Моя мама любит напоминать мне, как я когда-то с жаром обещала ни за что не встречаться с мальчиком, который не отличает причастие от деепричастия.
Ксения Туркова
Сама я каждый раз этим рассказам ни за что не хочу верить. Потому что за все это время приобрела такую языковую толерантность, что окружающие порой начинают сомневаться: может, она и не знает ничего о языке, вон даже «вклЮчит» не поправляет, молчит, позор!
А толерантность эта все крепла и крепла. И – поразительно! – чем больше я узнавала, чем больше погружалась в язык, тем спокойнее себя чувствовала.
Пока наконец не превратилась в абсолютного лингвистического пацифиста (не путать с пофигистом!), выступающего за непротивление грамматическому злу насилием.
Но вокруг тем временем шли совсем другие процессы. А соцсети эти процессы выбросили на поверхность, обнажили их масштаб и размах.
Известный лингвист Максим Кронгауз как-то сказал мне, что мы живем в эпоху лингвистического высокомерия. Сейчас я бы переформулировала: мы живем в эпоху лингвистической нетерпимости. Судите сами:
Бурятская активистка размещает на странице во «ВКонтакте» изображение нацистского орла с подписью Grammatik Macht Frei («Грамматика освобождает»).
Известные люди в серии интервью о языке признаются, что мысленно хватаются за пистолет, услышав «озвучил» вместо «сказал» или «человечек пришел за денежкой».
Статью о самых распространенных ошибках пользователь Фейсбука сопровождает пророчеством: «Все, кто будет говорить “ихний”, будут гореть в аду!».
К тем, кто ставит двойной пробел в тексте вместо обычного, предлагается применить условные розги и образный электрошокер.
«Если кто-то еще раз напишет «девченка» вместо «девчонка», я за себя не отвечаю», – кипятится моя знакомая, милейшая и нежнейшая девушка.
Наконец, пользователи соцсетей с удовольствием делятся статьей о «Словах, за которые хочется нанести телесные повреждения». В ней тех, например, кто использует глагол «улыбнуло», предлагается «улыбнуть чем-нибудь потяжелее».
Ясно, что все эти люди не будут на самом деле хвататься за пистолеты, бить собеседника по голове дубиной, доставать из широких штанин электрошокер и устраивать неграмотным самосуд. Нет. Но сама тема насилия и агрессии присутствует везде, где возникает языковой вопрос.
Желанием расправиться с «неверными» пронизаны все обсуждения правил русского языка. Бить, пытать, пороть, пристреливать – вот глаголы из арсенала дискутирующих.
Самих лингвистов это и печалит, и возмущает. «Почему мы считаем неприемлемыми все виды нетерпимости, а лингвистическая нам кажется даже почетной?» – задает вопрос на странице в Фейсбуке лингвист, автор книги «Русский со словарем» Ирина Левонтина.
Ее коллега из санкт-петербургского университета, Светлана Друговейко-Должанская, ее поддерживает и предлагает жаждущим репрессий языковыми вопросами не ограничиваться:
«Ну давайте провозгласим, что за сочетание юбки в оборочках с кроссовками – сразу по сусалам, за предпочтение детектива романам Марселя Пруста – штраф в размере 10 МРОТ, а за непонимание искусства фуги – тюремный срок, чего уж тут мелочиться».
Несколько лет назад, я, высмеивая радикальный граммар-нацизм, написала шуточный законопроект: в нем предлагались и общественные работы за «звОнит», и розги за «одеть» вместо «надеть», и пожизненный срок за кофе среднего рода.
Удивительно то, что многие восприняли тот текст серьезно – так велика была (и есть) жажда наказания за «преступления».
Но почему же сами лингвисты «не жаждут крови»? Такие мягкотелые? Языковые терпилы? За наше сокровище им не обидно?
Вот как объясняет это главный редактор «Грамоты.ру» Владимир Пахомов – человек, который никогда не поправит вас публично, даже если услышит вопиющую ошибку:
«Я бы назвал две причины, по которым среди лингвистов нет (по крайней мере, я не встречал) граммар-наци. Причина первая: для граммар-наци всё в языке делится строго на две части: это правильно, это – неправильно. Полутонов нет. А лингвисты прекрасно понимают, что в языке так не бывает.
Причина вторая: лингвисты знают немножко больше, чем граммар-наци, трудных случаев правописания и произношения и понимают, что все запомнить невозможно. А значит, агрессивно порицающий других человек рано или поздно сам окажется на их месте.
Вот простой пример: граммар-наци выучил, что нельзя говорить «звОнит», но при этом он сам может спокойно сказать «свЕрлит» и допустит точно такую же ошибку (надо – «сверлИт»).
Получается, теперь уже на него надо показывать пальцем. Так и будем показывать пальцами друг на друга. Лингвисты это понимают, граммар-наци – увы, нет».
А обвинения тем временем продолжаются, агрессия множится, лингвистическое высокомерие разливается повсюду, заполняя поры языкового пространства.
Мы так любим жаловаться на окружающую нас пресловутую атмосферу вражды и ненависти! Но при этом не замечаем, что сами создаем ее даже в той среде, которая, напротив, могла бы примирять.
Как перерастают в драки – реальные и виртуальные – споры о судьбах Украины и России, мы все и так наблюдаем почти каждый день.
Не хочется когда-нибудь увидеть вцепившихся друг другу в волосы поклонников и противников глагола «кушать».
Читайте также:
- Граммар-наци живут, процветают и размножаются
- Евгений Водолазкин: «Когда я говорю «Сударь!», на меня смотрят как на сумасшедшего»
- Елена Шмелева: Русский язык надо защитить от тех, кто пишет законы безграмотно
- Владимир Елистратов: «В голове у нации должен быть общий цитатник»
- Флоренция Агеенко — филолог и преподаватель лучших дикторов — о русском языке и лихорадке Эбола
- «Мяско» и «фотка» — мещанские, «крутой» и «наезжать» — тюремные жаргонизмы — интервью с Леонидом Крысиным
