы с мамой ездили туда, встречались с профессорами, узнавали про поступление, требования: это был бы средний балл аттестата и собеседование (можно на английском). Мне было около 12 лет. Что удивительно, на меня не смотрели косо. Мы погуляли, я увидела лужайку, на которой сидят профессора, общаются со студентами. Меня провели по лабораториям, все рассказали. Я вообще не хотела уезжать.
Мы вернулись домой. Так как в нашей школе не было аккредитации, пошли в лицей «Альма матер» — очень хороший, у них развито дистанционное образование. Нас радостно приняли, и там к 13 годам я закрыла 10-11-й класс. Оставалось написать ЕГЭ. Но мы притормозили и решили сдавать через год. Надо было окончить музыкалку, мы не хотели гонки.
— Но ЕГЭ тебе был и не нужен, по сути. Только для аттестата.
— Да, целый год я просто нарешивала пробники по русскому и математике, продолжала с репетиторами учить химию, физику и биологию — уже по программе вуза, чтобы за границей у меня была основа хотя бы на русском. Весной, за месяц до ЕГЭ, я уехала в Японию, в семью по обмену. Так что вообще не напрягалась.
В ЕГЭ задания довольно однотипные. Школьной программы в принципе хватает. Другое дело, на какой балл ты рассчитываешь. Я не нацеливалась решать все, скажем, по математике. Оба ЕГЭ я сдала на 78-80, на бумажке получила золотую медаль — почему-то именно в тот год медали отменили. Но в Стокгольм я не уехала.
Саксофон по 6 часов в день
— Что на этот раз пошло не так?
— Зимой к нам на мастер-класс приехал Клод Делангль, профессор саксофона из Парижской консерватории. Это один из ведущих преподавателей за рубежом, плюс французская школа — мать классической школы саксофона.
После мастер-класса Клод сам ко мне подошел и спросил, куда я собираюсь поступать. Я сказала, что музыка для меня — просто хобби. «Очень жаль, очень. Подумай, пожалуйста».
И я подумала. Мне 14 лет. Допустим, я переезжаю за границу, учусь на иностранном языке по не самому простому направлению. Насколько это реально потянуть и готова ли я? И музыка мне очень дорога… В общем, я решила идти в училище Римского-Корсакова в Питере, поступила, а спустя два года к нам на мастер-класс из Москвы приехал Никита Зимин. Он победитель конкурса Адольфа Сакса и считается лучшим саксофонистом в мире.
Но Никита Михайлович меня тогда размазал по стенке: «Ты не музыкально играешь, это вообще уровень музыкальной школы». Его подход — довольно жесткий. Но рабочий. У него надо быть либо самым лучшим, либо никаким. Но для меня это была сильная встряска: я хочу заниматься Музыкой с большой буквы или для галочки? И я написала ему огромную простыню: «Без вас я все равно добьюсь своих целей, но лучше, конечно, с вами».
Он согласился, и я к нему через выходные каталась в Москву на мастер-классы целый год. В итоге решила поступать к нему в колледж Шопена. На вступительных по специальности мне все поставили 100 баллов — для Шопенки это редкость (причем Никита Михайлович не сидел в жюри). А по теории я конкретно облажалась. Когда узнала, что все-таки поступила, орала на всю Москву.
— Сколько в день ты играла?
— Когда поступила, я была таким затворником — просто жесть. Часов по шесть занималась точно. Потому что я понимала, куда я поступила и к кому. И чтобы Никита Михайлович уделил мне время, это время надо было выгрызать зубами. У нас не было четкого расписания. С одним человеком он мог хоть три часа позаниматься, а другого послушает 5 минут и скажет: «У тебя ничего не получается, иди занимайся дальше».
А на втором курсе он увидел, что я вцепилась мертвой хваткой, и у нас появилось расписание. Потом я поехала во Францию, в летний лагерь для саксофонистов: туда приезжают топовые профессора из разных консерваторий. Там я познакомилась с испанцем Мариано Гарсия: ему понравилось со мной заниматься, и он пригласил меня на свои мастер-классы в Испанию — бесплатно.
Это было летом, зимой я туда поехала, там встретила свой день рождения. Плюс мы пообщались, и я решила поступать не в Парижскую консерваторию, куда метили все ученики Никиты Михайловича, а в испанскую. Я ездила две зимы подряд на мастер-классы, но все еще раз пошло не так.
«Я положила все силы на то, чтобы поступить»
— Что заставило тебя развернуться и поступать в Сеченовку на клинического психолога?
— Меня сильно прошиб карантин. Я метила в Испанию, уже работала в квартете, мне очень все нравилось. Но карантин затянулся, и было тяжело думать, что и в будущем вот так в один момент все могут оказаться в изоляции. А профессия музыканта подразумевает, что ты не только для себя играешь.
Я видела себя как артист, хотела и сольно выступать, и в коллективе. Но стала искать профессию, которая позволит мне зарабатывать.
Чисто житейски я любила наблюдать за людьми, анализировать их поступки. Мы с мамой все время обсуждали причины поведения персонажей в книгах и фильмах. Наша настольная книга была «Философия для детей». И в целом мама на самые нижние полки ставила какую-нибудь социологию, психологию…
— То, что точно понравится ребенку.
— Да! И как-то все естественно сошлось, я решила поступать в Москву на психолога: либо в МГУ, либо в Первый или Второй медицинский. На всякий случай подала в Питер в СПбГУ и в медицинский.
— С каким ощущением возвращалась к ЕГЭ?
— У меня была цель, и я положила все силы на то, чтобы поступить. Купила курсы по математике и биологии в онлайн-школе, потому что все-таки семь лет не подходила к ЕГЭ вообще никак. Вместо того чтобы самой изобретать велосипед, я решила заплатить и заниматься системно.
В тот год я параллельно выпускалась из колледжа, мы уже занимались очно. Но все мое расписание строилось вокруг ЕГЭ. Я просыпалась, учила либо биологию, либо математику, ездила в колледж, отсиживала пары, возвращалась домой, занималась по специальности и опять готовилась к ЕГЭ.
По биологии приходилось чуть больше напрягаться, чем по математике, потому что там во второй части можно написать без биологических ошибок, но не попасть в ключи и потерять баллы. И я на это напоролась. Расписала одно задание на полтора листа А4 и выскребла только один балл, это очень обидно.
— Не было желания написать все на 100?
— Нет, я и по пробникам до 100 не дотягивала, по биологии у меня было максимум 86. И в математике я разбирала не все задания. Например, стереометрию я не трогала вообще и даже не хотела. Потому что слишком много непонятных конструкций и мало баллов. Я смотрела, какие баллы мне нужны и из чего я могу их получить. Выбирала те задания, которые ближе, понятнее, проще.
По русскому не покупала курс, а смотрела открытые вебинары: попала на короткий интенсив по сочинению, а так нарешивала пробники.
С сочинением я заранее продумала все варианты тем, которые могут попасться, и аргументы. В итоге по русскому получила 100, по математике — 80, по биологии — 76.
Я была довольна баллами, но переживала, а хватит ли их. В год моего поступления публиковали только анонимные списки, и нельзя было посмотреть рейтинг своих конкурентов в других вузах. Неопределенность выматывала очень сильно, но я оказалась третьей в списке.
— Что ты чувствовала, отказавшись от саксофона, Испании? Для чего были эти занятия по 6 часов в день?
— Конечно, было грустно. Я продала один инструмент, сопрано — тому человеку, который тоже учился у Никиты Михайловича. Точно знала, что в хорошие руки. Хоть и кусок железа, но к нему очень сильно привязываешься.
Альт-саксофон у меня остался, я его продавать не хочу, но за последние два года наигрывала что-то пару раз для себя и больше не притрагивалась. Все-таки фокус внимания сейчас на другом. Это был прекрасный период, который подарил мне много знакомств, путешествий и воспоминаний, которые греют мне душу до сих пор. Это самое главное.
«В семье никогда не говорили, что я лучше других»
— Сейчас ты на третьем курсе. Как думаешь, при желании могла бы раньше выпуститься из универа?
— Скорее всего, нет. Очень много сложных предметов — неврология, нейропсихология и так далее, спрашивают их довольно подробно. И работа в основном тоже проводится не на самих парах, а между. Ты сам ищешь информацию, читаешь дополнительно. К тому же все мы немного к разному склонны. Кто-то пойдет в науку, кто-то — как клинический психолог работать в клинику. Кто-то займется частной практикой. Исходя из этого, в универе дают базу, на которую ты сам надстраиваешь то, что тебе интересно.
Плюс-минус я иду на уровне со всеми. У нас есть очень способный однокурсник. Он как машина — опережает нас всех вместе взятых. Но сейчас я и не вижу смысла в гонке. Быстрее окончить вуз, чтобы что? Что будет дальше? Это же не деньги, которые мы можем сэкономить.
Мы экономим время. А что такое время? Ты его не пощупаешь. Жизнь — она сейчас и на университете не заканчивается. Я довольно серьезно занимаюсь бодибилдингом: железо, приседы, тяги… У меня была история с нервной анорексией в подростковом возрасте, и спорт для меня — это работа на свое здоровье.
— Нервная анорексия? На фоне чего?
— Мы в быту привыкли говорить просто «анорексия», но полный термин — именно «нервная анорексия». Если раскладывать причины в целом расстройства пищевого поведения (РПП), всегда найдем сочетание факторов: это и генетика, и личные психические особенности, и социальные факторы.
Насчет генетики я не знаю, что у меня в ДНК. Из моих личных особенностей могу назвать перфекционизм: я очень люблю, чтобы все было по правилам, в стройной системе. Ну а социальный аспект — я занималась балетом. Именно я принесла в семью идею, что есть булочки категорически нельзя. Пазл сложился, плюс был стрессовый период: мама уезжала в Москву по делам, ее не было рядом, а я думала, куда двигаться и поступать. Получилось то, что получилось.
И сейчас для меня спорт уже не столько про визуальную картинку, сколько про силу. Он расширяет возможности, помогает изучить свое тело.
Раньше я была как будто настроена против себя самой и воспринимала тело как врага. Сейчас наоборот: «А на что мы способны? Ой, как интересно».
— Что планируешь делать дальше?
— Я как раз уже развиваюсь по работе с РПП, прошла курс переквалификации, принимаю девочек, у которых есть проблемы с образом тела, с перееданиями. Я сама понимаю, каково это и как оно работает, и очень хочется помогать людям, которые сталкиваются с такими же проблемами. Возможно, в будущем я хотела бы открыть свою клинику или работать в команде со специалистами — психологами, диетологами, тренерами. Сейчас меня зовут на спортивные курсы как психолога, так что поезд уже начинает двигаться в ту сторону.
Но это что касается профессии. Сейчас я в отношениях на расстоянии. Хочется, чтобы и личная сфера не проседала относительно карьеры. Мечтаю путешествовать. Когда я занималась музыкой, этого было очень много, а сейчас не хватает. Ну и спорт: не представляю себя без него, да и в целом не собираюсь экспериментировать. У меня были периоды, когда я несколько недель не занималась и опять начинали ныть колени.
— Тебя наверняка не один раз называли вундеркиндом. Что ты сама об этом думаешь?
— Тогда я была ребенком и очень смущалась. Это звучало как: «Ты какая-то странная, ты от нас отличаешься». У нас в семье никогда не говорили, что я лучше других. Фокус был не на этом. Да, так получилось, что школу я окончила раньше. Это объясняется совокупностью факторов: та же генетика, то же воспитание, у моей мамы был опыт, и она не побоялась перевести меня на семейное обучение.
Очень часто я слышала в свой адрес слова в духе: «Рядом с тобой я чувствую себя тупым». И я замыкалась, даже на уровне телесном, как будто сделала что-то плохое. Одаренность не ставила меня на ступень выше других. У каждого из нас одаренность своя. Кто-то лучше развит в живописи, кто-то в математике, кто-то в строительстве.
Если выбирать фактор «кто быстрее пройдет школьную программу», ну да, по этой строчке можно сказать, что я особенная. Но так глобально получится, что мы сравниваем людей. Для меня это и как для психолога, и как для человека странно. За такими сравнениями как будто теряется сама суть человечности.
Фото: Жанна Фашаян и из личного архива героини
