13 марта исполняется 100 лет с рождения поэта Сергея Михалкова.
Детский поэт, взрослый баснописец, автор трёх вариантов гимна нашей страны… Казалось, что со столетием мы сумеем поздравить его не заочно: ведь Сергей Владимирович был одним из главных долгожителей русской литературы.
Фото: ИТАР-ТАСС
Скажу сразу: когда Михалкова называют беспринципным царедворцем «при всех режимах», — это неправда. Просто некоторые наши утончённые коллеги не могут поверить, что существуют на свете искренние государственники и охранители… Михалков считал, что развитие СССР с 1930-х годов отвечает интересам державы. Усиливается армия, массовое образование… Многие неистовые противники революции 1917-го были согласны с этим диагнозом. Мы не обязаны с этим соглашаться, но необходимо понять, что Михалков в своём служении следовал стройной логике.
Да, он не был бунтарём! Но осанку охранителя держал твёрдо, и, к примеру, перестройку или страшный ельцинский 1992 год не благословил поэтической здравицей – а ведь это было выгодно. Хотя младший сын его выступал с трибуны Белого дома на знаменитом августовском митинге победителей, а потом стал фундатором партии власти («Наш дом – Россия») и главным агититором за Ельцина на выборах 1996 года. А Сергей Владимирович отзывался о той современности в лучшем случае саркастически.
Счастливая литературная судьба Михалкова началась с публикации стихотворения «Светлана». Имя героини поэта совпало с именем дочери Сталина. Но дело не только в «Светлане». Сергей Владимирович представлял тот тип молодого советского человека, который был востребован эпохой. Энергичный, способный, связанный с имперской российской традицией. Чем-то похожий на всех — разом — героев «Горя от ума» — и на Чацкого, и на Фамусова, и на Молчалина.
Сергей Михалков олицетворял государственническую элиту России, которая, взвесив всё, осознала созидательное историческое значение советского феномена. Михалков писал о Сталине: «Я ему верил, он мне доверял». Вот ведь как: без великого государства Сергей Владимирович Михалков не мыслит и своего художественного пространства. Увлечённые анархическими идеями литераторы с некоторой снисходительностью называют Михалкова «придворным поэтом». Но им никогда не понять, что служение государству может быть самостоятельным выбором художника, и, на мой взгляд, этот выбор свидетельствует о мудрости и благородстве писателя куда больше, чем демагогия вечной оппозиционщины…
Самый известный герой Михалкова — дядя Стёпа. Человек из сказки, живущий рядом с нами, на заставе Ильича. Михалков гордился, что после второй сказки про Степана Степанова мамаши перестали пугать детишек милиционером.
В шутливых, умеренно назидательных стихах Михалков оставался в пространстве уютного мифа, в котором он как у Бога за пазухой: Степанов — славный защитник правопорядка и фронтовик, который «ранен был немножко, защищая Ленинград». Михалков показал город таким, каким он должен быть – и без скучной дидактики. А главное — стихи про Степана были настоящими, в них чувствуется дух открытия, а не инерция удачно схваченной интонации. И даже две последние сказки про дядю Стёпу, написанные через много лет после первого великанского успеха, обнаруживали прежнюю живость стиха.
Чего стоит последняя строфа про дедушку Степанова — простодушная, напевная и светлая:
Знают взрослые и дети,
Весь читающий народ,
Что, живя на белом свете,
Дядя Стёпа не умрёт!
Он умел заразительно приподнести идею успеха – наш вполне самостоятельный аналог «американской мечты»:
А если ты научишься работать и мечтать —
Великим Финтифлюшкиным ты в жизни можешь стать!
Ведь это обращение к каждому ребёнку, чтобы он верил в свою звезду, развивал способности трудолюбием, был ответственным, пытливым, честолюбивым. А смешная фамилия «Финтифлюшкин» снимает мертвящий «сурьёз» темы. Идеология успеха, доступного каждому, стоит только поверить в свои силы и положиться на трудолюбие. Это и есть оптимистический светлый путь Золушки.
Прощались с Сергеем Владимировичем в августе 2009 года в храме Христа Спасителя – и мы услышали прощальные слова архипастыря. Многое вспоминалось в те дни. Вспоминалась долгая и честная жизнь талантливого, весёлого человека, который становился твердокаменным, когда нужно было защитить Отечество. В Храме Христа Спасителя Михалков бывал, представьте, и в дореволюционные времена. Это одно из самых ранних воспоминаний: няня Груша водила его к огромному Храму, который потом взорвали, а ещё через шестьдесят лет восстановили.
И ещё вот что вспоминалось. В 1942 году фронтовой корреспондент, офицер Красной армии Сергей Владимирович Михалков опубликовал стихи, в которых рассказал о материнской молитве:
В большой России, в маленьком селенье,
За сотни верст от фронта, в отдаленье,
Но ближе многих, может быть, к войне,
Седая мать по-своему воюет,
И по ночам о сыновьях тоскует,
И молится за них наедине.
Когда Москва вещает нам: «Вниманье!
В последний час…» – и затаив дыханье
Мы слушаем про славные бои
И про героев грозного сраженья, –
Тебя мы вспоминаем с уваженьем,
Седая мать. То – сыновья твои!
Они идут дорогой наступленья
В измученные немцами селенья,
Они освобождают города
И на руки детишек поднимают;
Как сыновей, их бабы обнимают.
Ты можешь, мать, сынами быть горда!
И если иногда ты заскучаешь,
Что писем вот опять не получаешь,
И загрустишь, и дни начнешь считать,
Душой болеть – опять Илья не пишет,
Молчит Володя, нет вестей от Гриши,
Ты не грусти. Они напишут, мать!
Настоящие стихи. И эти строки – «Седая мать по-своему воюет…» – врезаются в память, как «Дубинушка». В 42-м, конечно, написать и опубликовать такие стихи было несколько проще, чем, к примеру, в двадцатые годы. И всё-таки молитвенные мотивы в советской лирике оставались редкостью, на вес золота. Эти стихи написал представитель, пожалуй, самого атеистического поколения в истории России – ведь на годы юности Михалкова пришлись самые бурные богоборческие кампании! А вот он остался верен семейным традициям, сумел он найти слова о материнской молитве.
Немало политических строк написал Михалков на злобу дня. Кажется, он переложил на стихи весь советский символ веры. Но с одним важным исключением! Вы не найдёте у Михалкова традиционной для тех лет антирелигиозной пропаганды – ни полсловечка. В его доме бывали священники, жена советского литературного генерала, Наталья Петровна Кончаловская, не скрывала своей веры.
Сам Сергей Владимирович обивал пороги начальственных кабинетов, упрашивая вождей вернуть Церкви Свято-Данилов монастырь. Благодаря таким патриотам, как Сергей Владимирович Михалков, накануне тысячелетия Крещения Руси наше государство прекратило гонения на Церковь, открыло для православных священников полосы газет и телевизионные эфиры… Михалков не афишировал свои старания, но в одном из интервью признался: «Я ходил в ЦК, убеждая руководство партии в том, что к тысячелетию Крещения Руси в Москве нужно открыть Свято-Данилов монастырь. Брежнев дал «добро».
И, хотя Гришин (тогдашний глава МГК КПСС, фактически – московский градоначальникю. – Прим. авт.) категорически высказывался против, монастырь был восстановлен к исторической дате». Будем помнить об этом.
И в откровенно агитационной поэзии у него случались открытия – точные формулы, которые десятилетиями не утрачивают актуальности. Вот, например, старинная басня «Рубль и доллар»:
Американский доллар важный,
Который нагло лезет всем в заём,
Однажды
C советским встретился рублем.
И ну куражиться и ну вовсю хвалиться:
«Передо мной трепещет род людской,
Открыты для меня все двери, все столицы,
Министры и купцы, и прочих званий лица
Спешат ко мне с протянутой рукой.
Я все могу купить, чего ни пожелаю,
Одних я жалую, других — казнить велю,
Я видел Грецию, я побывал в Китае, —
Сравниться ли со мной какому-то рублю?..»«А я с тобой не думаю равняться», —
Советский рубль сказал ему в ответ.
«Я знаю, кто ты есть, и если уж признаться:
Что из того, что ты увидел свет?!
Тебе в любой стране лишь стоит появиться,
Как по твоим следам нужда и смерть идут.
За черные дела тебя берут убийцы,
Торговцы родиной тебя в карман кладут…
Лет двадцать назад мы относились к этим строкам с иронией – а нынче пришло понимание: ведь как точно ухвачено и сказано. Ведь именно «нагло лезет всем взаём», ведь точь в точь «торговцы родиной тебя в карман кладут»! Михалков разглядел и сформулировал сущность ростовщического империализма. Мертвящего, всё сметающего на своём пути. Время сначала упразднило, отменило Михалкова, а потом всё-таки вернуло, восстановило. Так отчасти произошло и с гимном…
Можно долго перечислять детские стихи и басни, пьесы и сказки Михалкова, которые не умрут. Прелестны его ранние стихи, они запоминаются слёту – и хранятся в наших сердцах как видение детства. На вершины детской поэзии он легко вбежал совсем молодым… А потом – война, фронт, стихи, помеченные ремаркой: «Из действующей армии». Он – военкор, офицер. В 1941-м он написал строки, на первый взгляд, очень несвоевременные: «Фронтовик домой приехал»:
Человеку бой приснился,
И проснулся он в поту.
Ничего не понимая,
Он вгляделся в темноту.
И, увидев очертанья
Шкафа, стула и стола,
Вспомнил дальнюю дорогу,
Что до дома довела;
Вспомнил встречи фронтовые,
Боевых своих друзей,
Молодых артиллеристов
С дальнобойных батарей;
Вспомнил песню про Каховку,
Вспомнил ночи у Днепра…
И с открытыми глазами
Провалялся до утра…
Не до отпусков было в 41-м году, но Михалков рассказал ребятам о том, как сражаются их отцы и подарил надежду на возвращение фронтовиков…
В поздних стихах мы видим метания пожилого, сановитого человека, преподнесённые с иронией:
У меня есть внучка —
Внучка «Почемучка».Что ни слово, то вопрос:
— Почему собака – пёс?
— Для чего у кошки хвост?
— Сколько ночью в небе звёзд?
Отчего течёт река?
Что такое облака?Надо дать на всё ответ,
Я для внучки – умный дед.А у деда самого
Столько разных «Отчего?»,
Столько разных «Почему?»,
Что не снилось никому!
Точная интонация! Запоминается этот неожиданный вздох раздавленного заботами деда, которому нужно держать марку и отвечать, а так хочется побыть ни в чём не уверенным…
Он, как известно, не чурался чинов и наград, радовался им с детским простодушием. Хотя высмеивал этот пионерский карьеризм в старой пьесе «Красный галстук». Там есть смешной герой-активист, который общается с товарищами с помощью бюрократических штампов, как будто на собрании выступает.
О работе Михалкова в Союзе писателей достаточно сказать одно: он помог состояться в советской литературе молодому прозаику Валентину Распутину. Волшебный михалковский пиджак с орденами многих выручил. Добро не дОлжно забывать, и Валентин Григорьевич не забыл о том, кто первым в столице привечал сибирского писателя: «Когда я приехал в Москву из Сибири, то первым писателем, с кем я познакомился, был Сергей Михалков. Он тогда возглавлял Союз писателей России и очень по-доброму, по-отцовски относился к нам – молодой поросли. Он никогда не отказывался нас принять, всегда помогал печататься. В то время быть знакомым с именитым писателем много стоило. Я благодарен Михалкову за то, что он отстоял мою повесть «Прощание с Матёрой», которую зарубила цензура».
Некоторые стихотворные поучения Сергея Михалкова представлялись нам резонёрскими. Нам казалось, что поэт ломится в открытую дверь. Стоит ли в сотый раз писать о любви к Родине, о честности, о доброте, о коллективизме? Прописные истины! А потом в стране воцарился «праздник непослушания». И оказалось, что, если с детства, в игровой стихотворной форме, детям не рассказывают о коллективизме – они всё чаще вырастают эгоистами. Не читают про «Зайку-Зазнайку» – и зазнаются во все тяжкие. Не декламируют сызмальства строки гимна – и вырастают без патриотической струнки в душе. Очень нужен сегодня Михалков – весёлый воспитатель, счастливый и сильный русский человек, который не ноет, не жалуется, а тянет воз – и радуется миру, признанию, Родине, да хоть пирожному («Я беру пирожное и гляжу на крем», — это тоже Михалков), радуется, что шагает по улице весёлое звено:
Если песенка всюду поётся,
Если песенка всюду слышна,
Значит, с песенкой легче живётся,
Значит, песенка эта нужна!