— Изменения климата — абсолютное зло? Или есть какие-то плюсы в том, что происходит?
Александр Карпов. Фото: grad-com.ru
— Это же не бухгалтерия, где приходы и расходы уже известны, осталось посчитать баланс. Это будущее. Плюс или минус зависит от нашей способности «использовать момент». Как и в любой ситуации больших изменений, многоресурсные приспособятся и даже выиграют, а малоресурсные потеряют. Например, когда говорят: «Вот у нас в России потеплеет — это плюс», я отвечаю: «Посмотрите на свои платежки за отопление». Цена уменьшается? Нет, она растет. Потому что надо оплатить недопоставленное и несгоревшее топливо, отказ Европы от российского газа и угля, а в перспективе — перестройку всех теплоцентралей и т.д. За все это будете платить вы, так что для вас это вряд ли плюс. Но кто-то заработает.
В целом, неблагоприятные последствия вынужденной адаптации мы испытаем, скорее всего, в ближайшее время, в отличие от плюсов, которых все ждут, когда слышат слово «потепление».
— Ближайшее — это какое?
— Где-то с 2050 по 2100 год. А вот пальмы и тёплое море — где-то через пару тысячелетий. Точного прогноза за пределами сотого года сейчас наука дать не может. Мы понимаем, что идет перестройка «климатического термостата», но в какой точке установится равновесие, никто сказать не может. Много непредсказуемых факторов, главный из которых — наши действия.
Есть сценарий, при котором стабилизация происходит в относительно комфортной для нас зоне, когда климатические пояса сдвигаются ближе к полюсам, но без глобальных перестроек биосферы, криосферы и пр. Есть сценарий «парниковой Земли», который может реализоваться через каскад событий в критических точках планеты. Это будет означать таяние ледников, медленное, но неотвратимое повышение уровня воды на протяжении, как минимум, лет пятисот; существенное изменение привычной конфигурации областей, пригодных и непригодных для сельского хозяйства и для жизни человека; изменение границ суши и, соответственно, — социально-политические перестройки. В этом сценарии наибольшие шансы для человечества угробить себя связаны с его собственными действиями. Допустим, наступают неблагоприятные условия, обостряются конфликты за ресурсы для жизни, появляются хаотические потоки беженцев, а потом все заканчивается применением ядерного оружия. Это неприятный сценарий. Но его критические риски связаны не столько с климатическими воздействиями, сколько с драчливостью людей.
Есть сценарий «убегающих климатических изменений»: происходит настолько сильный разогрев атмосферы, что жизнь на большей части планеты становится невозможна. Земля по климатическим параметрам уходит в сторону Венеры: просто хаос ураганов над пустынями. Но специалисты — на основе оценки глобальных запасов углерода на планете и в её недрах — считают, что на Земле не хватит СО2, чтобы так нагрузить атмосферу и вызвать такой парниковый эффект.
Это хорошая новость, однако меня забавляет проявляющаяся здесь шизофрения массового сознания. Когда учёные говорят, что на Земле ограниченное количество углерода и его недостаточно, чтобы достичь показателей венерианской атмосферы, все соглашаются. Но когда они же говорят: «Вы знаете, ресурсы нефти, рыбы, леса, океана тоже ограничены», те же люди возражают: «Какая чушь, запасы безграничны, вы не можете их сосчитать».
Есть сценарий «нового ледникового», вероятность которого на имеющихся моделях оценить пока трудно. Он заключается в том, что потепление запускает определенные реакции, которые приводят к резкому похолоданию, и Земля (или её часть) «сваливается» в серьезный ледниковый период.
Фото:
businessinsider.com
— Как потепление приводит к похолоданию?
— Наиболее известный механизм — остановка Гольфстрима. Тают полярные льды, пресная вода на поверхности останавливает приток тёплой воды из района Мексиканского залива, и блокируется часть глобальной циркуляции, которая охватывает все океаны планеты. Остановка притока тепла вызывает резкое похолодание в северной части Земли, включая наши с вами родные пенаты, и дальше запускается цепочка последовательных процессов, обратных ускоряющемуся разогреву. Она и приводит к ледниковому периоду, который может затронуть не только северное полушарие. Такие события случались раньше, но были вызваны природными факторами, которые оказывали влияние с другой скоростью, нежели антропогенный «парниковый эффект». Поэтому просто переносить прошлые истории в будущее — неправомерно.
Кроме Гольфстрима выделяют ещё несколько территорий, процессы на которых могут привести к внезапным и резким изменениям климата. Понимание, какой из сценариев реализуется, придет к нам, вероятно, к 2040-2050 году.
Наши дети будут вынуждены все время заниматься разгребанием «ряски»
— Может быть, отложить перестройку экономики до наступления этого «понимания»?
— К сожалению, в этот момент ход событий будет уже не изменить. Дело в характере роста «парникового эффекта» и в огромной инерции процессов, которые мы не то что недооцениваем, но просто не можем себе вообразить.
Чтобы понятней объяснить, вспомню старую задачку про пруд. Представьте, что вы живете в поместье и там большой, красивый пруд, который вы очень любите. Любуетесь им, ловите в нем рыбу. В какой-то момент в этом пруду заводится ряска. Она размножается почками, детками. За сутки каждая особь ряски продуцирует свою дочку. Неприятная штука, потому что если весь пруд будет покрыт ряской, рыба задохнется, и пруд потеряет свою ценность. У вас есть возможность от нее избавиться. Но для этого нужно починить сапоги, вытащить лодку, а потом еще плавать по этому пруду и чистить его. Будем считать, что на очистку пруда уходит два дня работы, большую часть времени занимает подготовительная часть.
Но если пруд зарастет полностью, его уже будет невозможно почистить, потребуются совсем другие методы. Известно, что целиком пруд зарастает за 60 дней. Первое время вам чистить его лень. И вы решаете: «До половины зарастет, тогда и почищу». Наконец пруд зарастает ряской наполовину. Теперь вопрос: сколько времени у вас есть, чтобы этот пруд почистить? Пока он не зарос полностью.
— Если за 60 дней он зарастает полностью, значит, видимо, прошло 30 дней, и у меня есть еще столько же.
— Я был уверен, что вас не удастся поймать, но даже вы попались. У вас остается один день. Каждый день ряска удваивается, и если за 60 дней пруд зарастает целиком, то половина зарастет за 59 дней. Это психологическая ошибка, которую делают все — и не ученые, и ученые, если только не уделяли этому специальное внимание. Наш мозг не воспринимает процессы экспоненциального роста интуитивно, эволюционно он «заточен» для прогноза линейных процессов. Поэтому у нас большие проблемы с восприятием экологической реальности. Откуда берется экспоненциальный рост? Из положительной обратной связи по принципу «чем больше, тем больше»: чем больше ряски, тем больше у нее потомков. То же самое с эпидемией: чем больше зараженных, тем больше они заражают. Если вы посмотрите на графики числа зараженных коронавирусом, увидите, что в начале была кривая, которая шла вверх с ускорением. Потом карантинные меры разорвали положительную обратную связь. То же самое, увы, с «парниковым эффектом»: чем теплее, тем больше высвобождается парниковых газов из природных источников, тем больше энергии нужно людям, чтобы преодолевать последствия.
Экспоненциальный рост в конечном мире — источник катастроф. Если мы вернемся к примеру с ряской, в нём очень много жизненных ситуаций. Я ведь, помните, сказал, что на чистку нужно два дня. И на самом деле нужно начинать не тогда, когда зарастет половина пруда, а когда будет достаточно времени на то, чтобы найти лодку, достать сапоги и пр. Если человек бросается чистить пруд, когда заросла половина, он не успевает — ряска же все равно растет. Он очищает, а она растет и растет. И вся его жизнь превращается в борьбу с этой проблемой. Потому что не успел вовремя.
Искусство обычно рисует апокалиптические картины негативных климатических сценариев. Но будущее может быть не столь драматичным, зато гораздо более дурацким: наши дети будут вынуждены все время заниматься разгребанием этой «ряски». Как тетрис, знаете: у тебя нет ни жизни, ни свободного времени, ты только все время отбиваешься от того, что на тебя валится, и вынужден этим заниматься для собственного жизнеобеспечения.
Фото: slashgear.com
А теперь представим, что рядом с нашим прудом есть другой пруд, с теми же законами, но в сто раз больше по площади. Ряска поселилась в них одновременно, и его хозяин принялся за очистку одновременно с нашим. Сколько у него дополнительного времени?
— Сколько?
— Примерно шесть с половиной дней. Всего. Но, как вы понимаете, очистить пруд площадью в сто раз больше требует совсем других затрат. И получается, что выигрыш по времени не существенный, а проигрыш по затратам и ресурсам катастрофический. Этой особенности экспоненциальных процессов люди тоже не чувствуют интуитивно.
Возвращаясь к эпидемии, какая реакция обывателя на жёсткие карантинные меры? Я встречал довольно много конспирологии: «Кто-то просто решил угробить китайскую экономику», «Китайцы хотят получить деньги от ВОЗ или ООН». Да никакие деньги, которые китайцы могут получить, не сравнятся с тем ущербом, который наносит карантин. Китайское руководство, хоть и с запозданием, но приняло ответственные решения. Они обойдутся минимальными потерями по сравнению с тем, что будет, если рост эпидемии выйдет на следующие порядки числа заражённых. Сейчас (на момент интервью) 14 тысяч заболевших, и здравоохранение ещё справляется, хотя не могут обеспечить всем интенсивную терапию. А если их будет 140 тысяч, необходимые ресурсы мобилизовать будет крайне сложно. А если 1 миллион 400 тысяч? Между тем, при несдерживаемом росте эпидемии разница между 14 тысячами заболевших и 140, между 140 и 1,4 миллиона одинакова и составляла бы не более недели.
С глобальным изменением климата то же самое. То, что необходимо делать сейчас — довольно дорого, но если дождаться, пока «пруд зарастёт наполовину», будет катастрофически дорого.
Подобные примеры проанализированы в классической работе Римского клуба «Пределы роста». Она ценна обобщением, что экспоненциальный рост в мире конечных ресурсов — это неизбежная катастрофа. И если даже мы ошиблись в оценке доступных ресурсов планеты и этих ресурсов в десять или сто раз больше, это ничего не меняет и даже не даёт нам большого запаса времени. Это просто означает увеличение масштабов катастрофы. Если мы не разорвали порочную связь «чем больше, тем больше», то чем выше мы взлетаем, тем больнее будет падение.
— Работы Римского клуба как раз сейчас приводят в качестве примера несбывшихся прогнозов.
— Это результат популярных пересказов. Люди не привыкли обсуждать события за горизонтом своей жизни, поэтому прогнозы на 100 лет они трансформировали в «послезавтра». Ну а раз за 10 лет не случилось, значит «всё неправда».
Единственное, сейчас можно сказать: Деннис Медоуз с другими соавторами доклада «Пределы роста», конечно, были правы в общем прогнозе, но некоторые нюансы оказались не таковы. Их группа думала, что первыми закончатся природные ресурсы, а быстрее заканчивается, как выяснилось, утилизационная способность биосферы. Люди создают упорядоченность во все возрастающих масштабах (например, превращая руду в металл) и производят энтропию, но кто-то эту энтропию должен «поглощать». «Кто-то», кто выполняет для нас эту работу, — это биосфера Земли: микроорганизмы, грибы, беспозвоночные животные, растения. Но все цепочки обработки произведенной человечеством низкокачественной материи (отходов) требуют территории, точно так же, как и всё на этой Земле. И, видимо, этот ресурс заканчивается.
Демографы считают, что мы остановимся на 11 миллиардах
— На обозримое будущее, как раз мир наших детей, 2050-2100 годы, есть более определенные сценарии?
— Есть базовые вещи, про которые можно говорить с определенной уверенностью, потому что они очень инерционны. Население продолжает расти, параллельно растет его потребление. В том числе, потому что потребление — способ бороться с ростом населения. Население растет за счет тех, кто живет в бедности и кому недоступны образование, здравоохранение и какие-то удовольствия жизни, кроме семьи. На больших статистических данных мы знаем, что повышение потребления товаров и услуг (включая образование и здравоохранение), система пенсионного обеспечения и урбанизация снижают рост населения. Поскольку масса людей уже очень большая, но большинство семей не хочет отказываться от продолжения рода, то запущенный когда-то процесс продолжает свой рост. Демографы считают, что мы остановимся где-то на 11 миллиардах. Но я, честно говоря, не верю в это, мне кажется, будет ещё плюс один-два миллиарда.
— У Земли есть просчитанный предел количества людей, которых она может выдержать? 11 миллиардов — наш максимум?
— Это выше предела по нынешнему пониманию экологической ёмкости планеты (при текущем способе хозяйствования) где-то раза в два или три. Есть надежда, что «учёные что-то неправильно посчитали». Но рост концентрации СО2 в атмосфере показывает, что считали все правильно. Что такое рост концентрации углекислого газа? Это нескомпенсированное накопление отходов человечества. До какого-то момента биосфера Земли была достаточно эластична и поглощала, поглощала, поглощала все избыточные выбросы от сжигания ископаемого топлива. А с 1950-х годов начал накапливаться некий (достоверно идентифицируемый) остаток. Конечно, есть люди, которые говорят: «Обязательно найдутся какие-то природные механизмы, которые всё компенсируют. Растения будут лучше расти, зелень будет зеленее». Где это все? Когда эти волшебные палочки заработают? Прирост массы углерода в воздухе, измеряемый гигатоннами, фиксируется каждый год.
Мир наших детей — это мир довольно жесткой борьбы за ресурсы и довольно жесткой их экономии. Такой мир мне не очень нравится, потому что неизбежно запустит перестройку социальных моделей в пользу распределительных механизмов. Социум будет подстраиваться под ситуацию инерционно, задействуя те механизмы, которые уже были наработаны. Будет востребован какой-нибудь раздаточный «социализм». При этом чем дольше мы будем откладывать перестройку политики и экономики, тем сложнее придётся следующим поколениям, и тем меньше они будут уважать нас, наше наследие и наши ценности.
Вполне вероятно, у них не будет хватать ресурсов для смелых экспериментов, в реализуемости которых мы сейчас избыточно уверены. Например, для полётов в космос. Мне кажется, именно поэтому Илон Маск так хочет начать побыстрее колонизацию Марса: он это понимает. И не только он. К сожалению, некоторое количество людей из тех, кто это предвидит, нацелены на личное выживание в режиме супербункера. Это тоже добавляет нестабильности ситуации.
— То есть ресурсные ограничения лишают нас мечты?
— Есть известный экологический анекдот про цивилизацию острова Пасхи. Когда-то остров был заселен полинезийцами, которые приплыли туда на больших лодках. Они пересекли океан вместе со своими семьями, а также курицами (свиньи и собаки не доплыли). В то время остров Пасхи был покрыт лесом. И для людей, буквально вынырнувших из океана, это был рай: птицы, рыбы, черепахи. Они начали плодиться и размножаться, возгордились, стали ставить гигантские статуи. Для их передвижения использовали бревна, то есть рубили деревья. За несколько столетий люди, во-первых, размножились, во-вторых, свели на ноль весь старый лес. У них исчезла возможность строить большие лодки. В первую очередь, это сказалось на рыбном промысле: теперь они могли ловить рыбу только у берега. Во вторую, были утрачены навыки кораблестроения. А кроме того, это привело к межплеменным войнам и падению численности населения. В таком состоянии их застали прибывшие туда европейцы. Вслед за первооткрывателями пришли работорговцы. Полинезийцам бы в этот момент свалить с острова, да никак: нет леса, чтобы построить лодки, и давно утрачены навыки, чтобы это сделать.
Последняя часть этой истории не дает мне покоя. Наше поколение приучено литературой, что человеку открыт выход в космос, что человек рано или поздно полетит к звездам. А ведь не факт, что полетит.
В чем была проблема островитян? У них не было достаточно источников энергии, чтобы выйти из каменного века. Выплавить железо они не могли. Но и те ресурсы, которые были доступны, они просадили довольно бездарно — если смотреть из будущего.
Насколько наша сегодняшняя история похожа на историю острова Пасхи? Да, мы немножко лучше вооружены знаниями, чем полинезийцы. Но что бы мы ни думали, все зависит от наличия необходимых ресурсов, которыми, если смотреть глобально, располагает наша солнечная система. И, возможно, наши сегодняшние поступки запирают человечество, как тех островитян: когда нужно будет «свалить», не будет ресурсов, чтобы построить большую лодку.
— Поступки на уровне государства или на уровне отдельных граждан?
— На уровне человечества. Это такие масштабы времени и пространства, что индивидуальные действия становятся элементами статистического ансамбля. Но в модели Медоуза есть несколько важных концепций. Одна из них — принципиальная ограниченность доступных человеку ресурсов на планете Земля. Второе — экспоненциальный рост и его причины. А третья — лаг-фаза. Задержка между пониманием и переходом к действиям. Можно проклинать тупых человеков, которые не реагируют моментально на новые вызовы. Но это довольно фундаментальная вещь мира, которая связана с небесплатностью информации. В мире информационного шума и гула нам кажется, что она бесплатна, а на самом деле нет. Чтобы получить информацию, приходится платить — и энергией, и временем. Чтобы принимать обоснованные решения, надо снова платить — ещё за согласие в обществе. И получается, что от обнаружения проблемы до ее осознания, до получения надежной информации, до принятия решений и выработки мер, до начала действий проходит много времени. На это еще накладывается инерция сознания, стереотипность и бОльшая готовность следовать шаблонам. Задержка по крупным вызовам — как экологическим, так и экономическим, и социальным, составляет не меньше одного поколения. А зачастую больше. Это еще одна причина, почему мы опаздываем.
С другой стороны, именно здесь — самый большой потенциал для ускорения. Нам просто нужно перестать тормозить.
Достаточно ли выкидывать крышечки в специальный контейнер
— Логичный вопрос: что делать? Мы можем как-то повлиять? В тех масштабах, которые вы описали, разделять мусор и выкидывать крышечки в специальный контейнер кажется недостаточным.
— Это хороший вопрос. Но я каждый раз теряюсь, что на него отвечать. Есть еще одно заблуждение. Людям, которые сталкиваются с таким масштабом проблем, кажется, что где-то есть умные дяди и тети, которые думают и вырабатывают решения. Плохая новость: таких дядь и теть нет. Правительства решают текущие проблемы. Большие мальчики бодаются с другими большими мальчиками, чтобы показать, кто из них крутой. Выборные политики ограничены избирательными циклами, а не избираемые политики «уходят в астрал» и теряют из виду реальность. Ученые работают за зарплату, у них гранты, публикации, отчетность, индекс цитируемости, им тоже не до этого. И кто в итоге должен думать об этом? Получается, что кроме тех, кто читает сейчас этот текст, в общем-то, и некому.
— Так будут ли эффективными наши действия? Даже если все семь миллиардов проснутся завтра страшно осознанными и решат, что пластик больше в жизни в руки не возьмут.
— Подождите! Неправильно перескакивать сразу от проблемы к выбору конкретного действия, тем более из прошлого репертуара. Всё, о чём мы говорили, — очень инерционные процессы, как лава вулкана: она ползёт медленно, но неотвратимо. Подходить к краю и плевать на нее бессмысленно. Но можно, отойдя на километр, сделать что-нибудь, чтобы она прошла мимо. Это требует подняться над сегодняшней суетой и посмотреть на ландшафт сверху. Понять, где «я» и «мы» можем действовать наилучшим образом. И если выяснится, что сегодня я ничего не могу сделать, чтобы повлиять на эти процессы, нужно уделять какую-то часть своего времени и жизни на то, чтобы смочь в будущем.
Учитывая биогеографические особенности России, мне кажется, что наше стратегическое действие должно заключаться в природовосстановительных проектах. Миллионы квадратных километров слабо освоенных человеком территорий могут стать необходимым глобальным противовесом интенсивной экономике. Но не сами по себе, а как результат интенсификации природных процессов, восстановления экосистем, разрушенных воздействием человека. Цель состоит в том, чтобы не только вписаться в оставшуюся к настоящему времени экологическую ёмкость Земли, но и повысить её. Воссоздание природных ресурсов точно так же может быть основой экономики, как и их потребление.
С другой стороны, мы обсуждаем то, что будет после 2050 года. Далеко не все из тех, кто читает наш разговор, до этого времени доживут. Почему они должны в этом участвовать? Почему они должны беспокоиться о том, что будет после? Ответа на этот вопрос у меня нет.
— Я делаю шаг вперед: моей дочке будет чуть за тридцать, и ей еще жить и жить. Правнуков мне уже сложно представить.
— У североамериканских индейцев было такое выражение: «Лес для пяти поколений». Оно означало: веди себя в лесу так, чтобы он сохранялся в том же виде на протяжении минимум пяти поколений. А мы с вами берем, в лучшем случае, три поколения.
Я бы сказал так: рассматривайте серьезно вариант острова Пасхи. Думайте, что вы — туземцы на этом острове. Не будет полетов на Луну, ничего такого. Будут тоска и выживание на полуразрушенной планете. Это один из реалистичных сценариев. У наших потомков есть такая перспектива.
Беседовала Настя Дмитриева
