Помню, много подобных обвинений я получила, когда написала о том, как мужу поставили лимфому, а потом диагноз не подтвердился.
«Типа — у вас чудо? Ну классно. А другие молятся, а у них все равно чуда нет. И умирает человек. Вы понимаете, что читать вашу статью для них больно?»
Я не понимаю, почему умирают дети
Я не знаю, почему у одних так, а у других иначе. Честно. Не понимаю, почему гибнут люди. Почему происходит то, чего быть не должно. Почему в мире столько горя. Почему родители молятся, рыдают ночами у икон, а ребенок все равно уходит. Это знает только Господь.
Но это мое незнание, это оцепенение при виде чужой боли, не отменяет моей личной благодарности Господу за его милость ко мне. Незаслуженную милость. А она — и в чудесных, необъяснимых событиях, которые с нами происходили, тоже.
Были у меня моменты, когда я молилась, а просимое не получала. Когда родилась наша Маша с синдромом Дауна, например. Я плакала тогда и умоляла Бога, чтобы он исцелил ее:
— Ну что Тебе стоит изменить эту хромосому?! У Тебя же слепые прозревали, расслабленные ходили, а мертвые воскресали! Ты же все можешь! Сотвори чудо!
И давала множество обещаний и обетов.
Но того чуда не случилось. Ей почти три года, а синдром на месте. Но случилось чудо другое. Огромное. Господь помог нам принять ее, полюбить и, главное — искренне благодарить Его за нашу дочь. Благодарить не меньше, чем если бы Он «починил» ту хромосому.
И еще до Маши я всегда молилась:
— Господи! Время же идет. Скоро я уже не смогу рожать. А я так хочу, чтобы у меня всегда был ребенок. И на работу не хочу. Мне так хорошо дома, с детьми. Но ведь и денег немного нужно. Сделай что-нибудь. Ты же можешь.
Он сделал. Все, как я просила. Маша — это ребенок навсегда. Любимый, удивительный ребенок. Я дома. И мне еще за это и платят. Кому-то это покажется диким, но мне кажется, что Господь услышал меня. И я принимаю это с благодарностью и легким сердцем.
И я знаю, что главное — это Христос. Что цель нашей жизни не в поиске чудес. Не в «Боже, если Ты есть, пусть мне повысят зарплату до миллиона рублей. А если не повысят, то я в храм больше ни ногой».
У человека в жизни вообще может не случиться ни одного явного чуда. Хотя бы маленького. О горе, ввергнувшейся в море, я вообще молчу. Хотя, мне кажется, оно случается с каждым, только не все его замечают. Но как бы там ни было, если чуда не случилось, то это ничего не значит. Но и отрицать то, что «Бог идеже хощет, побеждается естества чин» — не меньшее язычество, мне кажется, чем искать в храме чудес и только их.
Как я вышла замуж
Чудо — это милость, это огромное утешение. И я верю в чудеса и люблю о них писать. В моей жизни их было много.
Я сама пришла к вере через чудо и в этом уверена. Тогда я была не то, что атеисткой, а богоборцем. Но однажды мой верующий знакомый позвал меня на службу:
— Ты зайди, посмотри хотя бы.
И я зашла — «поглазеть на идиотов». То, что я испытала, помню до сих пор. Я вжалась в стенку и по щекам у меня текли слезы.
Я вдруг поняла, что Бог есть. Вот же Он. Он ждал меня все эти годы. И здесь, рядом с Ним — мой дом, и я уже никогда не смогу отсюда уйти.
Господь принял меня со всеми моими ошибками, падениями, заблуждениями, со всем моим глупым богоборчеством. Это была притча о блудном сыне в моей собственной жизни. Явная милость Божия. Евангелие — это ведь не что-то, что было давно. Оно сейчас. И есть, и будет…
Чудом было мое замужество. Когда я, так резко пришедшая к Богу, мечтала о верующем муже и большой многодетной семье. Время шло, мне было далеко за двадцать, а церковные женихи ко мне с предложением руки и сердца в очередь не выстраивались. Тогда в храме Христа Спасителя мне случайно попалась в руки книга о Ксении Петербургской. Я услышала о ней впервые.
В книге я вычитала, что у этой святой просят помощи в замужестве. Ехать в Питер у меня тогда возможности не было, но я нашла в интернете адрес часовни на Смоленском кладбище, где находится ее могила. И написала письмо. Огромное, на нескольких страницах. Я рассказывала о себе, о своей жизни, которая еще недавно была безбашенной и богемной — тогда я училась в театральном ВУЗе. О том, как мечтаю о семье. И просила служителей часовни помолиться обо мне Ксении. Попросить у нее мужа для меня. Искренне, «по-детски», без тени сомнения, я верила, что теперь-то все будет хорошо.
Я отправила то письмо и недели через две получила по почте ответ со словами поддержки. И маленький лепесточек, освященный на могиле. Много лет я берегла его, а потом подарила нашему другу-алтарнику, который тоже мечтал о семье, но невесту найти не мог.
А еще через две недели я уезжала с друзьями на Украину. Там они предложили зайти в гости к их другу — Вадиму. Помню, открылась дверь, я увидела его и поняла:
— Это он.
Через несколько дней он сделал мне предложение. А еще через месяц мы поженились. И сейчас у нас пять прекрасных дочерей. Все, как я мечтала и о чем просила…
И я верю, что тогда, в той истории с лимфомой Вадима, когда диагноз то ставили, то снимали, тоже все случилось по Промыслу Божиему и по Его милости. Зачем-то нам надо было все это пережить. И, вспоминая те дни, сердце замирает. Настолько близко был Господь, Который Своей рукой отвел нас от края бездны.
Место силы
Чудом были в моей жизни люди. Человек вообще самое большое чудо. Смотришь — вроде бы совсем никчемный, опустившийся, всеми презираемый. Как Наташка, например, пьяница и попрошайка. Много лет она просила милостыню у нашего храма.
Трезвой она никогда не была, пила так, что у нее отказывала печень, ходила под себя. Валялась на земле, синяя и вонючая, блевала и стонала. А когда у меня заболел муж, вместе с другими нищими она собрала для меня деньги.
— Не побрезгуешь, Лен? — Протянула она мне небольшой пакетик.
Год назад она пропала. Я искала ее, но так и не нашла…
Чудо — тот, кто вдруг приходит на помощь совершенно незнакомым людям. «Друзья, а давайте соберем денег вот этому нуждающемуся. Вы его не знаете, но поверьте на слово». И деньги собираются.
Каждые 50–100–500 рублей — это чудо. Потому что сердца человека коснулся Христос, и он не смог пройти мимо.
Стал тем самым самаритянином. Это опять Евангелие, здесь и сейчас.
А еще чудом может стать место. Город, улица, дом или какой-то храм. Ты оказываешься там и вдруг понимаешь, что это твое, родное. Ты уже пустил здесь корни. Здесь поет душа и дышится легко.
Для меня такое чудо, такое место силы — Оптина пустынь. Я, собственно, и начала эту статью, чтобы написать о ней. Только немного увлеклась.
Я верю, что туда меня привел Господь. Помню, мне долгое время постоянно попадалась на глаза книга «Пасха Красная». То в храмах, то у друзей на полках, то на каких-то книжных развалах. Мне настойчиво советовали ее, но я почему-то не хотела. Она казалась мне какой-то страшной. Вся красная, как в крови, и посередине на обложке — монахи. Хотя я совсем не знала, о чем она. Однажды мне буквально сунул ее в руки продавец, стоящий у лотка в метро. И я сдалась.
Я прочитала ее на одном дыхании. Захлопнув, я сразу нашла первую попавшуюся паломническую поездку и через несколько дней уже была в Оптиной пустыни. И сердце прилепилось к ней навсегда. Это было еще до замужества.
Все тогда было как-то быстро, сумбурно. Мы бегали с нашим гидом туда-сюда. Никуда не успевали, даже в туалет. Но даже «на бегу» я поняла, что это мое. Запела душа. На сердце было радостно и спокойно одновременно. И не хотелось никуда уезжать. Наверное, это была благодать.
«Ангел» в кирзовых сапогах
Я тогда была совершенным неофитом. Наверное, я до сих пор им и осталась. И, честно говоря, мне совсем не хочется взрослеть.
Но в те дни это было то настоящее, первое неофитство, когда ты вдруг открыл для себя новый удивительный мир. Ты еще ничего не понимаешь, но все вокруг кажется божественным. На каждом шагу происходят чудеса, знамения и откровения. И хочется веровать и исповедовать. И все положить Богу к ногам. Молитва чиста и горяча, ты просишь помощи во всем. И во всем ее получаешь.
Тогда со мной случилось мое первое оптинское чудо. У меня болел раком отец. Состояние его было уже тяжелым, анализы — очень плохими. И вдобавок ко всему у него начался стоматит. Весь рот и горло были в язвах. Он буквально разлагался изнутри и в квартире стоял жуткий запах.
В ту поездку я зашла в Введенский храм. Увидела икону целителя Пантелеимона, она там справа, и начала молиться, чтобы он вылечил моего отца. Было воскресенье, море народу. И вдруг через всю эту толпу ко мне пробирается странный человек. Какой-то ряженый — косоворотка с народными мотивами, кирзовые сапоги, борода.
— Тебе обязательно нужно взять масла из лампадки Пантелеимона, — сказал он мне.
Схватил меня за руку и потащил сначала искать пузырек, а потом — монахов, чтобы взять благословение.
Я особо не сопротивлялась, так как была уверена, что в монастыре ничего просто так не происходит.
А этот явно заигравшийся в ролевые игры человек — не больше не меньше, как ангел Божий. Или, как минимум, посланец Господень.
Как покажет будущее, я была не очень далека от истины.
— Ты еще детей своих будешь этим маслом мазать, — сказал мне «ангел» в кирзовых сапогах, когда процедура изъятия масла была закончена.
Детей я им, правда, не мазала, потому что извела все на свой беременный первой дочкой живот. Эта поездка в Оптину пустынь случилась в конце мая, а в ноябре я уже буду замужней и непраздной. Но между этими событиями случилось настоящее чудо.
Я вернулась из поездки и рассказала маме о странном человеке и масле. Она попросила у меня пузырек и капнула несколько капель в рот отцу. Я уже писала, что он болел. По прогнозам врачей ему оставалось совсем немного.
— А где запах? — спросила на следующий день медсестра, которая каждый день приходила к нам домой делать уколы.
Мы и не заметили, что этот отвратительный запах исчез. Вскоре отец сдал анализы и они оказались нормальными. Он прожил еще несколько лет и впервые в жизни исповедовался и причастился.
Прошли годы, отца уже не было в живых. И, листая православный календарь, я увидела, что 24 октября — день памяти преподобных старцев оптинских. Чьими молитвами и случилось то чудо, я уверена. И 24 октября у моего отца день рождения. Случайность? Для кого-то может быть. Но я так не думаю.
Чудо с картошкой
А еще у нас с Вадимом случилось там чудо с картошкой. Маленькое, но очень теплое.
Мы оставили маленькую Варю моей маме и вдвоем отправились в это монастырь. Сняли две койки в вагончике в соседней деревне и прожили там десять дней, принимая ванну в реке Жиздре и там же стирая.
Позже мы очень подружимся с хозяином угодий, где мы жили, Петровичем. Сейчас ему больше 90 лет, он в здравом уме. Разводит пчел, качает мед, обрабатывает свой огромный огород, копает картошку, сам водит какую-то жуткую машину еще советских времен и в четвертый раз женат. Я его навестила этим летом.
А 15 лет назад мы просто постучали с мужем в первый попавшийся дом.
Тогда в окрестностях Оптиной не было ни трапезной, ни продуктового магазина. Или мы просто о них не знали. Мы привезли с собой из Москвы гору лапши быстрого приготовления и кофе «3 в 1». Этим и питались. Где-то через 4–5 дней желудки у нас завязались в узлы, лично мне было уже не до молитвы и всего другого высокодуховного.
Помню, шли мы как-то со службы. Живот у меня болел невозможно. А в вагончике нас ждала вся эта химия.
— Господи! Сейчас бы картошечки отварной, — подумала я.
Смотрю, а у нас под ногами разорвавшийся пакет с картошкой. И никого. Взяли мы ее и потащили в свое «логово». И попросили жену Петровича (по-моему тогда еще вторую) сварить нам ее. За деньги.
— Да вы бы раньше попросили, я вам и своей бесплатно бы сварила, — сказала она.
Но вкуснее той найденной картошечки я мало что ела.
«Я буду о ней молиться…»
В другую нашу поездку мы познакомились там с Ольгой. Сейчас она в Израиле, в монастыре. А тогда мы ехали на такси из Козельска в Оптину и увидели женщину, которая шла пешком. А идти ей было километра три. И подвезли.
Ольга оказалась постоянной паломницей Оптиной пустыни и духовным чадом игумена Антония. Сама она из одного российского южного города, но приезжала сюда каждый год. Мы с ней подружились и общаемся до сих пор.
В ту поездку Оля много водила нас по окрестностям монастыря, показала источники, волшебной красоты озеро за скитом. Вместе мы съездили в Шамордино. А еще она много рассказывала о своем духовнике и хотела меня с ним познакомить. Но, если честно, игумена Антония я боялась тогда панически.
— Отец Антоний удивительный человек. Он занимается теми, от кого все отказались, — рассказал мне этим летом один местный батюшка. — Всякие колдуны, ведьмы, бесноватые, которых и исповедовать-то страшно. У одних монахов тетушки окормляются. Все такие послушные. Другой — «по бабушкам-белым платочкам».
А вся нечисть — к отцу Антонию. Он их вечно спасает.
Большой, суровый, немногословный, с каким-то пронизывающим взглядом и вечными листовками и брошюрами, которые он дает всем в руки. В общем, я тогда воздержалась.
А через несколько лет у одной моей знакомой, дорогого мне человека, родилась дочь. Отец ребенка сразу сбежал. А она сама вдруг впала в какое-то лютое богоборчество и начала проклинать Бога, Церковь и «попов». Это было что-то страшное. Мне очень тогда хотелось, чтобы у нее как-то все наладилось, чтобы она нашла утешение хотя бы в храме, но это было невозможно. Она и со мной прервала общение на этой почве.
В те дни ко мне в Москву в гости приехала Ольга. Я рассказала ей эту историю, и она предложила мне написать письмо отцу Антонию. Попросить помолиться. А она передаст. Она как раз направлялась в Оптину пустынь.
Я описала все это и передала. И очень скоро мне позвонила та моя знакомая и попросила стать крестной ее дочери. Я сначала не могла поверить, зная ее отношение к православию.
Где-то через год я увидела отца Антония и хотела поблагодарить. Но только открыла рот, как он дал мне в руки какую-то книжку:
— Читай вот эти страницы.
И в этой книге я нашла ответы на многие мучившие меня вопросы. А они были и очень серьезные.
Этим летом я была в Оптиной пустыни с дочками. Мы сидели на лавочке и мимо нас прошел отец Антоний. Суровый и собранный, как всегда. Увидев Машу, он вдруг заулыбался, остановился и начал с ней общаться. Тогда я набралась смелости и поблагодарила его за те молитвы.
К Маше в Оптиной вообще все очень тепло отнеслись. Один монах начал с ней играть и дал нам просфоры. Другой, проходя мимо, спросил меня:
— Это Ваша дочь?
— Да.
— Как ее зовут? Я буду о ней молиться.
Молитесь, пожалуйста, батюшка.
«Что у вас за семья без Марии…»
А однажды я поехала в Оптину практически на сносях. Тогда я ждала четвертую, Тоню. То паломничество запомнилось мне не только чудесами, но и тем, что меня в живот укусила оса, а в Козельской больницы мне из шеи доставали клеща.
А еще меня тогда встретил в монастыре иеродиакон Илиодор и угостил черешней. И рассказал, что у его бабушки было 22 ребенка. Они родом откуда-то с Кавказа. Дед украл (!) ее в 15 лет, она начала рожать. Были двойни, тройни… Младший ребенок появился на свет, когда ей был 51 год.
— Кто у вас там? — спросил он, показывая на живот.
— Антонина.
— Будет и Мария. Что у вас за семья без Марии…
Я вспомню об этом через три года, когда родится Маша. И то не сразу. Мы назовем ее так, потому что роды начались 11 октября, в день памяти преподобных Кирилла и Марии. А потом, уже с ней, я встречу отца Илиодора и вспомню. «Какая семья без Марии…»
Тогда же мы познакомились в Оптиной с одной семьей. Точнее, познакомились папы. К моему мужу, который был с тремя дочками, подошел мужчина. И представил трех своих сыновей-тройняшек. На этой почве они и начали общаться. А потом уже подтянулись и мы, мамы.
Мама трех мальчиков рассказала, что у них с мужем долго не было детей. Лечились , молились и все никак. Когда они уже готовы были отчаяться, кто-то рассказал им об Оптиной пустыни и преподобном Амвросии. Они приехали сюда, молились у мощей, читали акафисты. И через месяц она забеременела. Тройней! Когда мы их встретили, мальчишкам был год. И они все приехали в монастырь благодарить Бога и Амвросия Оптинского за это чудо.
Да… Оптина — это мое место силы. Удивительная, святая земля, по которой ходили великие старцы. И сосны до неба, которые их видели. Как же было тяжело в этот карантин. Когда мы сидели в деревне, совсем рядом, а она была закрыта. Вот же она, а не попасть. Я приезжала туда и бродила вокруг. Встречала в лесу монахов:
— Мы скоро откроемся, приезжайте, — утешали они меня.
Но об Оптиной я могу говорить бесконечно… Наверное, на этом стоит уже остановиться.
