Повествование о Митрополите Макарии
Вышедшая книга Н. Н. Бобринского “Летопись жития Макария, Митрополита Всероссийского. Историческое повествование” не просто читается с интересом и вниманием, но и ставит некоторые вопросы, первый из которых — определение жанра. В заглавии стоит слово летопись, в подзаголовке — повествование, однако оба они не вполне терминологически строго определяют, к какому виду литературы принадлежит данный текст (впрочем, такого рода требования к ним и не могут предъявляться). В самом деле, для читателя привычно считать, что если речь в книге идет об исторических событиях и персонажах, то перед ним — исторический роман; но здесь явно не роман. Правда, нам знаком еще и жанр исторической биографии, но следует признать, что характерная черта сочинений такого рода (во всяком случае в отечественной литературе, где они в основном представлены серией “Жизнь замечательных людей”, включавшей в себя и ряд очень добросовестно написанных трудов) — “вовлечение” того или иного лица в исторический процесс, понимаемый достаточно произвольно, чтобы не сказать тенденциозно. Но авторы подобных биографий не имеют в своем распоряжении такого уникального документального источника, которым является житие.
Очевидно, было бы справедливо определить жанр “Летописи…” как жизнеописание святого, то есть текст, более свободный по построению, нежели житие, но отказывающийся как от сюжетной беллетризации, так и от политизованных обобщений[1].
Итак, можно считать, что рассматриваемая книга относится к хорошо известному (и чрезвычайно популярному) в мировой литературе жанру, несправедливо забытому на какое-то время, но сейчас имеющему все возможности для того, чтобы возродиться.
Автор “Летописи…”, Николай Николаевич Бобринский[2], принадлежал к известному и много сделавшему для России графскому роду, ведущему свое начало от Алексея Григорьевича Бобринского, внебрачного сына Екатерины Великой. Николай Николаевич родился в Москве 17 апреля 1927 г. Его отец был профессором Московского университета, а мать приходилась внучкой А. С. Хомякову.
Н. Н. Бобринский всегда тяготел к гуманитарным наукам, но поскольку в советское вовремя гуманитарная деятельность была сопряжена с необходимостью лгать, он от нее отказался, получил специальность географа, а затем работал геологом. И в то же время история, поэзия, лингвистика всегда оставались главными интересами его жизни. Он знал европейские языки, мог часами читать наизусть Пушкина и Тютчева, имел незаурядные литературные способности[3].
Николай Николаевич до последних дней жизни всегда был готов помочь ближним. Исполненный благожелательности, он был уважаем и любим всеми, кто его знал. И хотя последние десятилетия жизни он в основном посвятил литературному творчеству, он стал одним из организаторов Российского дворянского собрания, состоял бессменным председателем его приемной комиссии, членом суда чести собрания.
Жизнеописание святителя Макария, несомненно, занимает особое место среди трудов Н. Н. Бобринского. При вдумчивом чтении перед читателем раскрываются два источника: житие и исторические документы. И если строгое следование житию придает повествованию глубокую внутреннюю осмысленность, своего рода сюжетную напряженность, следующую путем восхождения души, то широкое знакомство автора с документами сообщает повествованию совершенно особую достоверность, поэтому так интересно читать подробности общественной (и особенно — монастырской) жизни XVI века вплоть до обеденных меню и сметы ремонтно-строительных работ.
Не вдаваясь в пересказ, коснемся лишь одного содержательного момента. Личность Ивана Грозного всегда вызывала и вызывает к себе повышенный интерес. Можно было бы ожидать в связи с этим, что “загадки” психологии царя займут в повествовании значительное место. Однако этого не происходит, так как это прежде всего противоречило бы требованиям жанра. Но по мере вхождения читателя в мир повествования у него формируется убежденность в том, что первоочередное внимание к Всероссийскому Митрополиту и упоминание царя Ивана лишь постольку, поскольку святителю Макарию довелось в ряде случаев действовать совместно с ним, не только способствует стройности сюжета, но и некоторым образом адекватно передает исторические роли обоих, — адекватно, быть может, не в плане раскрытия политической истории России, но, безусловно, в плане прояснения ее духовной истории. И степень вовлеченности читателя в судьбу главного героя, которой сумел достичь автор, такова, что подчас мы начинаем живо сочувствовать Митрополиту, которому приходится окормлять столь “нравное” духовное чадо.
Невозможно пройти мимо тщательности, с которой автор отнесся к языку своего повествования. Текст “от автора” написан выверенным современным литературным языком, без ложных литературных красивостей и без жаргонизмов. Что же касается речи персонажей, то она передается с помощью стилизации языка того времени, — стилизации, как представляется, достаточно грамотной и умелой, при которой учтены, например, стилистические и синтаксические нормы современного русского языка, поскольку их нарушение было бы для читателя значительно большим затруднением, нежели введение древнерусской лексики. И вот именно эта умелая стилизация довершает вовлеченность читателя в сюжет и его подробности, дает ему возможность рассматривать события как бы изнутри, чувствовать себя не посторонним зрителем, а живым свидетелем живых событий…
Да, такая возможность читателю дается. Но всякий ли может ею воспользоваться? К сожалению, уровень гуманитарного образования в современной школе (и не только в школе!) заставляет в этом усомниться. Ведь именно почти полное отсутствие в курсе литературы древнерусских текстов (не будем уже говорить об отсутствии школьной хрестоматии по истории, которая тоже должна была бы содержать такие тексты) постоянно воссоздает среди неофитов протесты против церковно-славянского языка. К сожалению, нужно полностью отдавать себе отчет в том, что сейчас, когда из школьных и вузовских программ “вымываются” уже и русский язык и литература, призывать к введению древнерусского и церковно-славянского языка, мягко говоря, утопично. Тем большая ответственность ложится на руководство православных воскресных и общеобразовательных школ. Чтобы неоспоримый тезис, согласно которому Православие есть основа и движущее начало национальной культуры, не вырождался в безосновательную декларацию, православные учебные заведения должны взять на себя нелегкий и ответственный труд — углубить языковые познания учащихся. Нет никаких сомнений, что осознанное прочтение древнерусских и церковно-славянских текстов развивает в учащихся и навыки владения современным литературным языком, что крайне необходимо сейчас, при всеобщем засилии сомнительных жаргонов, когда самый обычный способ выразить положительное мнение — это употребить слово круто (в лучшем случае — нормально).
…Когда мы говорим о семидесятилетнем лихолетье, пронесшемся над Россией, нам хорошо бы помнить, что Церковь наша вышла из гонений, осиянная славой святых. Будем помнить и о тех людях, которые, подобно Н. Н. Бобринскому, не позволяли себе ни отступничества, ни культурной деградации. Положение православных христиан в современной России обязывает их ко многому, и в том числе — к кропотливому труду по восстановлению культурной традиции, неотъемлемой частью которой (если не основанием) является традиция языковая. **Бобринский Н. Летопись жития Макария, Митрополита Всероссийского. Историческое повествование // Роман-газета XXI век. 1/2000. С. 8–69.
[1] В нашем журнале регулярно публикуются опыты такого рода жизнеописаний; ряд подвижников, которым они посвящены, прославлен Юбилейным Собором.
[2] Н. Н. Бобринский скоропостижно скончался на 74-м году жизни 25 июля 2000 г. Отпевание было совершено в день памяти святого благоверного князя Владимира в храме Илии Обыденного, прихожанином которого он был.
[3] Он участвовал в подготовке к изданию “Настольной книги священнослужителя”, печатался в православных газетах и журналах (особенно часто — в самарском “Благовесте”). В 1996 г. вышел в свет его роман “Сын императрицы”. В свое время мы опубликовали переведенную Н. Н. Бобринским статью Н. Шеффер “Церковные песнопения и русская икона”, см. “Альфа и Омега” № 2(13) за 1997 г. С. 317–323.
