«Зачем
Фото: pexels.com
Фото: pexels.com
Перед абортом Регине приснилась девочка. Она проснулась в слезах и решила, что сохранит будущего ребенка. Но почему-то послушалась медсестру… Потом Регина раскаялась в этом поступке. Всю жизнь она оплакивала ту девочку из сна. Пока не встретила ее в храме. «Правмир» публикует отрывок из книги «Искусство малых шагов», которая недавно вышла в издательстве «Никея».

Священник Александр Дьяченко

Девочка из сна

— Я любила своего мужа, — признается Регина, наша прихожанка.

Мы с Региной знаем друг друга уже много-много лет, а познакомились еще до моего прихода в церковь. Она же воспитывалась в вере с самого детства. 

— Вместе с мужем мы растили двоих сыновей. Когда младшему исполнилось три года и он пошел в детский сад, я решила, что пора и мне возвращаться на работу, благо, место за мной сохранялось. Со всеми обо всем договорилась, завтра мой первый после декрета рабочий день, и вдруг я понимаю, что снова беременна. Как же это было не вовремя. Представила: снова ходить с животом — я тяжело переносила беременность, частые интоксикации, потом рожать. Младенец требует к себе постоянного внимания, а у меня еще двое малышей, старший из которых только должен был пойти в первый класс. Муж постоянно на работе. Родители далеко. Мама и так от нас два года практически не выбиралась. Отец все это время жил один, вида не показывал, но я понимала, что и ему надоело его вынужденное одиночество. Как они отнесутся к появлению на свет очередного внука или внучки? Да понятно, как. Все будут недовольны. 

Решила посоветоваться со своей лучшей подругой Анной, та работала медсестрой у нас в поликлинике. «Аня, проблема, что делать? Ума не приложу». — «Нашла о чем беспокоиться! Тоже мне проблема. Я с Михаилом Васильевичем, нашим гинекологом, поговорю, и решим мы твою проблему». 

Уже через несколько дней я входила в женскую палату хирургического отделения. Мне предстояло переночевать, а утром отправиться на аборт. 

«Михаил Васильевич меня как специалиста уважает, — откровенничала словоохотливая Анна. — Собирался в отгулы. Друзья к нему должны были приехать. Рыбалка там, шашлыки. А я за тебя попросила, сказала, срочно надо, на работу человеку выходить. И так двое мальчишек на шее. Мол, войдите в положение. Что ты думаешь, доктор сразу созвонился с друзьями и по моей просьбе перенес дни отгулов. Так что учти, подруга, операцию тебе делаем по моей протекции», — улыбнулась Анечка. 

На аборт я решилась, а у самой на душе муторно. У меня же все предки верующие, в церковь ходили. Иконы на кухне висят, еще от бабушки достались. Иногда встану вот так вечером, перекрещусь на них и что-нибудь попрошу. Молитв я особо не знала, но «Отче наш…» и «Богородице Дево, радуйся…» помнила с самого детства. И тот факт, что аборт — это грех, понимала отчетливо. Потому и душа у меня болела. Если бы не обстоятельства, ни за что бы не согласилась. 

Накануне операции уже поздно вечером наконец уснула и вижу сон. Будто идем мы по берегу вдоль реки с маленькой девочкой лет шести, может, чуть больше.

Она держит меня за руку. Иногда поднимает головку вверх и смотрит мне в глаза. Будто ждет от меня чего-то.

Потом опускает глазки вниз, и мы идем дальше. 

Наконец дошли мы с ней до какого-то места на берегу и остановились. Девочка отпустила мою руку. Снова молча посмотрела мне в глаза. Потом повернулась лицом к реке и пошла ножками прямо по воде, будто она совсем ничего не весит. Перешла на тот берег. Встала и смотрит на меня. Вижу, машет рукой и что-то такое мне говорит, но я никак не разберу. Но понимаю, что говорит она это с любовью. 

Проснулась в слезах. Сердце колотится. Девочка будет. Не пойду на аборт. Встала, оделась и принялась собирать сумку. Уже уходить, но не успела. В палату, будто предчувствуя, что я попытаюсь сбежать, проскользнула моя Анечка: «Ты что это удумала?! Сбежать хочешь? Михаил Васильевич уже приехал и ждет. Он ради тебя от шашлыков отказался. Навстречу тебе пошел, а ты такого человека подводишь! Меня подводишь! Даже и не думай. Марш за мной». 

Схватила меня за руку и тащит. И я точно загипнотизированная покорно поплелась за ней в кабинет гинеколога. 

Не родилась моя девочка. До сих пор вспоминаю ее темненькие волосики, собранные сзади в хвостик, и голубые глазки. Успокаивала себя, мол, у меня двое мальчиков. Придет время, вырастут, женятся. Внуков мне нарожают и обязательно внучку. Очень надеялась. 

В четырнадцать лет от роду заболел мой младший сыночек. Заболел тяжело и, проболев год, умер. Его смерть и похороны вспоминаются, как будто все это происходило во сне и не со мной. 

Старший — тот уже учился в институте на первом курсе — отправился с приятелями на вечеринку и пропал. Никто из ребят не мог вспомнить, в какой момент это случилось и куда он подевался. Это известие я приняла почему-то на удивление спокойно. Уже не мальчик, человек взрослый, в глупостях особо не замечен. Ладно, ночь погуляет, а утром вернется домой. А утром его тело обнаружили в двадцати километрах от дома. Я была на работе. Мне позвонили из милиции и пригласили на опознание. Дело уголовное завели, но убийц не нашли. 

Остались мы с мужем вдвоем. А теперь я доживаю век уже одна и все думаю о своей не родившейся девочке. 

На днях встречаю Анну и говорю ей: «Ты виновата! Если бы ты не остановила меня в то злополучное утро, жила бы я сейчас со своей доченькой в окружении собственных внуков. А ты: “Михаил Васильевич отгул перенес! Михаил Васильевич от шашлыков отказался”!» 

Анна меня слушает, а чувствую, что сама она на грани, вот-вот заплачет: «Что же ты мне душу рвешь, а, Регина? Дура ты, хоть в крещении и Маргарита. Зачем ты меня тогда послушалась? Зачем?! У тебя что, собственных мозгов нет? Бегом за мною бежала. Шашлыки. Да пропади они пропадом, эти шашлыки! А Михаилу Васильевичу пойду и скажу, что все, в абортах я больше не участвую». 

«Папа, мы хотим ребенка, но у нас не получается»

С того нашего разговора с Региной прошло несколько лет. После литургии выхожу из алтаря и слышу: 

— Батюшка, простите, что отвлекаю, — вежливо, но настойчиво обращается ко мне взрослый мужчина, на вид лет шестидесяти, — я бы хотел принять крещение. Как это можно реально сделать? 

— Хотите креститься? Очень хорошо, а как ваше святое имя? 

— Вы имеете в виду, как меня зовут? Понятно. Меня зовут Михаил Васильевич, я врач-гинеколог с тридцатилетним стажем. <…>

Всю свою жизнь я работаю гинекологом. Работа у меня, как у любого врача, нелегкая. Но множество плюсов от моей положительной деятельности перечеркнуто тем, что мы у себя в больнице проводили искусственное прерывание беременности, то есть все эти годы я делал аборты. И только теперь я осознал, что аборт есть не что иное, как разрешенное убийство. К этому выводу я шел многие годы и рад тому, что в конце концов эта мысль привела меня в храм. <…>

Всю свою жизнь помогал женщинам стать счастливыми мамами. А параллельно с этим убивал детей, считая, что так можно, если эти дети не нужны даже собственным несостоявшимся родителям. И думал так до тех пор, пока уже моя единственная дочка не вышла замуж. 

Вспоминалась свадьба, веселое застолье и пожелания молодым поскорее стать родителями, а нам с женой, соответственно, счастливыми дедушкой и бабушкой. Я радовался в предвкушении этого события, но время шло, а дочь не беременела. Думали, может, молодые хотят, как это часто бывает, сперва пожить для себя, а потом уже и дитя рожать. Разговариваю с дочерью. Признается: «Папа, мы хотим, но не получается». 

Тогда мне пришлось, что говорится, брать инициативу в собственные руки. Начали мы с ними ездить по медицинским светилам. Все-таки, когда столько лет в специальности, невольно обрастаешь знакомствами. К одному съездили показались, к другому. Пять лет ездили. Ничего не выездили. У нее и у него все в норме. Показатели во всех отношениях — хоть в космос посылай, а дите не приходит. 

Поменяли они место жительства, уехали от нас в Питер. Думаем, ну пускай. Может, им самостоятельности не хватает. Год они живут на новом месте. Следующий. Ничего не получается. 

Пчела

Однажды звонит мне дочка и сообщает, что собираются они с мужем к нам в гости. Мы с матерью обрадовались. Они приезжают. Смотрю, а у дочери вот здесь на цепочке висит маленький золотой крестик. Раньше она крестик никогда не носила, а теперь надела. Подумал — бедная девочка, совсем отчаялась, раз в церковь пошла. Ведь церковь — это что? Это только тогда, когда совсем опускаются руки. Смотрю — нет, глаза веселые безо всякой грусти. Сообщают: «Завтра мы планируем вдвоем отправиться в Москву к мощам блаженной Матроны. Будем просить о нашей проблеме. А послезавтра, уже с друзьями, едем несколькими машинами на Гремячий ключ к источнику преподобного Сергия Радонежского». — «А это зачем?» — «Как зачем? Будем окунаться в святой источник и все вместе молиться о нашем ребенке. Раз земные врачи нам не помогают, будем обращаться к врачам небесным. Кстати, если хотите, присоединяйтесь с мамой к нашей компании». 

Мы с женой подумали и решили не отказываться. Приезжаем на этот самый Гремячий ключ, а проехать там по дороге к источнику можно лишь до определенного места. Потом бросаешь машину и идешь пешком. Идем, пылища — ужас. Почва вокруг исключительно глина, сплошь изрытая глубокими колеями от автомобильных колес. Чуть дождь — и вообще не проехать. 

Молодежь смеется. Я тоже иду, улыбаюсь, а у самого на душе кошки скребут. Бедный мой ребенок. 

Наконец добрались до источника. Народу вокруг полным-полно. Все, кто подходят, раздеваются и с головой окунаются в воду. Я ее рукой попробовал, ледяная. Смотрю, мои спутники раздеваются и один за другим становятся в очередь. А потом — в купальню. В воде визжат от холода, крестятся и с головой туда же. 

Потом все в полотенцах сбились в кучку, стоят, обтираются и смеются. Благо лето и на улице температура под тридцать. Думаю, сейчас обсохнут, переоденутся, может, это безумие обойдется без видимых последствий. Размышляю так и вижу — летит пчела. Медленно так летит, зависла рядом с молодыми людьми и будто прислушивается, о чем они между собой смеются. Их всех вместе с друзьями было восемь человек. 

Затем, представляете, батюшка, пчела подлетает конкретно к моей дочери и садится ей на лицо возле самого рта. Та растерялась, не зная, что делать. И все растерялись, а пчела берет и жалит ее прямо в нижнюю губу. Тут же аллергическая реакция, губа отвисла до подбородка, кошмар, короче. 

Возвращаясь, вел машину в преотвратительном настроении. Жалел свою дочь и на чем свет ругал все эти зловредные глупости с чудотворными источниками, святыми иконами и церковь с попами, которые разумных людей норовят превратить в идиотов. Короче, пока ехали, всем досталось. 

В эту ночь после купания в источнике моя дочь забеременела. Дитя отозвалось. Это я потом высчитал. И сколько бы раз ни пересчитывал, все мои вычисления неизменно возвращались к той самой пчеле. Я хотел ошибиться, но гинекологу с более чем тридцатилетним стажем себя самого обмануть не получилось. 

В положенное время родилась наша внучка. Для нас с бабушкой это самый замечательный на свете ребенок. 

А спустя неделю заходит в кабинет Анна, это медсестра, моя многолетняя помощница, а на самой лица нет. И заявляет, что больше не будет участвовать в операциях по искусственному прерыванию беременности, то есть делать вместе со мной аборты. И обосновывает тем, что уверовала в Бога.

Несколько дней я размышлял над ее словами, тем более после всех этих событий, и твердо решил, что все, больше я не убью ни одного ребенка. 

Главврач все удивлялся, как это: я — и вдруг поверил в Бога. Он мне так и сказал: «Где ты и где Бог?! Ты всю жизнь был ярым атеистом. Как случилось, что ты поверил?» — «А я не поверил, я убедился, что Он есть». — «Что ж, тогда отправляйся к попу и скажи ему, чтобы он тебя покрестил». 

— Чтобы покрестил… — в задумчивости повторил Михаил Васильевич слова главного врача. — Увы, не все так просто. Крещение еще надо заслужить. Батюшка, шесть лет я собирался с духом. Считал, что после всего, что я как врач натворил, просто недостоин креститься. Несколько раз порывался, а сегодня наконец-то дошел. 

Несколько дней спустя я крестил Михаила Васильевича и с тех пор иногда вижу его на службах у нас в храме. 

Последняя исповедь

— Батюшка, нужна ваша помощь. 

Это снова наша Регина. 

— Анна, моя подруга, я вам о ней рассказывала, давно уже, лет пять или шесть тому назад. Так вот, болеет она очень и хочет покаяться. 

Год уже как не ходит и практически не встает с постели. Молодые ей внука подкинули, нужно им было куда-то по делам. Мальчонка шустрый, бабка за ним не уследила. Где-то набедокурил. Анна резко к нему повернулась, и что-то у нее там в позвоночнике щелкнуло. Ее уже и в область и даже в Москву возили. Все думают, как операцию делать. Через месяц обещают выделить квоту и будут восстанавливать. 

Анна батюшку перед операцией пригласить хочет. Покаяться хочет и причаститься. Она еще до своей болезни в храм начала ходить. Не к нам, в монастырь ездила. Бывало, и причащалась, а об убитых детях не каялась. Не могла через себя переступить, боялась, священник ее за это из храма выгонит. 

Мы договорились с Региной, что я приду к Анне через неделю. Но той потребовалось ехать сдавать дополнительные анализы, так что встретились мы с ней всего за несколько дней до ее госпитализации. 

Несмотря на болезнь, Анна выглядела бодро и была полна оптимизма. Она уже видела себя в больничной палате и готовилась к предстоящей операции. Анализы настраивали на благополучный исход. Анна настолько была уверена, что все у нее будет хорошо, что уже вовсю строила планы на предстоящее лето. 

Наконец она смогла покаяться в самом страшном грехе своей жизни. Искренне и со слезами. Я соборовал ее и причастил.

А неделю спустя мне позвонил ее сын и сообщил, что Анна умерла. 

— Еще вечером она прекрасно себя чувствовала. На следующий день мы собирались ехать в Москву, ложиться в специализированную клинику. Утром сиделка заходит к ней в комнату, а она лежит мертвая. 

Анну я отпевал в храме. Регина и Михаил Васильевич во время отпевания стояли рядом. 

Встреча

В этом году на Антипасху смотрю — Михаил Васильевич ведет на причастие девочку. Я догадался, что это и есть его внучка. Потом они подходят к кресту, и Михаил Васильевич просит: 

— Благословите нас, отец Александр, в этом году мы поступаем в первый класс. 

Я благословляю ребенка и спрашиваю ее: 

— Что дедушка говорит, на кого ты больше похожа, на папу или на маму? 

Девочка смущается: 

— Дедушка шутит, что не на папу и не на маму. Но больше всего я похожа на пчелку! Он меня так и называет — «моя пчелка». 

Мы с ним переглянулись. Прощаемся. 

Дедушка с внучкой направляются на выход, зато подлетает взволнованная Регина: 

— Батюшка, это что, внучка Михаила Васильевича?! 

— Да, его красавица. 

— Отец Александр, это она! — громко шепчет мне Регина. — Та самая девочка из моего сна, того самого, перед абортом! Темные волосики, собранные сзади в хвостик, и голубые глазки. Я эти глазки ни с какими другими не спутаю! У меня сердце колотится, выскочит сейчас! Что мне делать, батюшка?! 

— Не знаешь, что делать? Беги за ней и, как тогда в твоем сне, возьми ее за руку! 

Регина поспешила вслед за выходящим из храма Михаилом Васильевичем с внучкой, и вскоре я уже видел в окно всех их троих. Михаил Васильевич, активно жестикулируя, о чем-то рассказывал, а в это время Регина и девочка, взявшись за руки, шли по пыльной деревенской дороге и, никого не замечая, смотрели друг другу в глаза. 

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Материалы по теме
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.