«Интересно, то, что каждый бразилец играет в футбол, как Пеле — это такое же заблуждение, как то, что в России медведи ходят по улицам?» — думаю я перед интервью. Отец Сержио Сэттэ Камара э Силва действительно умеет играть в футбол!
По светскому образованию – журналист, студентом он каждое воскресенье ездил на 300 километров от Рио в православный храм. Никогда в жизни не думал, что будет жить в России. А уже почти год служит в Москве.
С отцом Сергием мы встретились в буквальном смысле на стройке – в строительном вагончике у храма Воздвижения Креста Господня в Митине. Это уютный деревянный храм в огромном спальном районе, его каменный «собрат» пока еще проектируется, но уже строится колокольня и воскресная школа.
«Я понимаю, что я для вас – экзотика, — говорит отец Сергий. – Мне очень не хочется рекламировать себя. Но мне хочется привлечь внимание к строительству нашего храма». На сегодняшний день он действительно экзотика: единственный православный бразильский священник в России. Глядя на отца Сергия, задаешься вопросом: откуда все-таки в человеке берется эта сила поиска смысла, которая так меняет его жизнь, перебрасывая с континента на континент, из одной культуры в другую? Об этом батюшка согласился рассказать.
Крестовоздвиженский храм в Митине
О бразильских предках и русских потомках
Я шучу, что у меня нет русских предков – только русские потомки, потому что моя жена – русская, москвичка! А русских корней у меня нет — я родился в Рио-де Жанейро, в Бразилии и вообще никогда не думал, что буду жить в Москве. До того, как прийти в православие, ничего не знал про Россию, ноль, абсолютно ничего! Все, что в Бразилии я слышал про русских, это успехи в спорте — фигурное катание, волейбол, это Остап Бендер. Но я себя духовно нашел именно в Русской Церкви, и с этого все началось …
Как можно не пойти на мессу в воскресенье?!
У меня очень благочестивая католическая семья, в детстве тетя, сестра моей мамы, всегда меня и троих моих братьев вела в церковь. Родители в то время не были очень воцерковленные, потом стали, и они сейчас очень благочестивые люди.
Моя мама стала бесплатно работать для католической архиепископии, как юристом, по своей профессии, так и в сфере катехизации, всю жизнь отдала этому, после того, как воцерковилась, и сейчас работает. С детства мы каждое воскресенье были на католической мессе, и не было никакого «не хочу» — надо ходить и всё! Я не всегда хотел, иногда мог сказать: «Ой, я болею», или находил другие причины. Но эта «обязаловка» не отталкивала, наоборот!
Сегодня я чувствую, что, наверное, еще из католичества у меня чувство ответственности и чувство долга в отношении церкви: я не могу в воскресенье не быть в храме! Для меня это немыслимо. Я даже помню, что, когда начал ездить на православные службы в Сан-Паолу, поразился, что люди могли прийти два воскресенья подряд, а в третье – не прийти: может, у них были другие дела, я не знаю, но все-таки меня это удивляло. Я думал: как можно не быть в церкви в воскресенье?!
О детстве и о том, что выходные не вечны
Помню, когда был еще маленький, я всегда очень сильно чувствовал, что всё в этой жизни временно. Очень сильно это чувствовал! Любой ребенок школьного возраста, я думаю, особо не хочет ходить в школу, и все мы живем для выходных – в субботу и воскресенье можно гулять. И в детстве каждый раз в воскресенье днем я думал: «Ой, завтра надо опять в школу идти». И на меня накатывало такое уныние… Дело не в том, что я ненавидел школу, нет, я отлично учился, просто это мне казалось неправильным, что человек живет так — его жизнь разделена: 5 дней я занимаюсь чем-то не очень приятным, чтобы в воскресенье играть или гулять, и так каждую неделю…
Вообще разные детские переживания заставляли думать о жизни, о Боге. Когда мне было десять лет, мы с семьей переехали в Штаты. В это время мои родители очень сильно ссорились, и я думал, что они разводятся.
Очень хорошо помню это детское чувство, что если мои родители разведутся, это будет конец света для меня, это смерть! Поэтому я начал очень сильно молиться, чтоб они не разводились.
Рядом с моей школой был храм, через улицу, так что я молился дома – прятался, очень сильно плакал и молился – а после уроков заходил в храм, и там тоже молился. Сейчас я понимаю, что эти события помогли сформировать мою духовную жизнь вообще. Мои родители до сих пор вместе, но все эти детские страдания, всё это мне очень помогло в будущем.
О том, кто может попасть в рай
«Я хороший человек, я гарантировано попаду в рай. Почему бы нет?» — так я думал, когда мне было 14-15 лет. Но в 16-17 лет это чувство «я попаду в рай, у меня все хорошо» перестало удовлетворять, и я захотел иметь более глубокую духовную жизнь и не нашел ее в католичестве. Да, я ходил на мессы каждое воскресенье, но каждый раз видел, что эта служба не была торжеством жизни в Святом Духе, которого я от нее ожидал.
Это такой мейнстрим-католицизм, где священник на проповеди говорил какие-то непонятные вещи – комментарии об обществе, о телевидении, — но ничего про Евангелие, про духовную жизнь. Всякий раз для меня это было все более и более странно, отталкивало.
Позже — это было начало эры Интернета, 2000-е годы — я помню, нашел православный сайт про жития святых, и вот там было написано: «Только люди, такие же чистые, как святые, могут попасть в рай». И вот я подумал: «Я, конечно, — хороший человек, но я — никакой не святой. И если надо быть святым, чтобы попасть в рай, я хочу знать, что мне для этого делать!»
Отец Сержио Силва. Фото: Анна Данилова
«Иди в русскую церковь – они самые консервативные!»
Не было такого, что я из мейнстрим-католицизма сразу перешел в русское православие. Нет! Сначала я ходил к католикам-традиционалистам – лефевристам: у них нет никакой духовности, просто там политика и ненависть к Ватикану. Потом пошел к униатам-мелькитам, это — арабы, у них служится Литургия Иоанна Златоуста, но они подчиняются Папе Римскому. Хотя мне там очень понравилось, службы были очень красивые, но я чувствовал, что это все-таки что-то не то. А однажды мой очень хороший друг спросил меня:
— Ты знаешь о Православной Церкви?
— Нет, никогда не слышал.
— Лучше идти в Русскую Церковь, потому что они самые традиционные, самые консервативные.
И он дал мне книги, в частности, книгу епископа Каллиста (Уэра), человека, который сам вырос в западно-христианской традиции, но затем открыл для себя православие. Еще я прочел житие преподобного Серафима Саровского и Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского, и это меня очень сильно впечатлило.
В католицизме тоже есть жития святых, конечно. Я читал и их, помню, житие Франциска Ассизского на меня произвело впечатление: он все раздал нищим, и это меня поразило. Сейчас, проводя некие ассоциации, параллели в своей жизни, я понимаю, что, наверное, это житие на меня очень сильно повлияло: я минималист, предпочитаю почти ничего не иметь в материальном отношении. Так что, я думаю, что это всё тоже было шагом в сторону православия.
О 6 часах пути до храма и красоте богослужения
Чтобы попасть на православную службы, нужно было ехать за 300 километров, в Сан-Пауло, потому что в Рио не было русской православной церкви. Так что я раз в месяц ездил в Сан-Паоло, по 6 часов на автобусе.
В русской церкви все было так красиво, и красота православной службы ассоциировалась с тем, что я читал в житиях святых и вообще про подлинную Церковь Христову. Я искал именно этого, того, чему Христос учил, а после проповедовали апостолы, и я хотел следовать этому пути тоже. В православной церкви что-то говорило моей душе, моему сердцу, что я нашел этот путь — я очень сильно это чувствовал!
Помню, что на Благовещение в 2003 году — мне было 20 тогда — я сказал священнику, что должен принять православие. А он ответил:
— Нет, ты продолжай читать, продолжай готовиться.
И крестил меня в Великую Субботу 2004 года, к тому времени я два года ходил в православный храм.
Диплом на стол – и в семинарию!
Когда я принял православие, то учился на журфаке, на втором курсе университета, и сразу проявил желание поступать в семинарию. Но мои родители и мой священник отсоветовали:
— Нет, сначала заканчивай университет, потом поедешь в семинарию.
Пришлось согласиться.
На журфак я поступил не потому, что так люблю журналистику – нет, не особо! — но я должен был выбирать какой-то жизненный путь, какую-то профессию, какой-то университет, чтоб получить образование. Это было требование родителей. А я всегда хорошо писал. Вот и подумал, что надо пойти учиться на журналистику.
Университет я закончил 15 декабря… и через две недели уже улетел в семинарию!
О священстве и девушках, которые не хотят быть матушками
Если у меня должен быть начальник какой-то, пусть Бог будет моим начальником — я так решил тогда! И уже думал о священстве. Но, когда поступил в семинарию, понял: это зависит не столько от меня, сколько от Бога.
Вот, например, женитьба. Для принятия священнического сана мне надо жениться, но я уже видел, что нельзя жениться на первой попавшей, это нехорошо кончается… А у меня как-то не складывалось: было несколько свиданий в семинарии, но девушки не особо хотели становиться матушками.
Так что на третьем курсе я уже собирался стать монахом. Мне очень нравилась монастырская жизнь, ежедневные Литургии, я знал, что здесь смогу принести какую-то пользу, и очень любил ходить на православные службы, всегда старался на них присутствовать. А в Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле, в Штатах, жизнь очень строгая, намного строже, чем здесь: Литургия служится каждый день, и все семинаристы обязаны на ней быть, нельзя пропускать. Мне очень нравилось там.
Каждый год летом я приезжал домой в Рио, чтобы побывать с семьей, и вот после третьего курса вернулся и сказал родителям:
— Я, наверное, стану монахом, я люблю монастырскую жизнь, службы…
Реакция была… не очень. Родители были немножко в шоке! Я вообще очень боялся реакции моей мамы, когда начал ходить в православную церковь, потому что она — очень верующая католичка. Так что я боялся. Маме было тяжело принять, что я буду креститься заново — в Зарубежной Церкви крестят заново, потому что считают, что после Второго Ватиканского собора все таинства католической церкви недействительны. Это родителям очень не понравилось! Но на тот момент мне уже был 21 год, я сам принимал решения. И кроме того, я же не ушел в буддизм или ислам — это христианство, но более строгое, скажем так. Со временем родители приняли это, моя мама даже была на моем рукоположении в Штатах.
День рукоположения
О первом впечатлении от России
Впервые в Россию я попал, когда поехал в Лавру, чтобы практиковать русский язык — в семинарии в Джорданвилле в то время все уроки были на русском, так что пришлось учить русский через английский.
Честно говоря, у меня остались не очень хорошее впечатление в тот приезд от России. Я даже шутил с другом:
— Люди говорят, что Бразилия – это третий мир, а здесь в каком-то смысле хуже!
В бытовом плане, я имею в виду. Это, конечно, впечатление 10 лет тому назад, сейчас многое изменилось.
Мы тогда целый месяц прожили с двумя другими семинаристами в Лавре, и это было очень интересное время! Даже забавно: я очень подружился этими с ребятами — сейчас они все священники, — и один из них мне так сказал:
— Приезжай на Рождество, будет здорово!
А я ему ответил:
— Да, наверное…
Но про себя подумал:
— Нет уж, в Россию я не вернусь.
Но что смешно, через некоторое время я познакомился со своей будущей женой, она — русская, и действительно вернулся в Россию на Рождество!
Выпускной Акт в Джорданвиллье с Архимандритом Лукой
О том, что русские – «грустная версия бразильцев»
Вообще бразильцы и русские — очень похожи! У меня есть один очень хороший друг, он тоже священник, служит здесь рядом. Он учился в МГИМО, хорошо знает португальский, и вот он говорит, что Россия – это трагичная версия Бразилии, а Бразилия – это комичная версия России. Не знаю, почему, наверное, это в том смысле, что бразильцы и русские действительно очень похожи друг на друга. Просто у нас есть некий общий дух, который нас объединяет.
О том, все ли бразильцы играют в футбол, как Пеле
Да, то, что все бразильцы хорошо играют в футбол, это правда. И я учился в футбольных школах, но уже давно не играю. Просто надо с детства очень много заниматься и отдаться этому полностью, а у меня такого желания не было. Либо у человека есть призвание к футболу, либо очень часто дети из бедных семей занимаются футболом. Я никогда не жил богато, но в моей семье есть аристократические корни: брат моего дедушки был первым губернатором Рио-де-Жанейро, у нас в семье были кардиналы, послы. Моя бабушка всегда говорила:
— Ты тоже станешь послом когда-нибудь.
Так что, я думаю, мои родители ожидали от меня большего, чем карьера футболиста.
Хотя я интересуюсь футболом, смотрю по телевизору. Отец Стахий Колотвин, наш настоятель, очень любит «Локомотив». Очень рад, что именно здесь будет чемпионат мира и надеюсь, что здесь Бразилия выиграет его шестой раз.
Бегство от Большой бразильской свадьбы
В Бразилии еще больше, чем здесь, принято устраивать большие свадьбы. Там надо звать 400 человек, и все это стоит очень дорого! В 2009 году мы познакомились с моей будущей женой Дашей, в 2010 году венчались. Но я не хотел венчаться в Рио, потому что это означало бы, что я должен был там устроить огромный праздник, пригласить кучу людей, которых я вообще никогда в жизни не видел! У меня не было таких денег. Жена тоже не очень хотела венчаться в Москве, и в итоге мы венчались в Риме, в храме святой великомученицы Екатерины в 2010 году. Медовый месяц был там же, в Италии. Так и сэкономили, потому что у меня не было денег тогда, у нее тоже — мы только начали жить.
Когда человек становится священником, он должен отдать свою жизнь приходу, людям, а для молодоженов это — очень непросто. Я надеялся, что нам удастся пожить пару лет тихой, спокойной семейной жизнью, не рукополагаться пока. Но случилось всё совсем не так…
Венчание в Риме
О Патриархе, который не бросает слов на ветер
Летом 2010 года мне позвонил один священник и сказал:
— Завтра я буду служить в Успенском соборе с Патриархом. Если ты хочешь, приходи.
Конечно, я хотел! Приехал, стоял на службе в алтаре, молился. После причастия духовенства все подходят к Патриарху, чтобы взять благословение. И вот я подошел к Патриарху Кириллу, взял благословение. Он спросил:
— Откуда вы?
– Я из Рио-де-Жанейро.
— Вижу, что хорошие кадры готовятся, – сказал он, – Тебе надо заканчивать семинарию.
— Я только что закончил.
— Тогда тебе надо жениться.
— Я только что женился.
— Тогда я могу тебя рукоположить, и ты будешь служить здесь, в Москве.
…Я не знал, как ответить! Ведь я только хотел взять благословение у Патриарха и похвастаться потом друзьям: «Вот, я взял благословение у Патриарха в Успенском соборе Москвы!», а вышло вот так. Я ответил:
— Хорошо.
Потом я разговаривал с друзьями, со священниками, которые были в алтаре тогда, и все они сказали: «Патриарх не бросает слова на ветер. Если он сказал, что хочет тебя рукополагать, лучше согласиться и всё». Вообще, конечно, если ты верующий человек и тем более если ты священник, то не скажешь своему Патриарху «нет».
Это был знак – сам епископ всей нашей Церкви хочет меня рукополагать.
Тогда я не мог остаться в России, потому что у меня истекала виза, и меня рукоположил первоиерарх Русской Православной Церкви заграницей, митрополит Иларион, в Джорданвилле, где я учился, где были все мои друзья!
С Патриархом. Фото: Владимир Ходаков
О самом сложном в священстве
До рукоположения и еще год после у меня был нервный тик, потому что я понимал, какая большая ответственность быть священником… Я служу только шесть лет, и могу только сказать, что очень уважаю людей, которые служат в Церкви всю жизнь. Да и не только священников — любой человек, который занимается одним делом всю жизнь, заслуживает уважения: у него есть опыт, и постоянство, а это очень важно.
Наверное, самое сложное в священстве — сохранить веру, несмотря на все проблемы, которые бывают в жизни, несмотря на собственные недостатки и недостатки окружающих.
Мы служим, потому что мы верим в Бога. И Господь восполняет наши немощи.
О расколе и пяти годах для снятия «розовых очков»
Когда я еще учился в семинарии, после воссоединения церквей (восстановление канонического общения Русской Православной Церкви Московского Патриархата и Русской Православной Церкви заграницей в 2007 году – ред.) в Южно-Американской епархии случился самый большой раскол в Русской Зарубежной Церкви. Ушли все приходы, которые не признали воссоединения – и не признают до сих пор. Я потерял всех друзей, ушел в раскол священник, который меня крестил… Я видел, какая беда там происходит, и, еще учась в семинарии, пообещал после рукоположения поехать туда, чтобы помочь. Митрополит Иларион направил меня служить в Штаты, в Александро-Невский собор в Нью-Джерси… но всегда меня мучила идея ехать в Южную Америку. А в Аргентине к тому же только что умер один из последних священников которые остались верными Русской Церкви. Я же обещал и должен выполнить этот обет!
Спустя год я смог поехать в Аргентину, хотя никогда в жизни не думал, что буду там жить.
Там я сформировался как священник. Аргентина – очень красивая страна, там очень хорошие люди, мои прихожане – русские эмигранты, очень хорошие друзья там остались, мы до сих пор поддерживаем контакт. Но были и трудности. После семинарии я был окрылен, думал, что приеду и буду поднимать приход: проводить лекции, занятия, чтобы привлекать прихожан. Но, приехав, увидел, что владыка справляется без меня, помощи не нужно. Я всегда очень любил и люблю ходить на службы, но там мы служили только по субботам, воскресеньям и двунадесятым праздникам, остальное время я был свободен. А когда ты мало служишь, когда ты не востребован, то как священник, ты становишься хуже. Я видел, что становлюсь хуже, чувствовал, что, можно сказать, «ржавею». Шло время, и я думал: «Нет, я должен чем-то заняться, иначе я с ума сойду просто!». Тогда я поступил в магистратуру в католическом университете в Рио, ездил туда учиться в свободное время от богослужении.
Требоисполнитель или священник?
Есть поговорка «каков поп, таков приход», да? И, мне кажется, она работает и наоборот: люди подражают друг другу, перенимают поведение, настрой. Допустим, люди редко причащаются, не очень интересуются православием, не задают вопросов — остается только молиться вместе. И батюшка подстраивается. Когда люди приходят не каждое воскресенье на Литургию, могут уйти во время проповеди, хотят, чтобы богослужение побыстрее заканчивалось – ты сам, как священник, подстраиваешься к приходу. Но я в этом увидел и свои недостатки – наверное, я бы мог и лучше передать людям веру. Это — с одной стороны.
А с другой стороны, здесь, в России я увидел, что люди очень интересуются верой, хотят знать, внимательно слушают проповедь, потом приходят на чаепитие, когда обсуждаешь Евангелие, задают вопросы. И это помогает и священнику становится лучше! Это мотивирует.
Я чувствую, что люди требовательные, тогда я тоже готов давать это все, что имею!
Хотя, повторю, люди в Аргентине очень хорошие, и когда попрощался с ними, я плакал все время, и люди плакали. Уезжать было очень сложно…
Я чувствую, что эти годы были для того, чтобы я сохранил веру. Потому что я и в Штатах уже немного чувствовал себя таким… требоисполнителем, а это очень неприятно.
В то же время я не чувствую себя оторванным от Зарубежной Церкви, рад, что митрополит Нью-Йоркский Иларион не забывает меня недостойного, но более того, обещает передать к нам в храм частицы мощей наиболее почитаемых святых русского зарубежья!
О дочери Аннушке, сыне Серафиме и пути в Россию
В июле 2012 года у нас родилась Аннушка, потом в ноябре 2014 года — Серафим. Тогда я уже заметил, что моя жена скучает по родине. В 2013 она приехала в Москву и пробыла здесь два месяца. Потом, когда Серафим родился, уехала в Россию уже на пять месяцев.
Когда я приехал забирать жену и детей, то познакомился с отцом Стахием – он учился вместе с моей матушкой в Свято-Тихоновском университете. И в разговоре он сказал:
— Если хотите приехать сюда, можете служить у меня на приходе.
Его только назначили настоятелем на пустой участок земли, храма еще даже не было.
В другой свой приезд он попросил меня послужить во временном храме, произнести проповедь. И снова сказал:
— Мне очень скоро будет нужен второй священник, приезжай.
У меня были и другие варианты – Штаты, Австралия — но эта идея, что здесь строится новый храм, формируется община, меня очень привлекла! Отец Стахий – мой ровесник, мы равны, скажем так, хотя он настоятель, капитан корабля, я его уважаю, он очень хороший человек. И потом, какая радость – участвовать в созидании нового храма. Думаю: надо ехать!
Я сказал жене:
— Даша, переедем в Россию! Отец Стахий приглашает. Аннушка растет, скоро ей надо в садик, она начнет ходить. Россия – православная страна: там больше шансов, что она станет верующим человеком, чем здесь.
Это из опыта. Мы видим, что другие священники, которые служат за рубежом, боятся: там очень велико давление среды, так что часто даже дети верующих становятся атеистами. Не то, что в России гарантировано сын или дочь священника станет супер-верующим человеком, нет. Но мне всегда казалось, что здесь более здоровое общество, чем в Америке, чем в Бразилии, чем в Аргентине. Нравственно здоровое.
Так мы оказались здесь, в Москве.
Отец Сержио Силва с женой и детьми. Фото: Анна Данилова
О счастье
Знаете, бывает, человек думает: «Ой, снова завтра идти на работу…», ему не хочется. А я, когда думаю: «Завтра идти в храм» — мне очень приятно, радостно. Слава Богу за это, я очень рад!
Здесь меня очень хорошо приняли.
Я каждый день очень счастлив. 5 лет я служил только в субботу и воскресенье, чувствовал себя не очень нужным, а здесь я служу Литургию 16 раз в месяц!
У нас есть чаепития после Литургии в воскресенье, на которых мы обсуждаем Евангелие и Апостольские послания. Если в Аргентине я мог сказать проповедь раз в месяц, то здесь — на каждой службе. Все это стало для меня шоком. И я просто счастлив!
О самом сильном впечатлении от России
Самое сильное впечатление от России – здесь люди очень добрые, очень щедрые. Хотя бывает, что кажутся суровыми.
У нас в семье даже есть такая шутка: когда видим фотографии, на которых дети не улыбаются, — мы шутим, что это «русская улыбка». Да, это есть, но я говорю о том, что люди очень добрые.
По крайней мере мои прихожане – очень добрые, очень щедрые люди. Я понимаю, что, наверное, на улице или в метро русские иногда не очень уважительно обращаются друг к другу, это тоже чувствуется… Но люди здесь всегда готовы помогать друг другу. Не то, что я не вижу этого в других странах, но здесь, имея дело со своими прихожанами, я замечаю это чаще.
О первой Пасхе в Москве и освящении нон-стоп
Сейчас была моя первая Пасха в России. Впечатление очень сильное! Пасха здесь очень отличается. И не столько Пасха, сколько вообще Пост. Конечно, я думаю, что во всем православном мире люди чаще в храмы ходят во время Поста, но здесь это очень чувствуется: столько было исповедей, столько людей приходили в храм Постом! Это очень приятно. Я привык, что ко мне на службу каждое воскресенье заходят 15-20 человек, из них причащаются только двое, и те – дети. А здесь — столько людей в храме постоянно, это очень хорошо! Для священника это очень приятно, особенно, если ты уже был в полупустых храмах, где мало кто интересуется, задает вопросы.
А здесь у нас на Пасху было 450 причастников! В нашем маленьком деревянном храме – 250 причастников было на ночную службу, 200 — на утреннюю.
А освящение куличей… Я не ожидал, что будет столько народа! Помню, что отец Стахий писал расписание: будем освящать куличи с 9 утра до 8 вечера. Он сказал: «Мы будем с тобой чередоваться – я пару часов, потом ты пару часов, потом снова меняемся». Я сказал: «Хорошо. Сколько раз мы будем освящать? Каждый час? Четыре раза по 15 минут выйдем, освятим». Он: «Нет, непрестанно». Я подумал: «Да, ладно!». А потом понял, что действительно, непрестанно! С одной стороны, это было смешно: я освящал эти куличи, шел в одну сторону, потом — обратно, там другой столик, и я видел, что новые куличи уже лежат там, откуда я только что вернулся! Я не понял: я уже освящал эти или это новых людей? В Аргентине мы освящали куличи только два раза – у нас был маленький столик для куличей. А здесь!… Не только куличи освящали, все подряд!
Это первое впечатление. А второе — в первый раз здесь пришло столько людей: очередь доходила до дороги, была на дублере. Тогда мы увидели потенциал нашего храма, это очень важно, и очень надеемся, что люди, которые стали чаще ходить во время Поста в церковь и пришли куличи освящать, станут прихожанами, а не просто «захожанами», которые только куличи освящают или, в лучшем случае, раз год во время Поста причащаются.
О Евангелии на португальском
В этом году на Пасху у нас Евангелие читалось на английском, испанском, португальском, отец Стахий знает древние языки, так что он читал еще на латыни, на греческом, и еще по-французски. По пять стихов, чтоб не утомлять прихожан!
О чемпионате мира по футболу и молебне для бразильской сборной
Интересно, что чемпионат мира по футболу в 2018 году пройдет здесь, в России! Мы с отцом Стахием обсуждаем идею пригласить бразильскую сборную к нам в храм. У меня есть друзья журналисты, и когда придет время, мы хотим поговорить с бразильскими СМИ, и, я надеюсь, с русскими тоже – хотим таким образом привлечь внимание к нашему приходу, к нашему строящемуся храму, ведь у нас нет компании-спонсора, все построено исключительно на частные пожертвования прихожан. Очень хочу, чтобы бразильская команда пришла сюда, мы можем отслужить молебен для них: шутим, что российская команда будет молиться с Патриархом в храме Христа Спасителя, а пусть бразильская команда приходит сюда, и мы будем за их победу молиться и посмотрим, у кого какой результат потом будет!
«Медовый месяц» священства
Я здесь всего 9 месяцев, и с самого начала, как приехал, я очень счастлив. И это время очень похоже на время поступления в семинарию в Джорданвилле, где я очень любил учиться, любил жить в монастыре, и был тоже очень счастлив. Конечно, я понимаю, что сейчас только начало служения, если сказать по-английски или по-португальски, такой «медовый месяц», «медовый год». Но тем не менее… Я очень люблю со своими прихожанами молиться. Чувствую, что эти люди стали родными для меня. И очень рад, что им нравится, как я служу. Слава Богу!
О том, как переживать «черные полосы» в жизни
А в трудные времена главное, я думаю, не терять веру! Я это очень сильно чувствую сейчас: иногда мы проходим какие-то трудные ситуации в жизни, непонятные для нас, задаем вопрос «зачем я это испытываю вообще?». И только потом, когда время пройдет, а мы старались терпеть эту проблему, мы увидим, что это сделало нас сильнее, подготовило нас к чему-то другому. Не то что к худшему испытанию, но подготовило для жизни вообще!
Я очень сильно чувствую, что те пять лет в Аргентине меня готовили для служения здесь. Они меня смирили. Думаю, что любой священник или человек, который закончил семинарию, фантазирует: «Я буду настоятелем, я буду это делать, то, другое, третье». А потом он сталкивается с реальностью и видит, что все не так просто. Я переживал, что все не так радужно, как я себе представлял, но со временем увидел, что нет – я люблю служить, я хочу служить, и это главное.
Мне кажется, мы должны стараться стать святыми, должны сосредоточиться на этом.
Мы знаем, что мы все грешные, у всех есть проблемы. Не надо никаких фантазий о себе: «О, я буду настоятелем!». Я всегда думаю так: Христос Бог стал человеком, чтобы нас спасти, а я что же, не могу быть вторым, третьим, четвертым священником?! Я должен быть обязательно крутым, главным? Нет! Для человека важнее, чтобы он был в нормальной атмосфере, с людьми, которым он доверяет. И надо хранить веру! Если Бог тебя поставил в трудную ситуацию, то это для того, чтобы ты чему-то научился, хотя ты можешь этого и не видеть, но это обязательно так. Испытания нас готовят к будущему.
Подготовила Валерия Михайлова
