Последние четыре года Дмитрий — доброволец в международной общественной организации «Метелица». Он помогает людям с инвалидностью и семьям, которые попали в беду.
Отец был разведчиком
— У нас в семье было одно жесткое правило — не задавать лишних вопросов, — вспоминает Дмитрий.
Отец Дмитрия был разведчиком, но о службе своей ничего не рассказывал. Дмитрий вспоминает, как однажды он зашел в его комнату, когда тот готовился к очередной командировке — стоял у зашторенного окна и на радиопередатчике учил азбуку Морзе.
В целом воспитание детей — двоих сыновей — брала на себя мать, как и во многих семьях военных. Отец скорее подавал пример, поощрял занятия спортом и домашний труд.
Семья ездила в две длительные зарубежные командировки. Первую, в Вену, Дмитрий помнит плохо, ему было только три года. А во вторую, снова в Австрию, семью направили, когда ему уже было одиннадцать, там он окончил восьмой класс. И там же проходил медкомиссию, чтобы поступать в Московское суворовское военное училище.
Именно здесь Дмитрий открыл для себя мир человеческих отношений. До этого его круг общения был сужен до работников посольства и их детей. А в училище съехались ребята со всей страны.
— Это была школа самостоятельной жизни, — рассказывает он. — В роте 106 человек, казарменный режим, отпускали только на выходные. Однажды мы с другом нашкодили во время экскурсии в Звездный, нас не пустили к маме на день рождения. Я на всю жизнь это запомнил.
Брата захватили в заложники в Ираке
После Суворовского училища Дмитрий планировал стать военным, поступил без экзаменов в Череповецкое высшее военное инженерное училище радиоэлектроники. Но не потянул — ушел со второго курса, когда начались специальные предметы.
А дальше все складывалось, может быть, не всегда гладко, но благополучно — армия, семья, хорошая работа с престижными должностями.
Дмитрий
Но в 2006 году произошла трагедия. Дмитрий с супругой накануне отпуска поехал за покупками в гипермаркет. С утра он созванивался по телефону с братом Анатолием. Тот уже второй год служил в Ираке, был водителем при посольстве.
— Вдруг мне звонит отец и говорит, что по телевизору передают: в Ираке четверых русских захватили в заложники. Я еще ответил отцу, что разговаривал с Толиком утром, все было нормально, — вспоминает Дмитрий.
Но после того, как положил трубку, зашел на сайт МИДа, информация подтвердилась.
— Фамилий там не было, но я понял, что брат тоже в плену. Он же водитель, без него из посольства никуда не уедешь, — говорит он.
Анатолий младше Дмитрия на пять лет. На тот момент ему было 33 года.
В последний раз Дмитрий виделся с братом на Новый год. Он тогда еще спрашивал, оставаться ему на третий год в Ираке или не стоит, все-таки неплохая зарплата. Дмитрий ответил, что всех денег не заработаешь, а обстановка там сложная, идет война. Несколько раз в машину Анатолия стреляли, но автомобиль бронированный, никто не пострадал. Так и не приняв решения, брат Дмитрия вернулся в Ирак, а там сослуживцы все-таки уговорили его продлить командировку.
И в день, когда исполнилось ровно два года с начала службы, Анатолий с сослуживцами решили устроить праздник, заказали продукты и впятером поехали за ними в магазин.
— В магазине их ждала засада, — рассказывает Дмитрий. — Одного, который охранял машину, убили сразу. А брата, первого секретаря посла, еще одного охранника и повара, татарина по национальности, взяли в плен. Выдвинули нашим властям ультиматум о выводе войск из Чечни. Естественно, это невыполнимое условие.
Через некоторое время друзья отца позвонили ему и сказали, чтобы сына он не ждал, в интернете распространили видео казни…
Татарина, очевидно, как единоверца «милосердно» застрелили, а всем русским отрубили голову.
«Ни в коем случае видео не смотри, — предупреждали отца Дмитрия его друзья. — Ни под каким предлогом». Ролик быстро удалили из сети.
— Я два дня не мог встать с кровати, — вспоминает Дмитрий. — Поднимался, доходил до стола, делал пару глотков чая и опять ложился. Слава Богу, на работе в это время была приличная занятость. На третий день я почувствовал, что мне неудобно перед работодателем, позвонил и сказал, что готов работать. Благодаря этому, наверное, не замкнулся в себе. Друзья еще поддержали.
Каждый год семья погибшего Анатолия получает письма о продлении уголовного дела, о том, что поменялся очередной следователь, что в Ирак в очередную командировку отправились сотрудники Следственного комитета. Дело в том, что найдены тела только двоих погибших. Тело Анатолия так и не нашли.
— Его могилы нет. С одной стороны, это как-то не по-христиански, — говорит Дмитрий. — А с другой — время от времени думаешь, а вдруг чудо, вдруг где-нибудь в плену, а это все инсценировка. Вроде уехал в командировку, не видели два года, три, потом — десять лет, сейчас четырнадцать. На кладбище приезжаешь к родным, там его нет, вроде не щемит.
Отец перенес инфаркт на ногах
Все люди переживают потерю близких по-разному. Мать Дмитрия после гибели младшего сына Анатолия все свободное время проводила на даче — трудилась, чтобы справиться с горем.
— Уставала к вечеру так, что ложилась и сразу засыпала, — вспоминает Дмитрий. — А отец, к сожалению, все носил в себе. Он был работающий пенсионер, но решил уволиться. Сказал: «Зачем мне теперь работать, я копил деньги, чтобы Толик в институт поступил». И вот он привезет мать на дачу, сядет, а мысли-то в голове не выключишь.
Закончились эти переживания инфарктом, который отец Дмитрия перенес на ногах через год после смерти сына. К счастью, мать все-таки настояла в какой-то момент заехать, по пути на дачу, к знакомой в больницу. Ему там измерили давление, больше двухсот, и уже не отпустили. Итогом стала операция на сердце — шунтирование в 2010 году.
— Да, его обучали на его службе, как действовать, когда захватывают в плен, проводили инструктажи, — рассуждает Дмитрий. — Может быть, учили сдерживать чувства, но ты же их не можешь отменить. Я завидую животным, если кто-то в стае погиб, они идут дальше, жизнь продолжается. У людей не так.
«Я понял, что не справляюсь»
В 2013 году родители Дмитрия были на даче. Вдруг матери стало плохо, отец понял, что это сердце, и вызвал скорую. Дорога в поселок разбитая, к тому же у бригады скорой была пересменка, они ехали полтора часа.
— Мама до прибытия врачей умерла на руках у отца. Констатировали инфаркт. Если, когда погиб Толик, плакала только мама, то когда умерла она, мы с отцом рыдали оба, — вспоминает Дмитрий.
Через три месяца инфаркт случился у Дмитрия. Вышел из ванной, почувствовал себя нехорошо.
— Не мог ни сидеть, ни лежать, ни ходить, — вспоминает он. Скорую он вызвал сам, не стал будить жену, потому что ей вставать в шесть утра.
Медики измерили давление, сделали укол, велели сходить на следующий день к невропатологу и уехали. Когда Дмитрий пришел к врачу, тот сказал ему, что инфаркт у него случился ночью, скорее всего сразу после того, как уехала скорая.
— Когда меня положили в Склиф, жена меня уже мысленно похоронила, — рассказывает Дмитрий. Но обошлось операцией, поставили стент.
Дмитрий
Первые полгода после операции Дмитрий чувствовал себя так, как лет в восемнадцать. Ему ничего не стоило пройти 10–20 километров. Но ровно через полгода он спустился в подземный переход и понял — чтобы подняться, ему надо постоять и прийти в себя.
На работе в это время был завал. Дмитрий отвечал за оптовые закупки в крупной компании альпинистского снаряжения.
— Я понял, что не справляюсь. К концу дня выжат, как лимон, хотя остальные работали столько же, но прекрасно себя чувствуют, — объясняет Дмитрий. — Закончилось тем, что я не понял, что хочет клиент, махнул рукой и в итоге не отправил нужный клиенту заказ. Мы поговорили с руководителем, решили, что я буду увольняться.
«Игорь прикован к коляске, но он делает больше, чем я»
С работы Дмитрий ушел безболезненно. Начал искать что-то другое, более подходящее. В итоге прошло два года, а работу он так и не нашел.
— Говоришь «был инфаркт» — и все, до свидания, — объясняет он. — Вот тут начались мысли не о том, что я несчастный и бессильный, а о том, что у меня семья, дети. Вот это угнетало. Надо отдать должное жене, она отнеслась к этому с пониманием. Она работала в медцентре Аэрофлота, да и сейчас продолжает. К счастью, положение спасало то, что у меня от родителей осталась квартира и мы ее сдавали. Когда я ушел с работы, у меня был еще автокредит, 20 тысяч в месяц. К тому же после инфаркта пришлось определенную долю семейного бюджета отдавать на лекарства — около 5 тысяч каждый месяц.
Два года спустя Дмитрий отказался от поиска работы, но сидеть дома и ничего не делать было очень тяжело. Он принялся искать тех, кому нужна помощь. Единственное, на что рассчитывал взамен — компенсация каких-то материальных расходов, если они потребуются. Например, на бензин.
Дмитрий за рулем
На фейсбуке нашел парня, колясочника, которому нужно было добираться до места учебы. Занятия для людей с инвалидностью проводила РООИ «Перспектива», на них учили писать эссе и составлять резюме. Итогом должно было стать выступление перед потенциальными работодателями — представителями банков, гипермаркетов и других крупных компаний.
— Я предложил Игорю оставшиеся 2–3 месяца возить его на занятия бесплатно, — рассказывает Дмитрий. — Я с ним ездил, сидел, ждал, когда закончатся занятия. Наблюдал за ребятами и удивлялся, насколько же они позитивные, энергичные и совсем не выглядят потерянными. Например, Игорь прикован к коляске, но он делает больше, чем я.
Игорь был очень активным и спортивным и до того, как получил травму. Несчастье случилось с ним во время тренировки. На пикнике он сорвался с турника и сломал позвоночник. Но не бросил спорт. На момент знакомства с Дмитрием Игорь занимался армрестлингом, участвовал в московском чемпионате по армрестлингу среди инвалидов.
— Я спросил его, чем он еще хотел бы заниматься, — вспоминает Дмитрий. — Но из-за того, что у Игоря не работает тело ниже груди, не работает пресс, он не может освоить ни лыжи, ни хоккей для инвалидов. Спина не держит. Тогда я предложил ему попробовать альпинизм, я ведь последние 10 лет проработал в этой сфере.
Уже через два года в рамках фестиваля адаптивного скалолазания Игорь в качестве приглашенного гостя покорил на соревнованиях всех, в том числе ребят с инвалидностью по слуху, которые были физически подготовлены лучше него.
На фестивале скалолазания
Но сразу после того разговора Дмитрий принялся искать в интернете скалодром, на котором Игорь мог бы тренироваться, и вышел на организацию «Метелица».
— Поисковик мне выдал что-то типа «Дети с ДЦП занимаются на скалодроме», — вспоминает Дмитрий. — Я даже не знал, что такое ДЦП. Я был обычный среднестатистический гражданин, рожденный в советское время, где не было ни слова «инвалид», ни «людей с ограниченными возможностями». Дмитрий позвонил, рассказал про Игоря, ему ответили: «Конечно, приезжайте».
Как Дмитрий стал волонтером
Когда Дмитрий вез Игоря на второе занятие, он обернулся и увидел, что заднее сиденье в автомобиле пустует. И решил поискать, нет ли еще желающих заниматься на скалодроме по пути их следования. Нашлась Катя, девушка с ДЦП. Дмитрий связался с ней и просто привез в «Метелицу», даже не спрашивая разрешения у сотрудников фонда. Но его поступок расценили как инициативу и предложили стать членом их команды. С 2016 года он работает там волонтером.
Справка. «Метелица» помогает семьям в трудных жизненных ситуациях, развивает адаптивный спорт, организует экстренную медицинскую помощь пациентам со сложными сочетанными травмами, помогает воспитанникам специализированных учреждений и организует психолого-педагогическую помощь детям с особенностями.
Дмитрий взял на себя закупки всего необходимого для «Метелицы». Время от времени он на машине сопровождает подопечных, а также чинит то, что выходит из строя. А еще у Дмитрия две собаки, обученные на поводырей. Таким образом Дмитрий выступает в качестве кинолога и занимается с детьми канистерапией. Дети играют с животными, и это помогает им в лечении и реабилитации.
Волонтерство в «Метелице» не дает регулярного заработка.
— В какой-то момент я поговорил с женой, и она просто это приняла. Единственное, ей не нравится, когда я уезжаю надолго. Но я взял за правило в выходные и во время отпуска жены не работать, а проводить время с семьей, — говорит он. Кроме того, Дмитрий подрабатывает страховым агентом.
— Я стал работать с инвалидами после того, как сам стал инвалидом. С виду я обычный мужчина 50 лет. Но я не могу поднять на даче ведро из колодца, у меня сразу после этого подскочит давление и будет гипертонический криз. Многие ограничения я прочувствовал на себе. Кроме того, после инфаркта я переосмыслил ценности. Карьерный рост и до этого немного для меня значил, а сейчас — тем более. Если я везу подопечных с вокзала в больницу, это не означает, что я опустился с уровня руководителя (им я был в одной из компаний) до водителя. Сейчас мне все равно, кто я — хоть директор, хоть менеджер, хоть уборщик. Главное, понимать, для чего это делаешь, — заключает Дмитрий.
