Про
Непохожие истории о разной, но такой прекрасной любви – в День всех влюбленных рассказывает Татьяна Краснова.

Вот о чем точно не стоит спорить, так это о том, хорош этот праздник или плох.

Мое отечество не страдает от избытка любви, и лишний раз отпраздновать что-нибудь с нею связанное – не помешает.

И вот что я вам скажу: «когда на носу у вас очки, а в сердце – осень», вы понимаете очень ясно одну незамысловатую вещь: любовь бывает разной. И прекрасна она почти всегда.

Вот, например.

О прекрасной даме

Ах эти настоящие женщины…

Платье в безыскусных горохах, нежный завиток у виска, победный взгляд – чуть вбок, чуть сверху…

Не прошла – промелькнула. Не улыбнулась – усмехнулась. И неторопливо так, в пустоту: «Я очень люблю малину. Но спелую и без червячков. Это так трудно – найти без червячков! Я сама не справлюсь!»

Потрясенный безукоризненной формулировкой, он срывается с места и ломится в малинник, как медведь, и приносит, и млеет от того, что она съедает ягодку с его ладони.

И он ходит за ней следом, и приносит малину, и забытую кофточку, и несет за ней сумочку…

Он влюблен. Она – снисходительна.

Как настоящий мужчина, он боится сделать решительный шаг, и к его маме идет она.

Она безукоризненно причесана, на ней новые туфельки, она готовилась к встрече.

– Анна Петровна, – говорит она решительно, с нежным дамским нажимом, – вы не расстраивайтесь, но это решено, Миша будет жить с нами, мы уезжаем в Москву вместе.

Далее следует драма.

Там, где есть такие, как она, – с нежным завитком – драмы не избежать.

Ее сажают в машину и увозят. Она оскорблена, но глаза ее сухи. ТАКИЕ не плачут. Разве что – нарочно.

Он стоит, вцепившись в дачную калитку, и ревет в голос, повторяя одно и то же: «Я не поехал! Я с ней не поехал!»

Он плачет долго. Не меньше получаса. Потом мама уводит его есть полдник и читать книжку.

***

Или вот, например.

О меньших братьях

Не знаю, какой именно это терьер, но с виду – этакая коричневая тумбочка, состоящая из мускулов, башка здоровенная, глазки маленькие и морда как у акулы. Словом, караул.

Мы встречаемся возле лифта, и путей к отступлению у меня нет. Из всех собак я боюсь только йорков, но тут даже меня как-то пронимает. Видимо, я заметно подбираюсь, потому что хозяйка страшилища подтягивает поводок и отдает приказ «к ноге».

– Стой, Кайзер! Все тебя боятся, никто не любит, никто не погладит…

Это не мне, это шепотом Кайзеру.

Останавливаюсь. Спрашиваю зверя:

– Ты хорошая собаченька?

Хвост чудовища вздрагивает и начинает неуверенное движение слева направо. На жуткой ряхе написано: «Это вы, тетенька, меня собаченькой назвали?»

– Он не кусается! Правда! – говорит хозяйка.

– Ты сладенький песик? – уточняю я.

Хвост лупит псину по бокам. «Я – песик!!! – написано на акульей морде. – Я сладенький!!!»

– Можно погладить?

– Конечно! Не бойтесь!!!

Я протягиваю руку к песьей башке, и тут «собаченька» вскакивает на задние лапы, кладет руки мне на грудь и целует меня во все лицо сразу.

– Кайзер, прекрати! – кричит хозяйка.

– Ты ж моя заинька! – воплю я.

– Да!!! Я заинька! – подтверждает собака, – именно я! Именно заинька!

В лифте мы с хозяйкой Кайзера говорим о любви.

Все четыре этажа…

Фото: Imgur

***

Или, например, о детях

Особое, тихое удовольствие – выйти из дому за минуту до половины восьмого, чтоб увидеть, как гасят поутру фонари и мир из лимонно-желтого становится жемчужно-сиреневым.

Есть какая-то меланхолия высшей пробы в этой смене освещения – словно некто оформил декорации специально к твоему не-торжественному, неуклюжему и нелепому появлению на сцене.

И проходишь мимо восхитительных снежных кулис, и выходишь на авансцену, к погасшим софитам и разошедшейся публике.

И сказать тебе нечего, да и не ждут от тебя ничего… Постоял, да и иди себе на автобусную остановку…

Там, на остановке, спит под лавкой в тихом углу лохматая собака, две старушки привычно ругают погоду и цены, молоденькая мама тащит за шарф ребенка лет четырех, и чем-то вроде детства пахнет от мокрой шерстяной перчатки…

– Не жри снег, идиот! – кричит мама.

Краснощекий «идиот» смотрит лукаво и нежно, прячет за спину кулачки и боком подбирается к собаке. По лицу видно, что у него полно интереснейших планов, и если повезет обмануть мамину бдительность, то новую порцию снега удастся съесть прямо с апатичной песьей морды.

Она права, нельзя есть этот снег. Это совсем не тот снег моего детства сорокалетней уже давности, который так здорово было обсасывать с варежки… Это ядовитый, грязный снег, но я почему-то болею за «идиота».

Его мама увлеченно болтает по телефону, и собака уже совсем близко, и я тихо говорю:

– Не советую.

Ребенок замирает и смотрит на меня. На собаку. На меня. На собаку. Наконец задает вопрос:

– Она кусается?

– Еще бы. Если бы ты спал в углу на остановке со снегом на носу, а тебя внезапно разбудил бы человек в синем комбинезоне, ты бы тоже кусался.

– Какой человек? – спрашивает ребенок.

Это хороший вопрос. Резонный.

– Приличный человек в синем комбинезоне и красной шапке с помпоном.

– Это я, – зачарованно говорит ребенок.

– Это ты, – подтверждаю я.

– Что ты там делаешь?! – кричит опомнившаяся мама. – Куда ты лезешь, кретин?! Автобус идет, а он лезет!

В автобусе мы сидим рядом. Мама продолжает ругать непутевого сына, а тот поглядывает на меня хитро. А потом, дождавшись паузы, говорит:

– А вот я никогда не плачу…

Они выходят остановкой раньше, у детского сада, и я машу им из окна, но они меня не видят сквозь запотевшее стекло.

***

Или – о стариках

Пожалуй, о них я не буду говорить долго, а просто покажу вам фотографию, которую я сделала на пляже в Тель-Авиве. У моря.

До сих пор я не видела лучшего изображения Любви…

Фото: Татьяна Краснова

…Или вот – о Главном. О Боге

Если мы говорим о любви – как не говорить о Нем…

Католический храм святого Людовика. Зима. Детская месса.

Это значит, что первые ряды заняты детьми примерно от четырех до десяти лет. Сзади сидят родители и обычные прихожане.

Молодой священник читает проповедь. Точнее, беседует с паствой.

Паства бузит, болтает ногами, толкается, но в целом – слушает. Речь идет о мытарях, фарисеях и прочих сложных материях.

Священнику надо выяснить главное:

– Как вы думаете, Бог вас любит?

В аудитории волнение. Это важный вопрос. Тут, конечно, хотелось бы определенности.

– Если я себя хорошо веду, то любит, – встает серьезная взрослая девочка лет восьми.

– А если ты ведешь себя плохо? – интересуется падре.

– Тогда, наверное, нет, – вздыхает девочка.

– Любит, – отвечает некто в большом шарфе со второй лавки справа, – но Он сердится.

– Он не сердится, – поправляет некто в розовом комбинезоне, – Он огорчается.

С передней лавки тянется напряженная рука. Человек лет четырех ерзает от нетерпения.

– Ну, скажи, как ты думаешь, любит тебя Бог? – спрашивает священник.

– Да, Он меня просто обожает! – вопит карапуз. – Я Его любимец!

На секунду весь храм замирает.

Кажется, все взрослые про себя шепчут одно и то же: «Дай Господь тебе прожить всю жизнь с этим знанием!»

Фото: 123rf

Дай Бог и нам всем того же.

Влюбляйтесь почаще.

В этом прекрасном мире есть столько поводов и объектов…

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.