Мария Семенова
Мне почти тридцать. Я вполне осознанна и не слишком инфантильна, и именно поэтому мне ужасно стыдно, что мне могут причинить боль абсолютно невинные слова. Например, Palm Beach Hotel. Или «бич нашего времени». Или «какой-то бич попросил у меня денег».
Два года, седьмой и восьмой класс школы, я постоянно слышала слово «бич» в шуме деревьев за окном или льющейся из крана воде. Два года до этого, пятый и шестой класс, я каждый день слышала слово «бич» в школе. Миллион раз за день. За всю жизнь у меня было только одно прозвище — это оно и было. Мои одноклассники сами толком не знали, что это значит и откуда взялось. Кто-то сказал, что это переводится как пляж. Кто-то другой ответил: «Да нет, это просто русское слово такое».
Когда я читаю истории людей, переживших травлю, я чувствую что-то вроде синдрома самозванца. Это вот эти выросшие дети, которых каждый день били, окунали головой в унитаз и всячески унижали, имеют право быть травмированными, — а я давным-давно должна была обо всем забыть.
Я помню несколько случаев физического насилия в начальной школе, но это не травмировало меня.
Однажды мне поставили подножку, а я упала как-то прямо, не сгибаясь, как оловянный солдатик, и очень больно ударилась головой об пол. Другой раз мне выстрелили вплотную в лоб из игрушечного пистолета (помните эти бронебойные пластиковые пульки?), и у меня выскочила огромная шишка. Еще когда-то мои вещи спустили с горки, и я собирала их внизу. Однажды мой отец пришел с утра в школу поговорить с моей классной руководительницей, сказал ей, что «Машу обижают мальчики». В тот же день на первом уроке кто-то меня стукнул, я повернулась и ударила в ответ, и наша учительница, не профдеформированная, а просто неопытная девочка, заявила на весь класс: «А потом папа приходит и жалуется, что Машу обижают мальчики». И все засмеялись. Ах да, еще у меня до сих пор загадочная черная точка на плече — это кусок грифеля под кожей, остался с тех пор, как в меня воткнули карандаш.
У меня нет ощущения, что эти события были чем-то исключительным, а значит, скорее всего, физического насилия было больше. Возможно, мелкие тычки и затрещины были каждый день, но это забылось и не причиняет боли. До сих пор в моей голове на этих событиях стоит маркер «это нормально».
Все, что выше, относится к начальной школе, а вот в пятом-шестом классе я не помню физического насилия. Может быть, меня толкали или били, но не сильно, не толпой, не до синяков, я бы запомнила. Так что когда я пытаюсь объяснить самой себе, почему именно это время осталось в памяти настоящим адом, я, в общем-то, не могу. Я помню только одно слово — слово и больше ничего. Возможно, эмоциональное насилие страшнее физического. Возможно, лишение имени сродни лишению личности.
Чуть позже я пыталась проанализировать, почему же это произошло именно со мной. В моем классе был мальчик на полголовы ниже меня, отличник в очках, несколько детей с лишним весом, несколько двоечников, а я была по всем параметрам серединка на половинку. Кажется, даже не самая бедная. Ни то ни се.
Не то чтобы я часто думала о тех событиях — изолированно я вообще о них не думаю. Но как человек, склонный к рефлексии, я не могу не анализировать свое весьма слабое умение сближаться с людьми, и каждый сеанс самоанализа снова упирается в стену школы № 72 города-героя Тулы.
Всю жизнь мне казалось, что это очень стыдно. Стыдно и неприлично.
Стыдно оказаться жертвой травли в десять лет, но гораздо более стыдно не забыть об этом в пятнадцать-двадцать-тридцать лет.
Однажды одна моя приятельница на пассаж о каких-то (других) травмах детства сказала: «Полезно вспомнить, что ты уже выросла». Она, конечно, хотела как лучше. Но блин. Я помню, что выросла. Я не нарушаю своих обязательств, стараюсь думать о чувствах других людей и плачу за коммуналку. Я взрослая и не прошу скидок за детские травмы, но дело в том, что само их существование как будто… нелегитимно.
Я никому не рассказывала об этом, когда мне было десять. И когда мне было двадцать. Но когда мне почти тридцать, я подумала, что, может быть, смогу как-то переосмыслить этот опыт, если начну о нем говорить.
Скажите мне что-нибудь. Страшно кричать в пустоту.
