К каким только нелепым решениям не приходит человек под влиянием страха!
Страх отнимает у нас способность распоряжаться теми средствами, какие разум предлагает нам в помощь.
Д. Дефо
Если бросить самый беглый взгляд на любую ленту новостей, сразу станет видно, сколь велико в ней количество слов с негативными ассоциациями, пугающих заголовков и страшных иллюстраций: «вскрыли вены», «погибли в ДТП», «упал под поезд», «террорист подорвал», «арестован».
Что же странного – разумеется, катастрофа – намного более значимый новостной повод, чем самая эпохальная конференция или благотворительное мероприятие.
Но помимо информации о реально произошедших катастрофах в новостях и речах политиков постоянно мелькают абстрактные пугающие слова: терроризм, кризис, грипп, безработица. Нагнетание страха, создание паники – прием, запрещенный в классической риторике. Настоящий оратор не должен аудиторию пугать и вводить в заблуждения относительно какой-либо опасности. Запугивание – прием нечестный и неэтичный, и запрещенным он является не только в силу своей неэтичности, но и поскольку это очень действенный прием. Сегодня встретить пугающую риторику – не редкость.
Во-первых, человек проникается большим доверием к тому, кто предупреждает его об опасности, пусть и мнимой, во-вторых, именно страх – в национальных масштабах – сплачивает народ и позволяет политикам принимать самые непопулярные и абсурдные решения.
Так об этом пишет Н. Хомский, американский лингвист, а ныне – известный диссидент и публицист: «В последние десять лет каждый год или два конструируют нового монстра, чтобы против него обороняться. Раньше у нас (американцев – А. Д.) был один монстр – русские. Всегда можно было защищать себя от русских. Но они теряют свою привлекательность в качестве врага, и этот образ становится все труднее использовать, поэтому надо вырабатывать новые. На смену приходит страх террористов и наркоторговцев, сумасшедших арабов и Саддама Хусейна – нового Гитлера. Нужно поддерживать один страх, затем следующий» (1), чтобы «мобилизовать народ на то, чего он не хочет делать, к примеру – на колоссальные военные траты»(2) .
Каждые пару лет и в политических речах, и в СМИ действительно возникает новый страх, новая медийная фобия. Так, в 2001 году все говорили и писали о мировом терроризме. Примечательно, однако, что когда количество статей о терроризме в СМИ в 63 раза превысило показатели предыдущих двадцати лет, число жертв терактов было меньше, чем в предыдущие годы (4655 человек против 6454 в 1995 году или 6694 в 1998 году) (3) . То есть частота упоминания слова «терроризм» объяснялась не объективными причинами, не неожиданно возросшим количеством терактов, а некими мотивами авторов публикаций и информационными кампаниями в СМИ.
Как создается такая фобия? Обычно технология проста.
1. Берется слово, желательно обозначающее некое абстрактное понятие, о котором немногие смогут точно сказать, что оно значит. Хорошие примеры таких абстрактных слов – терроризм (если считать терроризмом насилие с целью уничтожения и устрашения, то почему американскую кампанию в Ираке не называют терроризмом?), кризис (используя это слово в качестве универсального предлога, работодатели начали увольнять лишних сотрудников еще задолго до того, как собственно финансовый кризис в России начался), грипп, электронный контроль, еще недавно сюда относилась аббревиатура «ИНН» – список можно продолжать.
2. Слово повторяется в большом количестве публикаций: частота употребления вводит его в круг привычных, неотъемлемых от повседневности слов.
3. Употребление этого слова сопровождается такими словами как «весь», «каждый», «любой» – создается словесная картина незащищенности человека перед лицом этого понятия фобии. Например: «Террорист может атаковать в любое время, в любом месте, используя любое оружие» (Washington Post). «Террорист может совершить любую атаку в любом месте в любое время» (CNN). Любопытно, насколько серьезное воздействие могут оказывать такие конструкции даже на политиков и журналистов, так, месяц спустя после терактов 11 сентября 2001 года испанский журнал «El Tiempo» вышел со следующими словами на обложке: «Испания – не основная мишень исламского терроризма».
4. На основании таких массовых страхов можно принимать соответствующие законы и подзаконные акты: о противодействии терроризму, кризису, гриппу и так далее.
Мы привыкаем к таким страхам в СМИ и начинаем, даже часто незаметно для себя, искать их в новостных сообщениях. Кстати, именно поэтому издания криминальной хроники намного более популярны, чем СМИ, рассказывающие о добрых новостях (кстати, а вы слышали, что такие издания существуют?).
У психологов есть объяснение этого феномена – страх, будь то страх, возникающий при чтении новостей, или страх, возникающий при просмотре фильма ужасов, повышает уровень нашей внутренней активации, а потом его надо поддерживать, то есть искать все более острых ощущений. В результате это приводит к страшным для нашей личности последствиям, как описали это исследователи Спаркс и Спирек. Они установили, что больше всего искатели острых ощущений, следившие за катастрофой «Челленджера» хотели увидеть лица членов семей погибших во время катастрофы (4).
«А как же “Кто предупрежден, тот вооружен”?» – спросит читатель. Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним, что создание и культивация таких медийных страхов совершается с определенной целью. Увы, целью чаще всего бывает одно – переключить наше внимание с действительно серьезных проблем, с того, чего нужно бояться, и от чего нужно стараться защититься, на другие проблемы.
Наш путь – между Сциллой безграничного доверия СМИ и Харибдой поиска заговора и опасности там, где их нет. Пройти его можно, только внимательно обдумывая происходящее, учась сопоставлять, анализировать и рассуждать.
Анна Данилова, главный редактор портала «Правмир», специально для журнала «Наследник»
1 — N. Chomsky. Understanding Power. – New York, 2001. – p. 77.
2 — N. Chomsky. Media control: the spectacular achievements of propaganda. – 1991.
3 — См. подробнее: Коммерсантъ Власть. 2002. №41 С. 35; Международная база данных Lexis-Nexis http://www.lexisnexis.com
4- П. Винтерхофф-Шпурк. Медиапсихология. – Харьков., 2007 – с. 112.
Читайте также:
