Жизнь моя состоялась
Памяти ушедшего друга
Вот скоро настанет мой праздник,
Последний и первый мой пир.
Душа моя горестно взглянет
На грешный покинутый мир…
Никто не мог предположить, как скоро настанет этот день…
4 мая 1998 года ушел из жизни замечательный московский священник о. Алексий Грачев, настоятель храма Рождества Христова в Митино. На тридцать девятом году жизни, в самом расцвете сил, среди множества незавершенных дел и прекрасных планов оставил он здешний мир. Трудно представить, сколько людей потеряли бесконечно дорогого и близкого человека. У отца Алексия не было просто знакомых, у него были друзья. Близким для него становился всякий человек, с которым ему доводилось встречаться. Он сам необыкновенно умел быть близким. Можно сказать, что он жил с постоянной необходимостью проявлять и выражать свою любовь к ближнему. Не случайно, отступив от семейной традиции, он поступил в медицинский институт, закончил его и стал педиатром, неонатологом, врачом первых четырех недель жизни человека. Работая в роддоме, он помогал беспомощным малышам, как он говорил, «зацепиться за жизнь», а позже, закончив семинарию и став священником, он помогал не только младенцам, но и взрослым вступить в жизнь духовную. Еще будучи мирянином, по благословению духовника, он крестил некоторых слабых или безнадежных младенцев «ради смертной опасности», давая им имена по святцам. Потом он молился о них, а когда стал священником, то вынимал за них частички на проскомидии. Таких имен у него в синодике было несколько десятков. Как-то его разыскала бабушка одного из крещеных им в роддоме младенцев. Мальчик был жив и здоров, ему даже сохранили его редкое на сегодня, имя — Трифон, которым назвал его врач Алексей Грачев.
Отец Алексий любил детей. Он необычно профессионально брал в руки дитя во время крещения, даже вид отца Алексия с младенцем на руках имел какую- то законченность,полноту. Он был настроен на детство, он любил детское в людях. Русский священник Александр Ельчанинов заметил, что детскость утрачивается в жизни и восстанавливается в
святости. О. Алексий Грачев был необыкновенно чуток к святости и чистоте, именно поэтому так близки были ему дети, так восхищали люди благочестивой жизни. У него
было несколько адресов, по которым он навещал пожилых, или, вернее, старых людей, стоящих уже на пороге иной жизни. Его умиляли их детская простота, чистота сердца, уже совершающаяся близость к Богу, Те, кто бывал в храме Рождества Христова в Митино, наверное, замечали, как много в нем детей. Причем детей разного возраста, вплоть до новорожденных младенцев. Вряд ли можно встретить еще где-нибудь клирос, на котором бы стояли две коляски с малышами в кулёчках. Даже на ночных службах в Рождество и Пасху в храме много младенцев. Их держат на руках, качают в колясочках.
Отец Алексий любил детские праздники воскресной школы, детские концерты.
Отца Алексия всегда отличало особенное отношение к монашествующим. Послужить иноку, оказать ему какую-либо услугу он почитал для себя честью. Его знала и любила братия Троице-Сергиевой Лавры и Московского Свято- Данилова монастыря. Уже будучи священником, он приезжал на академическую сессию в Лавру и каждый день обязательно ходил вместе с иноками на братский молебен. Этот молебен совершается ранним утром, до всех служб и участвуют в нем обычно лишь насельники монастыря, но отец Алексий, несмотря на плотный график сессии, на хронический недосып священника и настоятеля, был всегда рад пережить счастье общей молитвы, особого монашеского братства. «Поедем в Лавру, сходим на братский», — предлагал или мечтал он нередко. И ездил, и стоял на братском.
Свои тяготы он считал ни за что против тягот монашествующих. Он всегда привозил с собой в монастырь подарки, чтобы утешить и порадовать любимых им иноков.
В семинарию о. Алексий поступил в 29 лет. Он был уже семейным человеком и имел троих детей, причем младшему было только два месяца, когда подал документы в приемную комиссию. Надо сказать, что не все близкие одобрили его решение так резко изменить жизнь. Конечно, их тревожило будущее семьи, лишенной на некоторое время кормильца. Но будущий священник мужественно преодолел неудовольствие родных, надеясь, что Господь не оставит, поможет. В этой надежде сказалась не самоуверенность, но духовный опыт и доверие духовнику. За два года он закончил семинарию. Стал священником. Некоторое время о. Алексий служил в храме Рождества Богородицы в Крылатском. Это были годы, когда в Церковь приходило много новых людей. Их церковная жизнь очень зависела от того) кто встретит их в храме. Для многих прихожан храма в Крылатском встреча с отцом Алексием Грачевым определила их дальнейшую судьбу.
Когда-то он как врач старался удержать, не отдать смерти своих крохотных пациентов, по нескольку суток дежуря около маленьких страдальцев, а потом как священник он боролся за жизнь, духовную жизнь новых прихожан.
Он как-то быстро стал известен в церковных кругах. Ведь он был необычайно деятелен. Казалось, что нет в церковной жизни ни одного заметного события, в котором о. Алексий хотя бы сколько-нибудь не участвовал.
Во время трагических событий на Украине, выступлений униатов, он становится одним из организаторов и, конечно же, автором издания «Братское слово» — разъяснительного листка к православным братьям в Малороссии. Вместе с братией Троице-Сергиевой Лавры о. Алексий участвовал в перенесении мощей преподобного Серафима Саровского. В год шестисотлетия блаженной кончины преподобного Сергия Радонежского он организовал юных прихожан своего храма, детскую воскресную школу и вместе с ними совершил паломничество на юбилейные торжества, пройдя пешком все расстояние от Москвы до Троице-Сергиевой Лавры.
Когда священникам разрешили посещение больниц и школ, он был одним из первых, кто воспользовался этой возможностью священнического служения. Он взял под свою духовную опеку детский дом, где жили сиротки-инвалиды. Он тратил на больных и фактически брошенных детей очень много своих душевных и физических сил, он просто «заразил» персонал детского дома своей любовью к детям. Отец Алексий посещал школы, устраивал катехизические беседы. Он читал лекции в 1-м Медицинском училище будущим сестрам милосердия, преподавал им Закон Божий, он делился с ними своим опытом врача, обучал, как помочь женщинам накануне родов, приемам обращения с новорожденными. Рассказывал о важности неотложного крещения умирающих младенцев. «Дело решают секунды, тебе некогда будет смотреть в календарь и поэтому называй мальчика Иваном, а девочку — Марией», — учил он.
О. Алексий был одним из первых священников-авторов, кто нашел новую, современную и доступную форму бесед с читателем. Его книга «Когда болеют дети» переиздавалась множество раз, она есть, наверное, в каждой православной семье. Он вообще отличался доступностью. Он был понятен всем. И поэтому к нему всегда тянулись люди.
Деятельный характер отца Алексия был скоро замечен церковным начальством и через некоторое время он стал настоятелем двух храмов и больничной часовни. Ему поручили дела храма Святой Живоначальной Троицы при Институте скорой помощи имени Н.В. Склифосовского, одновременно он был настоятелем храма Рождества Христова в Митино и настоятелем больничной часовни при Центральной клинической больнице. Надо заметить, что о. Алексий, несмотря на свою загруженность, не оставлял врачебной практики. Напротив, с увеличением паствы увеличивалась и врачебная помощь. Он постоянно консультировал как врач, пользуясь прежними связями в медицинском мире, помогал устроить консультации и лечение в различных медицинских учреждениях. Многие московские священники здоровье своих деток связывают с именем отца Алексия Грачева. Потребность во врачебном участии подвигала отца Алексия к повышению своих знаний. Он продолжал учиться искусству врача, консультировался у знакомых медиков. Очень любил книги по медицине.
Отец Алексий был человеком на редкость многоталантливым. Именно священство помогло наиболее полно оформиться и реализоваться его талантам. Он имел замечательный талант учителя и рассказчика, дар слова. Еще из раннего детства его мама рассказывала, что заходя за Алешей в детский сад, она не раз видела картину: группа ребят поставила стульчики полукругом, а в середине Алеша что-то рассказывает, объясняет. Став священником, о. Алексий не упускал ни одной возможности помочь, направить, объяснить. Он обязательно говорил проповедь на каждой службе, он говорил проповедь перед исповедью, он говорил проповедь во время отпевания, он говорил проповедь перед крещением, после освящения дома. Даже застольную беседу отца Алексия можно было назвать проповедью. У него был очень живой ум, он моментально, как говорится, входил в ситуацию, настраивался на человека, он становился участником жизни многих своих прихожан. Он был действительно отцом, батюшкой. К нему привычно обращались со всеми проблемами: семейные неурядицы, служебные заботы, воспитание детей, все ждало его совета и молитвы. У отца Алексия очень много крестников: узнав его необычайную любовь, каждый мечтал иметь его кумом.
Отец Алексий имел талант духовника. Исповедовал он терпеливо и подолгу. Те, кому посчастливилось исповедоваться у о. Алексия, обязательно искали новой встречи с ним. В храм к нему ездили со всех концов Москвы.
О. Алексий никогда никому не отказывал, он как-то легко отдавал себя ближнему. Он был участником семейных праздников многих своих прихожан. Бывал в домах у них, навещал в больницах. Он успевал очень много. Он никогда не рассчитывал свои силы, не мелочился, был щедр до невероятности. Крестины, причащение больных, отпевания, соборования, освящение квартиры, лекция, посещение больницы, занятия в военной части, именины друга… Он часто опаздывал, но вез-де успевал. А когда о. Алексий приходил домой, то, можно сказать, не выпускал из рук телефонной трубки. Он не прятался ни от одного телефонного звонка, не отключал телефон на время отдыха. Даже в гостях он незаметно усаживался у телефона и между делом успевал сделать несколько звонков. Про него даже нельзя сказать, что он не оставлял времени и сил для себя. Эта постоянная самоотдача и была его жизнью, это и было лучшее время для о. Алексия. Он расходовал себя с наслаждением, с радостью.
При том, что о. Алексий хронически не высыпался, он всегда был приветлив, весел.
Его никогда не видели хмурым, унылым. Он мог быть озабоченным, но стоило к нему обратиться, как лицо его становилось ласковым и радостным. Он умел любить каждого, кто в нем нуждался, и многие могут сказать, что они были для о. Алексия лучшими друзьями, Он был талантливым другом. Усталым, отложив какие-то дела, он мчался поздравить, утешить. Все знали, что стоит в доме появиться о. Алексию, как все в доме преображалось и наступал праздник. Он приносил в дом праздник, радость. Особенная дружба связывала о. Алексия с архидиаконом Романом (Тамбергом). Познакомились они еще в Лавре во время учебы. Оба деятельные, жизнерадостные, музыкальные, тонко чувствующие, умеющие любить. Внешне они были очень разные) но тем не менее вспоминаются поразительно схожими. Казалось, что они росли и воспитывались в одном доме. Это было истинное братство. Многие слышали кассеты духовных песнопений в авторском исполнении, записанные о. Алексием и о. Романом. Это удивительное явление. Эти духовные канты можно назвать настоящей проповедью. О. Алексий был прекрасным аккомпаниатором, писал музыку к песням отца Романа, аранжировал их.
Звукорежиссер записи вспоминает, как у него на глазах рождались новые песни. Как два талантливых автора, буквально с полуслова, понимая друг друга, наслаждаясь поисками и решениями, создавали они то, что редко под силу и профессионалам. Они засиживались до глубокой ночи, а утром обоих ждали нелегкие дневные труды.
О. Алексий был очень музыкален. Он хорошо знал мировую музыкальную культуру, любил церковное пение. Он закончил музыкальную школу по классу скрипки, имел прекрасный тенор. О. Алексий любил петь на клиросе и регентовать. Профессионально играл на гитаре, чудесно пел духовные и народные песни. Часто в праздники, после трапезы в храме, среди близких людей он пел, чем очень утешал своих помощников.
С раннего детства и до последних дней о. Алексий постоянно учился, имея очень обширное образование, он чувствовал себя школяром. Ему все было интересно и все, что ему приходилось изучать, он осваивал до тонкостей. И при своем удивительном интеллектуальном багаже, известности, всеплановой занятости, он был простым и доступным. Не тяготился просьбами, а сам напрашивался на помощь. Он никогда не был мелочным, но, напротив, его выделяла какая-то невероятная щедрость. Он дарил все и всем. Казалось, что в материальном мире для него нет ничего заветного, лично ценного. Как-то он отдал в подарок свою замечательную, очень дорогую гитару, которую с большим трудом купили и подарили ему родители. Он дарил одежду, посуду из шкафа, книги.
Однажды во время болезни к нему в больницу пришел о.Роман и привел с собой гусляра Андрея Байкальца. Отец Алексий долго не отпускал друзей, все просил петь. Он вытащил из холодильника все гостинцы, что принесли ему посетители, все сложил в пакет, отдал гусляру, посмотрел вокруг и — вдруг сняв с руки часы «Сейка» — отдал и их Андрею и только тогда успокоился: «Теперь все. Можете идти».
О. Алексий был очень внимателен к нуждам людей. Он как-то быстро определял, где и чем можно помочь. «Давай поедем к… утешим его, посидим, попоем», — говорил он часто. Он давал деньги, помогал с переездом, навещал. Он буквально светился любовью.
Его самое частое обращение к людям было: «солнце мое», «дорогой наш человек». Когда умер его друг отец Геннадий Огрызков, о. Алексий как бы принял еще и его слова: «Братцы мои дорогие». Он любил всех, ему все были дороги. И его любили все.
Отец Алексий замечательно соответствовал тем дарам, которые дал ему Господь. У него были прекрасные, любящие родители, которые дали ему изумительное воспитание, он имел отличное здоровье, прекрасное образование, абсолютный слух, великолепный певческий голос. Господь дал ему прекрасную добрую и кроткую матушку, красивых и умных деток. И отец Алексий мудро распорядился всем, чем наградил его Господь.
Свое воспитание, умение общаться, деликатность он отдавал людям, и как священник приобретал этими качествами чад для Церкви. Свое могучее здоровье он, не считаясь, тратил на ближних. Умение петь он использовал как проповедь Православия. Теплота и гостеприимство его семьи тоже служили ближним, его семья была также проповедью. Дом и машина отца Алексия были постоянно загружены. Дома у него устраивались детские праздники, спевки, занятия воскресной школы. А если говорить о машине, то она почти не стояла. Одно время, когда были трудности с автобусным сообщением s новом районе Митино, отец Алексий почти всех своих прихожан возил от метро до храма на своей машине, делая по несколько рейсов и загружая машину до невероятности. Кто-то из прихожан сказал, что если бы в Царстве Небесном было место для земных вещей, то первой туда надо было бы взять машину отца Алексия. Он ничего не считал своим. Всем, что он имел, он только пользовался, чтобы послужить другим. Он богател не в себя, а в Бога.
О. Алексий был счастлив, как бывает счастлив любящий и любимый человек. Счастлив полнотой своей священнической жизни. Незадолго до смерти, в Вербное воскресенье, он сказал: «Жизнь моя состоялась». Он был счастлив, что смог проявить все свои таланты, что мог наслаждаться своей деятельной любовью, мог быть полезным. Именно поэтому он и сказал — «Жизнь моя состоялась».
Когда вспоминаешь отца Алексия Грачева, то кажется, что его так много, что мысли не охватить всего, что связано с ним. Столько любви, таланта, сил отдано им за его короткую жизнь, что хватит надолго. В горе сиротства без дорогого отца Алексия невольно хочется спросить: «Зачем, почему ушел этот милый, такой живой человек? Почему так рано?» Действительно, нам не всегда дано знать пути всеблагого промысла Божия. Понять их нам помогут только вера в Бога, надежда на Его милосердие и любовь к Нему и к ближним. В песне «Праздник», которую они пели с о. Романом есть такие слова: «О велика ты, смерти тайна, что примиряешь ты людей». И уже сегодня мы видим, что его смерть не только примирила, но и необыкновенно сблизила, даже сроднила всех, кто его знал. Эта ранняя кончина заставила понять, что и мы можем в любую минуту оказаться на пороге вечности, она дала возможность отрезвиться от привычной жизни, задуматься над правильностью нашей жизни, увидеть мелочность и суету многих наших земных попечений, подвигла к молитве.
Многими талантами одарил Господь о. Алексия. Но самый главный его талант — любовь, без которой не может быть христианина и которая так необходима священнику. И мы верим, что эта любовь ходатайствует за него перед Богом.
Вечная тебе память, дорогой наш человек.
Аминь.
Священник Сергий Николаев
Игумен Глеб
«Брат Глеб, вели грести» (отрывок)
Отец Алексий человек был очень находчивый и очень, очень не конфликтный — всегда старался любую ситуацию сглаживать, чтобы не возникало каких-либо ссор, обид. Это у него очень хорошо получалось. Если зародился в разговоре спор, то он, когда это переходило какие-то рамки, начинал всех останавливать и переводить разговор на другое или просто откровенно предлагать, чтобы оставили эту тему. Это миролюбие в нем было с тех пор, как я его помню.
А еще нам вместе с ним и отцом Романом несколько раз удавалось выбираться на рыбалку, отдохнуть. Все мы разделяли это увлечение. Отец Алексий любил повторять слова моего старшего брата: «В семью нужна рыба ». Мой брат со своим другом, уходя на рыбалку на весь день, таким образом объясняли, почему они не делают что-то по хозяйству, не помогают. Это была такая рыбацкая хитрость – они идут как добытчики продуктов, чтобы в семье была рыба. Отцу Алексию это выражение очень понравилось, и, отправляясь на рыбалку, он, словно флаг, нес его впереди себя. Это развилось даже в некую стройную систему: в семью нужна рыба, и рыбалка — это не отдых, а тяжелый труд по добыче насущного хлеба, и, отправляясь на рыбалку, отец Алексий прежде всего заботится о семье, о детях, о любимой жене, а мы с отцом Романом — о ближних, о братьях, которых хотим угостить свежей рыбой. То есть такая хитрая философия, которая оправдывала эти наши походы, многочасовые поездки на речку, ловлю рыбы и прочее — отдых, купание. Это была, конечно, совершенно невинная хитрость, а когда об этом слышал кто-то из монашествующей братии или матушка и родные отца Алексия, им было необидно, что они подолгу его не видят. Иногда удавалось выловить очень много рыбы, и тогда отец Алексий с отцом Романом всегда радовались и говорили — вот как много они поймали рыбы, и какой это был труд, и как они устали, трудясь для ближних.
А еще отец Алексий, подобно тому, как Серафим Саровский всех приветствовал «Христос воскресе, радость ты моя! », всегда говорил при встрече: «Солнце мое, здравствуй,
солнце мое!» И так он это искренне восклицал! Отец Сергий Николаев до сих пор, когда вспоминает отца Алексия, то именно эти его слова — «Солнце мое, здравствуй, солнце мое!» Видно, в его памяти они навсегда запечатлелись.
Мы вместе бывали в Свято-Даниловом монастыре, это было связано с творчеством отца Алексия, они с отцом Романом записывали там свои кассеты. Понятно, что это особый труд — не просто пришел и спел, нужно было репетировать, иной раз что-то не получалось, что-то приходилось переделывать. Отец Алексий мог подолгу не бывать дома, проводя вместе с отцом Романом время за этой работой, и матушка Ирина всегда беспокоилась, что отец Алексий где-то далеко, не с семьей. Отец Алексий с отцом Романом всегда искали какие-то веские оправдания, объясняя, почему это необходимо. Ну, а если я оказывался рядом, то они меня сразу подключали: «Мы уже просили вчера и третьего дня, сегодня ты должен попросить, сказать — матушка, вот тут отец Алексий нужен для Церкви, для общества, объяснить ей ». И мне приходилось звонить и с серьезным видом говорить: матушка, вот так и так, тут такие дела. Она никогда не отказывала, правда, — потому что, наверное, я не часто звонил в отличие от них.
Отец Алексий потом всегда говорил, что матушка — это свой человек, «свой парень », он всегда отзывался о ней хорошо, с большой любовью и уважением. И говорил, что у не го есть такая мечта — чтобы его семья еще выросла. Он жа лeeт свою матушку, хочет, чтобы она немного отдохнула, и вот она немножко отдохнет — и тогда у них появится еще ребенок. И это, говорил он, обязательно будет, и будет скоро. К сожалению, не успел он увеличить свою семью. Но это было его какой-то радужной мечтой, и он всегда очень трепетно об этом говорил.
Случалось, что мы как дети ходили на елку , будучи уже священниками, а отец Роман — диаконом. Мы ходили однажды на детскую рождественскую елку, устроенную в Свято-Даниловом монастыре. Отец Роман сказал: «Батюшка там будет говорить какое-то приветствие, и нам надо тоже поучаствовать, чтобы быть рядом с батюшкой ». И мы пошли, и пели там детские колядки. Это было очень забавно ичудно, что взрослые бородатые дяди поют такие простые детские рождественские песнопения. Мы даже рассказали какой-то стишок; Все очень веселились, а мы так старались серьезно, потом раскланялись, разошлись, и отец Роман нам даже дал по конфетке. Отец Алексий всегда с радостью участвовал в таких праздниках, он очень любил детей, были детский врач, и отец.
Он и сам порой старался быть таким незлобивым ребенком, говорил, что так даже и по жизни идти легче, потому что этот мир слишком уж сложный, можно даже сказать жестокий. Видимо, это было связано с его переживаниями вокруг освобождения территории храма больницы Склифосовского, когда ему приходилось сталкиваться с высокопоставленными чиновниками. Во все подробности он нас, конечно, не посвящал, но было ясно, что там не все просто. Говорил, что ему даже угрожали, потому что он старался за свою правду, или правду Божию, а это затрагивало какие-то чисто человеческие интересы других людей.
Хочется вспомнить, как отец Алексий и отец Роман сочиняли песню «Былина ». Они писали ночью. Так получилось, что я тоже оказался в монастыре. Я уже улегся спать, а они пошли записывать эту песню. Было, наверное, ближе к полуночи или даже за полночь. И вот где-то часа в два или три ночи они приходят и говорят: «Мы только что написали песню, посвятили ее тебе и сейчас хотим исполнить». Они меня будят, а я как медведь, которого подняли посреди зимы. Я говорю: «Что вы тут хулиганите, такая ночь, такой сон глубокий, а вы мне тут посвящаете песни!» А они, тем не менее, все же стараются меня разбудить, потому что у них радостное настроение и они хотят им поделиться. Отец Алексий с отцом Романом как дети радовались, что у них получилось, и в то же время их огорчало, что они не могут найти во мне достойного слушателя, что тот, кому посвящена эта песня, не может первым ее послушать. Они меня даже посадили на диване. Я посидел, посидел, послушал, покивал головой, но так до конца и не проснулся. Потом, наутро, когда я уже выспался, я к ним прихожу и говорю: «Ну, какую тут песню вы написали, надо ее исполнить!» — а они крепко спят.
Священник Анатолий Малов —
Всегда Радуйтесь !
С отцом Алексием я познакомился в 1988 году, когда по благословению духовника встретился с ним в 27 -м роддоме, чтобы проконсультировать перед родами жену. Тогда он, врач Алеша, работал там в блоке интенсивной терапии. Он предложил моей матушке рожать под его присмотром, что и было сделано. Роды оказались тяжелыми и длились долго, сына, находившегося на грани жизни и смерти, спасли, Господь принял слезы и молитвы и благословил сыну жить. Это благословение совершилось руками Алексея и благодаря бессонной неделе его дежурств. Все это время своих детей он не видел, потому что дневал и ночевал в роддоме. Тогда меня потрясла жертвенность Алексея, жертвенность, свойственная православным людям, но редко в такой степени самоотдачи. Впоследствии, в других обстоятельствах, отец Алексий был столь же самоотвержен в служении ближнему.
Помню первую машину отца Алексия, «Запорожец» салатного цвета, который, как и его право славный хозяин, тоже стал как бы православным «железным рабочим конем» — столько добрых дел было совершено вначале на нем, а потом и на других машинах. Отец Алексий любил быструю езду, но был внимательным водителем. Известие о том, что он и отец Роман насмерть разбились в автомобиле утром на пустой проселочной дороге душа отказывалась принимать. Меня охватило уныние, какая-то безысходная скорбь, мучил вопрос: почему они? Ответа не было и нет, потому что неисповедимы пути Господни. Лишь молитва утешает и связует нас с их душами.
Вспоминаются встречи, эпизоды, короткие разговоры с отцом Алексием.
Когда я стал священником и прослужил всего несколько недель, мы встретились с ним (он уже учился в семинарии) в Москве. Были первые дни Пятидесятницы, стояла солнечная весенняя погода. Купив мороженое, мы сели в сквере на лавочку. Алексей смотрел на меня другими глазами — перед ним был священник. Он жадно расспрашивал:
«Ну, рассказывай, какой приход? Как служишь? Как вообще быть священником, что в тебе происходит?». Он ловил каждое слово, переспрашивал, переживал и удивлялся, поскольку сам в душе уже горел, жаждал, стремился к священству.
Желание помочь человеку в жизни мирской преобразовалось в священнике Алексии в такую же пастырскую отдачу себя людям. В недолгие годы своего священства он был действительно на своем месте, приводя ко Христу сотни людей. Его без всякого преувеличения можно именовать добрым пастырем. Апостольское «всегда радуйтесь» — это отец Алексий. Его духовный импульс, зажигательная проповедь, его с отцом Романом канты и песни, даже общение с ним во время праздничных застолий, его тосты — до сих пор все это умиротворяет и утешает. Да и вообще душа просто радуется, когда вспоминаешь об отце Алексии.
Достоинство отца Алексия заключалось в том, что он принимал боль, беду, радость всякого человека по-христиански участливо, терпеливо и обязательно с утешением; говорил о людях лишь доброе, а дела, события, явления, пусть даже горькие, оценивал не с унынием, а с каким-то оптимизмом, имевшим крепкое основание в грядущей вечной жизни.
Священник Андрей Ежов
Исповедь начало духовной ЖИЗНИ
я познакомился с отцом Алексием в 1990 году. В 1989-мпришел из армии и увидел, что все уважаемые мною люди в Церкви. Спустя год я оказался на приходе в селе Алексино, где священником был отец Василий Владышевский. Зимой в то время там оставались жить две бабушки. Этот храм я топил, и туда из Москвы приезжали люди, желающие внимательного духовного окормления. Из этой глухой деревни до ближайшей станции надо было идти через поля несколько километров.
Под Новый год у отца Василия была такая традиция мы служили службу на 1 января прп. Илье Муромцу и мученику Вонифатию. Служили, чтобы от празднования мирского несколько отдалиться, и многие люди приезжали туда как раз 31 числа помолиться. И вот там-то я и познакомился с отцом Алексием, тог да он был молодым священником. Он тоже приезжал к отцу Василию, на этот приход ездил еще раньше к отцу Владимиру Шибаеву. Появлялся он очень редко — мы виделись, может быть, всего несколько раз в год, приезжал обычно к службе и уходил с отцом Василием в алтapь или после службы шел гулять — была такая традиция долгих прогулок с отцом Василием. Если были какие-то особые проблемы — отец Василий времени не жалел. Отец Алексий, безусловно, почитал отца Василия огромным авторитетом, приезжал из Москвы, имея возможность окормляться и в Лавре, и у опытных московских духовников.
Самое яркое воспоминание той поры. Когда под Новый год мы собирались в глуши и сидели голодные, приезжал отец Алексий на своей замечательной машине, тогда у него была «четверка ». В эту машину набивалось помногу народа, но она всех как-то везла, и, может быть, ей передавались свойственные батюшке необычайная живость, энергия.
Под Новый год он приехал в эту глухомань. Как он через сугробы пробрался? Привез с собой какую-то особую радость, привез продукты, — он по дороге, видно, покупал все подряд, чтобы нас, одиноких «сидельцев », утешить. И все это мы воспринимали как праздник, совершенно непонятно откуда взявшийся. Сеять вокруг себя какое-то оживление было свойством характера отца Алексия. Но, с другой стороны, когда он стал служить, посвятил свою жизнь Церкви, эта живость приобрела совершенно особую окраску -это была радость и уверенность о том, что Бог любит нас и у нас есть надежда. Впоследствии несколько раз он приезжал в Алексино, тогда мы уже узнали, что у него хороший голос и он хорошо поет.
Более близко мне с батюшкой удалось общаться, когда я получил благословение от отца Василия готовиться к рукоположению в Москве. Это был 93-й или 92-й год. Отца Алексия назначили на приход в Митино. А Митино тогда лишь начинало строиться. Народ заселили только в первый микрорайон, и храм Рождества Христова прихода практически не имел. Но ездили духовные чада отца Алексия, в основном, из Крылатского. Кое-кто из Рождествено ходил, и из Митина тоже народ Божий потихонечку подтягивался.
Итак, разрушенный храм, холод, зима заканчивалась, когда состоялось освящение этого храма. Мы с женой приехали на следующую службу после освящения и больше уже оттуда никуда не уезжали два года. Вначале из немногих людей моя жена составила народный клирос, обучала их пению.
Начались богослужения. Холод, конечно, был страшный, нам с батюшкой даже сшили специальные какие-то пуховые безрукавки, чтобы можно было под облачения их надевать. Начали служить с Божией помощью.
К службе у батюшки отношение было особое. Для него была характерна любовь к красоте в Церкви. Он вообще был человек с ярким эстетическим чувством. Батюшка в церкви любил все, что связано с ее традициями, — архитектуру, звон, особую одежду, какие-то особенности быта, даже питание, особое общение, ну и, конечно, пение. Все это вызывало в его душе особый отклик.
И вот в храме без окон, без дверей, где перед службой работали какие-то «воздушные пушки », чтобы хоть немного нагреть воздух, проводилось строгое уставное богослужение. Пение было простое, но очень аккуратное; молитвенное стояние священнослужителей, прихожан. Никакой
I торопливости, внимание ко всем мелочам — все вместе создавало впечатление удивительное.
Проповеди отец Алексий говорил иногда по несколько часов. Служба затягивалась, но слушать можно было легко. Потому что это было, во-первых, очень искренне, во вторых, очень интересно, познавательно. Батюшка говорил долго, но освещал тему проповеди всесторонне, подробно. Может быть, без привычки слушать кому-то было и тяжело, но постепенно эти длинные проповеди полюбили все.
Но прежде всего, — внимание к духовной жизни, прежде всего — исповедь. Об исповеди у батюшки вообще особый разговор, он, можно сказать, учил людей исповедоваться. Он говорил: «Я начинаю с исповеди, будем исповедоваться, с этого мы начинаем». Исповедовал он практически все время — до богослужения, на кафизмах, во время чтения канонов тоже выходил, если была нужда у людей, после богослужения задерживался в храме очень поздно. К нему приезжали издалека, в Митино ходили тогда два автобуса, и то очень редко. И он исповедовал, исповедовал и исповедовал: утром — до службы, даже в начале Литургии во время антифонов поисповедовал. То есть, исповедь — как начало духовной жизни. Это — его собственные слова, может быть, не дословно, но он об этом говорил и мне, и другим людям.
И правоту отца Алексия время подтвердило: действительно, это было начало правильное. И так, в такой внешней красоте богослужения, можно было потихоньку проникнуться И внутренней, нетленной красотой жизни с Богом. Вот эта красота, переполнявшая в какие-то моменты отца Алексия, была очень заразительна.
Надо сказать, что со временем, получив назначение в Митино и послужив там некоторое время, отец Алексий значительно утих, если можно так сказать, хотя не знавшие его ранее люди продолжали удивляться его энергии, живости, но, как мне кажется, он становился тише. И его живость, энергичность стала приобретать какой-то более глубокий характер тихой радости.
Вспоминаю обстоятельства рождения своей первой дочери. Я тогда проходил послушание в Елоховском соборе после рукоположения, служил там диаконом. Был пост. Мне сообщили, что у меня родилась дочь, и мы поехали в роддом, естественно, на машине отца Алексия. Приехали мы, забрали матушку. По дороге отец Алексий все купил, устроил нам праздник. Я ему сказал, что испытываю какое- то особое чувство — что моя жизнь состоялась, наполнилась. А батюшка мне говорит: «Знаешь, отец, я после рождения своей дочери чувствовал то же самое ».
Тогда жить было негде, поселились у знакомых, в какой-то старой квартире. Маленькая комнатка, стол, ребенок там же. Мы стоим с шампанским в руках, молодые, голодные, но бесконечно счастливые.
Молиться с батюшкой было спокойно, хорошо, о времени как-то забывалось. В том, как он служил, не было театральности, но в то же время не было и флегматичности, этих двух крайностей.
По отношению к отцам, с которыми батюшка служил, он проявлял настоящую братскую заботу. Переживал за них. Может быть, не всегда это внешне показывал, думая об их пользе. Он принимал близко к сердцу их ошибки, старался покрыть все любовью и своими трудами, своим вниманием восполнить какие-то их недостатки.
Когда уйду навеки … Протоиерей Алексий Грачев / Архидиакон Роман (Тамберг): Книга воспоминаний / сост. В.Ю. Малягин. –М.: Издательство Даниловский благовестник, 2007. – 384с. Ил.
