Во времена царя Фёдора Ивановича в Москве был устроен «высочайший престол патриарший». Но при Петре Первом, на рубеже веков, после смерти патриарха Адриана, выборы нового Святейшего не состоялись.
Местоблюстителем патриаршего престола был назначен рязанский митрополит Стефан Яворский — архиерей, пытавшийся сопротивляться самым радикальным и поспешным реформам первого русского императора. И в 1718 году усилившийся Пётр провёл церковную реформу, по существу, огосударствление Церкви.
Вековые традиции, на которых держалась Русь, выкорчёвывались безжалостно. Митрополит Стефан не принимал участия в разработке церковной реформы — и с грустью принял возложенную на него роль президента Синода. Ведь он был противником самой идеи этого учреждения!.. Духовный регламент для Синода сочинял, по большей части, Феофан Прокопович — правая рука Петра в делах церковных.
Больше двух веков в православной империи не было патриарха. И — вот она, ирония истории! — патриаршество удалось восстановить через несколько дней после взятия Зимнего, после Октябрьской революции, которая, как это вскоре стало ясно, превратит атеизм в официальную идеологию России. Более того, появление в политической жизни могущественных атеистических сил помогло сторонникам возрождения патриаршества отстоять свои позиции. Ведь на Соборе громко звучали и голоса против этого решения.
Многие (в особенности — профессура духовных академий) опасались, что в Церкви установится единовластие, эдакий абсолютизм. Говорили, что в первые три века существования христианства патриархов не было… Но после 25 октября 1917 все (за редким исключением) осознали, что патриарх Церкви необходим.
Именно тогда прозвучали на Поместном соборе слова епископа Митрофана:
«Россия горит, всё гибнет. И разве можно теперь долго рассуждать, что нам нужно орудие для собирания, для объединения Руси? Когда идёт война, нужен единый вождь, без которого воинство идёт вразброд».
Поместный собор (опять-таки — первый с 17 века!) продолжался долго, больше года. С 17 августа 1917 до сентября 1918-го. Всё изменилось в стране за это время. Кульминацией Собора стало избрание Патриарха.
Какой была атмосфера лета и осени 1917 года? Революционный хмель переплетался с ощущением тревоги, депрессии. В Москве власть советов завоевала первенство не бескровно — не то, что в Петрограде. Успенский собор, в котором начинался Собор, был обстрелян. Кремль заняли вооруженные представители новой власти — и Владимирскую икону Божьей Матери пришлось перенести в Храм Христа Спасителя, где продолжались богослужения, где избирали патриарха…
Сначала, по запискам, определили кандидатов. Значительно больше голосов, чем другие, получил архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий) — 101. За кандидатуру архиепископа Тамбовского Кирилла высказалось 27 человек, за митрополита Московского Тихона — 23, за митрополита Тифлисского Платона — 22, за архиепископа Новгородского Арсения — 14.
Но соборное избрание мог показать только жребий. Ни один из соискателей не выказывал властолюбия, не добивался своего избрания. Они — единомышленники — благочестиво устранились от «борьбы».
5 ноября три бумажных жребия запечатали в кожчевце и вынесли на амвон. Соискатели на литургии отсутствовали — чтобы избежать даже тени нездоровых страстей. После особого молебна началась церемония вскрытия ковчежца. Крышку поднял митрополит Киевский Владимир. Он же благословил старца Алексия (Соловьёва) вынуть один из жребиев.
Старец достал бумагу и передал владыке. Митрополит Владимир громко зачитал: «Тихон, митрополит Московский. Аксиос!» Всё было сделано для того, чтобы осуществилась воля Божья — так и восприняли это решение верные чада православной Церкви.
Делегация во главе с митрополитом Вениамином направилась в Троицкое подворье, чтобы объявить митрополиту Тихону об избрании его патриархом… Ответ владыки известен:
«Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: „Плач, и стон, и горе“ и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль».
Так начинался жертвенный подвиг святителя Тихона.
Настолование патриарха состоялось всё-таки в Успенском соборе — в праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы, 21 ноября. В столицах уже утвердилась власть советов, которая в те дни еще представляла собой блок большевиков и левых эсеров. Но они сами ещё не верили в то, что пришли «всерьёз и надолго».
Патриарх Тихон принял крест «в минуты роковые». Это был крест патриарха Гермогена. Какой будет Россия? Продолжится ли атака богоборчества? От этих вопросов предстоятель Церкви не мог отмахнуться.
Большинство православных не принимало участия в политических баталиях, молясь о победах русского воинства… С лета 1917 в их сердцах царила растерянность. И патриарх попытается пробудить их своими «гермогеновскими» воззваниями. «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы… анафемствуем вас, если только вы ещё носите имена христианские, хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной».
Он призывал противостоять гонителям — не оружием, но верой. Первые воззвания Собора и патриарха прозвучали в ноябре и январе 1918-го. Но это были еще не самые кровавые месяцы.
А потом случилась полномасштабная Гражданская война, невиданное ожесточение всевозможных активистов, террор и вспышки бандитизма, голод и погромы храмов. Рискнём высказать предположение: если бы в 1917-м году устояла петровская система государственного и коллегиального управления Церковью — православным труднее было бы отстоять веру в годы богоборчества.
Благодаря решениям Поместного собора 1917-го Церкви удалось установить диалог с государством в 1940-е, 70-е и 80-е, удалось подготовить возрождение последнего двадцатилетия. Всё же есть у сегодняшней юбилейной даты глубокий исторический смысл.