На днях в Интернете распространилась видеозапись (http://www.youtube.com/watch?v=GSu4t16ymkc&feature=player_embedded), где группа православных активистов осаждает посетителей кафе «Му-му» и настойчиво требует у одного из них снять для публичного сожжения «богохульную» футболку с надписью «Богородица, Путина прогони». «Православные миссионеры», а именно так назвали себя осаждающие, вполне гордятся своим поступком и даже опубликовали реплику (http://alexandrpikalev.livejournal.com/609574.html), где признаются в спланированности этой акции и в поддержке со стороны церковных структур. Если это и есть новое миссионерство, или как сейчас модно говорить «миссионерство версии 2.0», то встает вопрос, что же от него следует ждать?
Православное миссионерство 1.0.
У православных христиан в первое десятилетие после крушения СССР, как-то само собой разумелось, что миссионерство, катехизация, работа в воскресных школах не может существовать в отрыве от педагогики, от длительного процесса воспитания. Многие преподаватели православных курсов и институтов в те годы считали, что выпустить на проповедь человека незнакомого с трудами Ушинского, Зеньковского, Куломзиной и даже с «Педагогической поэмой» Макаренко просто не допустимо. Учебные курсы тех времен для желающих проповедовать наряду с вероучительными темами обязательно включали в себя и педагогические и культурологические дисциплины. Внимание уделялось и русской литературе и словесности. Очень много размышляли о том, что миссионеры ждут от христианской проповеди, какие средства возможны, в чем именно христианскость? Появился новый термин – «христоцентричность».
Пастырское и педагогическое осмысление христианской проповеди и образования в 90-х формировалось в немалой степени благодаря протоиерею Глебу Каледе и Людмиле Васильевне Суровой. Их книги, методологические и методические рекомендации до сих пор актуальны.
Кстати, уже тогда протоиереем Борисом Ничипоровым в отношении к детям была поднята очень важная, а может быть и определяющая тема совмещенности или даже растворенности «православия» в различных направлениях обучения и воспитания, к примеру, в краеведении, словесности, живописи, хоровом пении, и даже в борьбе самбо или авиамоделировании. Чем профессиональнее эти направления реализовывались бы, тем лучше для будущего, ибо высокая квалификация преподавателей и конкурентноспособность с светскими кружками, студиями или секциями приносит уважение и привлекает большее количество людей.
Именно в 90-е была очень популярна тема противодействия сектам. Многое было опробовано. Тогда уже пришли к осознанию необходимости профессионального комплексного подхода, в основе которого лежит организация реабилитационного пространства. Дискуссии, переубеждения и тем более разоблачения — это не более чем «верхушка айсберга». Не стоит на них зацикливаться. Необходима серьезная длительная в том числе психотепевтическая работа с пострадавшими и их родными. К концу 90-х начал формироваться первый опыт основанный на переводных монографиях западных специалистов, к примеру С.Хассена.
Для той эпохи был важен разговор о человеке, о педагогике, о том, что проповедь Евангелия должна быть своевременной, компетентной, имеющей отношение к сегодняшнему дню. Она — начало длительного процесса христианской жизни и может быть основанной только на свободе слушающего. Прежде чем выйти к людям «новоиспеченный» миссионер должен был научиться уважать тех к кому обращался, доверять им, стараться понять их мировоззрение, и даже антицерковные мотивы. Миссия — не в том, чтобы «впарить истину», а в том, чтобы вступить в диалог, поверить в человека, услышать его, предложить ему свое свидетельство о Христе.
Очень много для начинающих миссионеров значили и живые примеры епископов, священников, церковных педагогов. Это интеллигентные, вежливые, открытые, внимательные, доступные, уважающие чужое мнение люди. Я говорю о митрополите Антонии Сурожском, об уже упомянутых протоиерее Глебе Каледе, протоиерее Борисе Ничипорове, о протоиереях Федоре и Николае Соколовых, протоиерее Вячеславе Резникове, о протоиерее Алексии Уминском, об игумене Петре (Мещеринове), о священнике Игоре Кирееве, о Л.В. Суровой, об И.Н. Мошковой, О.М.Потаповской и многих других.
Начинающих миссионеров вслед за о. Василием Зеньковским учили, что «Добро должно стать собственной, внутренней дорогой, свободно возлюбленной темой жизни. Никакие привычки, заученные правила, устрашения не могут превратить добро в подлинную цель жизни». Наверное лучшей квинтэссенцией той эпохи стали слова Ирины Николаевны Мошковой, что задача миссионера и церковного работника — пробудить у человека произволение ко спасению во Христе и пробудить доверие к Церкви. Само это слово «пробудить» не имеет ничего общего с понятиями «переубедить», «запугать» и тем более «затролить». На слуху были и слова о.Глеба Каледы, что миссионер призван привести человека к радостной жизни со Христом.
Почему не прижилось?
К огромному сожалению, то миссионерство, которое я назвал «1.0» не прижилось. Не сложилась и профессиональная работа с детьми, не встала на ноги и системная антисектантская работа. Это произошло, прежде всего, потому, что миссионерство, да и вся церковно просветительская работа лет десять назад подошли к такой стадии, после которой наступает либо профессионализация и развитие, либо уход специалистов и, как следствие, перезапуск и даже временное обнуление. Профессионализм требует обустроенных рабочих мест и финансирования, а так же пространства и полномочий для развития. Но миссионерство ни в те времена, ни сейчас так и не стало местом инвестирования. Оно было пущено на самотек, а значит так и осталось на любительском уровне.
Вторая причина в том, что после СССР в абсолютном и относительном количестве Русская Церковь имела слишком мало активистов, преподавателей, миссионеров. Думаю на всю страну это единицы тысяч. Для сравнения на одну воскресную школу с сотней учеников и десятью преподавателями с нагрузкой 4 часа в неделю мы имеем, как минимум, три-пять общеобразовательных школ, в каждой из которых несколько тысяч учеников и десятки преподавателей с нагрузкой 30 часов в неделю каждый. Этим я хочу сказать, что развитие столь малочисленной миссии должно было быть и было очень постепенным и на первых порах его трудно было отличить от статистической погрешности, что впоследствии и было принято за безрезультатность.
Третья причина в том, что миссия все время противостоит общественному мировоззрению. Брошенные семена должны прорасти, вырасти и принести плод. Россияне, а вернее советские люди на радостях принимали веру, та прорастала, но не могла укорениться. Секулярное мировоззрение и образ жизни, укорененные в советском прошлом, становились теми сорняками, что забивали ростки христианства. Советский народ и его дети оказались не готовы к свободе, к взрослению, к самостоятельной ответственной религиозной жизни.
Миссионерство 2.0.
Русская Церковь не монолитна. Многообразие взглядов на миссию и организацию проповеди свидетельствует о свободе, о жизни, о творчестве. Наряду с тем самым «миссионерством 1.0» было в Русской Церкви и иное миссионерство — то в котором все определяет позиция носителя «истины в последней инстанции». Убежденность проповедника, что его слова неискаженно транслируют волю Божию, приводит к тому, что их неприятие или неисполнение неминуемо ставит слушающего в положение обвиняемого и даже уже осужденного. Наиболее ярким и известным проповедником и миссионером такого типа был священник Даниил Сысоев. Правда, надо сказать, что такая уверенность в собственной абсолютной правоте у отца Даниила во многом компенсировалось его очень цельной, подвижнической жизнью, добрым отношением к людям, вежливостью, образованностью и даже обаянием.
Однако, со времени смерти о.Даниила вышла на свет целая плеяда его последователей, истинных и мнимых. Насколько я могу судить, те ребята, которых мы видим на упомянутом видео, пришли в Церковь достаточно недавно и, прослушав краткий курс лекций, возомнили себя «носителями истины», как бы сказали себе: «раз я защитник Церкви, а Церковь в беде – то мне все можно!» Успех такой миссии определяется неподдельной искренностью и групповой сплоченностью в противовес воющему с ними обществу. «Окученный» человек очень просто принимает идеологемы и жизнь в «общине», где он защищен от «врагов» и «злодеев». Это не столько миссия свидетельства, миссия «за», сколько миссия дискредитации, миссию «против». Новые миссионеры прошли мимо той традиции Церковной жизни и традиции церковной проповеди 90-х о которой я говорил выше. Если привести советскую аналогию, то получилось, что выпускники ПТУ или, как сейчас говорят колледжей, начитавшись советских партийных газет, вдруг стали учителями и даже судьями.
Но все это не имело бы серьезного значения, если бы этому типу миссионерства не дал новую жизнь известный принцип, ставший сегодня определяющим и для многих православных: чего нет в телевизоре того нет в жизни. Значение имеет только то, что способно привлечь СМИ, дойти до тысяч людей и пропиарить перед светскими властями. Нравственная составляющая событий или слов, их педагогическое, а не рекламное или манипулятивное значение, ничего не значат. Главное – рейтинг, «лайки», количество просмотров, имидж. Этот принцип и определил жизнеспособность и популяризацию нового миссионерства, создав версию «2.0».
В «телевизор» попадают только короткие, достаточно неглубокие по смыслу, необоснованные и бездоказательные сообщения, обличающие кого-либо, запугивающие или предписывающие что-то. И это именно то, что умеют «миссионеры 2.0». Понятно, что такая миссия в глазах проповедников на 100% «эффективна», ведь послание видят и слышат сотни тысяч или миллионы. Правда, никто не хочет замечать, что «эффективность» диктует примитивность содержания. Так, к примеру, «миссионерским» результатом дебатов про Pussy Riot стало не знакомство с Евангелием, а убежденность миллионов россиян, что «амвон» и «солея» — это священная часть храма, где женщинам быть – страшный, если не смертельный грех. При этом, мало кого беспокоит, что такая «истина», в общем, не имеет никакого отношения к православному христианству.
Что ждать в ближайшем будущем?
Последние месяцы от лица церковных публицистов и спикеров звучат слова, что высокая культура, интеллигентность, гуманность – это плохо, ибо неэффективно. Мы слышим, что интеллигенция показала свою несостоятельность, что хватит сюсюкаться, что настало время приступить к действиям. В итоге, богословие, искусство, история, педагогика все больше скатываются на обочину жизни. Эта тенденция, боюсь, будет только нарастать.
От «миссионерства 2.0» следует ждать прежде всего показухи, именуемой «акциями», красивых отчетов, иными словами, PR-а Православия через продвижение в общественное сознание разного рода идеологем про «аборты», «гомосексуалистов», «белоленточников, предавших Христа», грех религиозного и политического «либерализма», «Божье возмездие» и т.д. Боюсь, что тема организации, поддержки и развития регулярной, профессиональной, ответственной мисси, как проповеди Евангелия, на ближайшее время закрыта.
Важно понимать, что «миссионеры 2.0» очень быстро усвоили урок осуждения Pussy Riot. «Религиозные чувства», «богохультсво» из «тонкой материи» в их руках превратились в кувалду, которой можно не только сносить какие-то преграды, но и «перековывать» людей, и даже братьев христиан, отправляя их в отделения милиции и суды. А это всерьез значит, что не только прохожий с майкой «Богородица, Путина прогони», но и учительница биологии, проповедующая «ересь эволюционизма» и православный, признающий в католиках братьев во Христе и, что уж совсем грустно, христианин недовольный «путинским режимом» могут попасть «на наковальню».
