Он медленно ходит по комнате, длинными худыми пальцами открывает пластиковую бутылку с минералкой — конечно, во время разговора захочется пить. На первый взгляд, статичная камера запечатлела самые обыденные моменты, герой всего-навсего готовится к съемкам, заглядывает в телефон проверить время, шмыгает носом и усмехается, глядя на свое отражение: «Похож на Малефисенту, блин…» После диагностической лапароскопии он понял, что лечиться дальше смысла нет, но в эту минуту он просто живет и наливает воду, чтобы смочить горло. Его стакан наполовину полон или пуст?
«Я хирург-онколог, я отец, я просто человек…» — рассказывает Андрей Павленко в своем последнем интервью 21 ноября 2019 года. Он перенес химиотерапию и операцию по удалению желудка, но остановить болезнь врачам не удалось.
Я бы определила жанр этого фильма не как завещание, а как правдивый психологический кинопортрет.
По большому счету, многие кадры зрители уже видели: рассказ Андрея перемежается отрывками из его видеодневника на портале «Такие дела». Режиссер Сергей Карпов и сценарист Галина Мосалова делают акцент на том, как внешне изменился герой за два года. С каждой новой «главой» Андрей худеет: кажется, что еще полный сил отец, играющий на море с детьми, и доктор, который прячет под одеждой выступающие ребра, — совершенно разные люди.
Но главное внимание режиссер уделил не сюжету, а психологии героя, поэтому так часто при съемке использован крупный план. Темный фон помогает сфокусироваться на лице. Глубокие вертикальные морщины между бровей, выступающие скулы, заостренный нос и большие глаза, как у Иисуса, несущего крест, на картине Эль Греко.
В фильме есть два очень тяжелых эпизода. В первом Андрей вспоминает, как не смог поехать на похороны отца из-за того, что не было денег на билет, а во втором — о том, как узнал собственный диагноз и рассказал все жене и детям. «Средняя <дочь> сутки плакала», — говорит он тоном врача, словно речь идет о неоперабельном пациенте, хотя как о пациенте он не думал о себе никогда.
Ты наблюдаешь, как на лице рождается едва заметная эмоция, но это лицо будто бы растворяется — остается только душа, которая мучительно напрягает мимические мышцы. Камера упорно фокусируется на Андрее, и выходит, что вместе с режиссером ты тоже неотрывно смотришь в глаза умирающему. В этот момент в голове бьется мысль: «А имеешь ли ты вообще право разглядывать под микроскопом такие движения души? Кто позволил тебе присутствовать здесь, — спрашиваешь ты и у режиссера, и у себя, — и почему ты просто не выключишь ноутбук?» Но не выключаешь и смотришь до конца.
В финальных кадрах доктор Павленко провожает гостей: кажется, что он прощается не только с ними, но и одновременно с каждым из нас.
«Я реально понимаю, что шансов нет», — заканчивает он. Это признание вызывает в памяти Евангельскую параллель. Не с молением о чаше в Гефсиманском саду и не с Распятием, нет. Я вспоминаю Тайную вечерю.
Чувствуя близость кончины, Христос продолжал проповедовать ученикам. Читая эти страницы снова и снова, ты привыкаешь, что так и должно быть, но, вопреки величию Воскресения, все равно спрашиваешь: каково это — говорить с посторонними о том, что умрешь через несколько часов, дней, месяцев? Каково вообще это осознавать? И после фильма об Андрее Павленко, быть может, Спаситель становится по-человечески близок и понятен: ты бессилен что-либо изменить, в твоей власти только принять неотвратимое как данность и жить до последней секунды.
«Я просто человек», — думаю, эти слова и есть ключ к концепции последнего интервью.
Просто человек, который в последний раз отмечает день рождения дочери, разговаривает с коллегами в кабинете и проходит курс иммунотерапии, не ожидая никаких улучшений. Андрей старается не показывать, как ему больно, и неловко улыбается.
В своем романе «Бессмертие» Милан Кундера спорит с Декартом: «Я мыслю, следовательно, я существую — фраза интеллектуала, который пренебрегает зубной болью». Речь о том, что не интеллект есть главное свидетельство нашего «я», а страдание, потому что в горе человек остается один на один с собой. И если он сосредоточится только на страдании, каким бы сильным оно ни было, он забудет об остальном мире. «Страдание, — пишет Кундера, — это великая школа эгоцентризма».
Пересматривая последнее интервью Андрея Павленко, ты понимаешь, что он сознательно от этого отказался: не закрыл двери в комнате, а сделал свою историю публичной, согласившись, чтобы оператор с камерой следовал за ним повсюду, в том числе и в больничную палату. Доктор показал, что с онкологией можно и нужно бороться, даже если она оказывается сильнее.
Узнав о смертельном диагнозе, Андрей три дня подряд играл на компьютере, чтобы успокоиться. Рассказывая об этом, он смеется.
Болезнь забрала его через полтора месяца после интервью. Этот человек испил чашу страданий, но его стакан остался наполовину полон. И здесь Андрей совпал с автором «Бессмертия», потому что нет счастья в том, чтобы, страдая, «нести свое больное “я” по миру».
Счастье — просто быть и чувствовать каждую минуту жизни, превращаясь «в водоем, в каменный бассейн, в который, словно теплый дождь, ниспадает Вселенная».
