1.
Афера Чичикова достаточно незамысловата и в то же время хитроумна. В XVIII–XIX веках государство проводило ревизии, то есть перепись крестьянского, подневольного населения. Сведения о крепостных вносились в «ревизские сказки», на их основе рассчитывали «подушную подать» (имущественный налог по-нашему), которую платили помещики. Точно так сегодня мы платим налоги с автомобиля или земельного участка.
Но проблема состояла в том, что число крепостных у каждого помещика постоянно менялось по естественным причинам: одни умирали, другие рождались, тогда как размер налога оставался фиксированным до следующей ревизии. И если у владельца умирало слишком много крестьянских душ, которых не в полной мере замещали вновь рожденные крепостные, то помещику приходилось переплачивать казне, пока не проведут переучет в следующей переписи крестьянского населения и не «спишут» умерших.
Фото: placeit.net
Тут-то и появляется обаятельный Чичиков, который предлагает выкупать «мертвые души». Помещики, не понимая смысла заманчивого предложения, тем не менее соглашаются: почему бы и не нажиться на мертвых крепостных — те уж точно в обиде не будут.
В чем же собственная выгода заезжего дельца? Чичиков — коллежский асессор, чиновник не самого низкого, но и не самого высокого ранга. Он кое-что смыслит в законах и знает, как ими воспользоваться. В голове Чичикова зреет план. Чтобы раскрыть суть его замысла, необходимо сделать небольшое отступление и привести историческую справку.
2.
В гоголевской России существовали опекунские советы, управлявшие воспитательными домами и приютами. Советы почти не получали постоянных ассигнований из казны, а перебивались случайными пожертвованиями и собственным доходом. Пожертвование — штука непредсказуемая, поэтому опекунским советам постоянно приходилось самим изыскивать деньги. Только вот какой доход можно иметь с богоугодных заведений? На самом деле опекунские советы активно выдавали кредиты, взимая за это проценты с заемщиков, а в качестве залога принимали крестьян. Помещики, не сумевшие расплатиться по долгам и процентам, должны были отдавать заложенных крестьян точно так же, как сегодняшние должники вынуждены при просрочке отдавать заложенный перстень или колье. Единственное требование, которое предъявляли опекунские советы, — у крестьян должна быть своя земля, которую те могли бы обрабатывать. Фактически такие организации действовали как банки.
Несовершенство законов подсказало Чичикову, как действовать.
Он задумал по дешевке скупить «мертвые души» (давно умерших и существующих только на бумаге крестьян) у провинциальных помещиков, а заложить их в столичном опекунском свете, получив за это огромный кредит. После этого аферист был бы таков…
И даже земельный вопрос решился сам собой: в те годы царская Россия задумалась о заселении Новороссии, обещав всем желающим выдавать землю на Херсонщине задаром, только бы те согласились переехать туда. Выходило, что Чичиков мог «инвестировать» в покупку мертвых крестьян по рублю, а то и меньше, не тратиться на их содержание, прикрепить их к бесплатным землям в Новороссии, а потом еще получить в опекунском совете кредит за каждого в несколько сотен рублей.
Чичиков, конечно же, чистой воды мошенник, и его действия выходят за рамки гражданского права — за них он должен отвечать перед уголовным правом. Но и у гражданского законодательства есть что сказать по этому поводу.
История Чичикова чем-то похожа на сделку Антонио и Шейлока из «Венецианского купца»: там тоже гражданско-правовая сделка была порождением злого умысла. За аферой всегда стоит желание использовать закон не во благо, а во вред. Поэтому договоры, которые заключили Чичиков и глуповатые помещики, прямо и безусловно не только нарушают общественную мораль, но и противны духу закона, его интенции.
3.
В «Золотом теленке» Ильи Ильфа и Евгения Петрова упоминается второстепенный персонаж, некий зиц-председатель Фунт, всю жизнь служивший главой учреждений в различных фирмах-однодневках. Нехитрые махинации рано или поздно раскрывались, а Фунту, как номинальному директору, полагалось отправиться в тюрьму — для этого его, собственно, и брали каждый раз на службу.
«Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия — страдать за других».
Своей работы мошенник не только не стыдится, но и по-своему гордится ею.
«Я всегда сидел. При Александре Втором “Освободителе”, при Александре Третьем “Миротворце”, при Николае Втором “Кровавом”. <…> При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при нэпе! Как я сидел при нэпе! Это были лучшие дни моей жизни! <…> А теперь я хожу и не узнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товарищество на вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом? Где это все? Безобразие!»
Понятно, что Чичиковы и Фунты никогда не будут полностью изжиты.
Поэтому в Гражданском кодексе им посвящается специальная статья о злоупотреблении правом. Не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом).
О злоупотреблении правом говорят в тех случаях, когда действия человека или организации формально соответствуют закону, но фактически они продиктованы некой дурной целью. Цель Чичикова — не купить крестьян, а обмануть опекунский совет. Фунт, соглашаясь возглавить очередные «Рога и копыта», изначально знает, что реально он ничего делать не будет, а нужен на своем месте лишь для прикрытия афер.
Такая дурная цель заражает собой плоды Гражданского кодекса, заставляя их гнить на дереве еще до того, как они поспеют. Гражданский закон наделяет нас огромными правами, но требует пользоваться ими с умом и с чувством меры. В противном случае наши планы разобьются на тысячи осколков, а нас самих будет ждать участь Чичикова и Фунта.