«В школе что-то странное, позвони Дамиру»
— Дамир — самый близкий человек для меня, мой лучший друг, — рассказывает Диана Гайнутдинова, родная сестра Дамира. — Он очень добрый, умный, отзывчивый, всегда улыбался… Простите. Постоянно вспоминаю день, когда все произошло. Что бы ни делала, я думаю о нем.
Диана сжимает в пальцах салфетку и едва сдерживает слезы. В то утро она была на работе. Примерно в 9:45 ей позвонила двоюродная сестра Майя: «Там в школе что-то странное, набери Дамиру. Узнай, что случилось».
Диана, родная сестра погибшего Дамира Гайнутдинова
— Я звоню, а телефон у него недоступен. Решила, что отключил на уроках, — продолжает Диана. — Тревоги я еще не чувствовала. Мы сначала подумали, что это утечка газа. Потом звоню маме, чтобы она написала в родительскую беседу. Вдруг учителя что-то знают? Но в чате стали паниковать и спрашивать у классного руководителя: «Что с нашими детьми?» Конечно, никто им не отвечал.
Оксана, мама Дамира, в испуге бросилась его искать. От дома до школы — 10 минут ходьбы. У ворот уже стояла Росгвардия, внутрь Оксану не пустили: она могла только смотреть, как с разных сторон на улицу выбегают дети. Обошла вокруг здания, но Дамира нигде не было. В это время приехала Диана. Во второй раз позвонила Майя — из соцсетей девушка узнала о стрельбе.
Вдруг Оксане пришло уведомление: в родительскую беседу прислали фотографию из класса, где стрелял Ильназ Галявиев. На экране все отсвечивало, было плохо видно. Дамира среди лежавших на полу детей не заметили — и принялись обзванивать больницы, попросили помочь друзей.
Сначала в толпе заговорили о двух погибших. Потом — о семи и десяти. Потом прозвучало: «8-А класс...»
Когда появились списки пострадавших и погибших, Дамира в них не обнаружили.
Пронеслись слухи о том, что внутри держат заложников, Оксана разрыдалась: ее сын — астматик, без ингалятора ему станет плохо. Через полчаса Диана сбросила себе с маминого телефона фотографию из чата, увеличила яркость. В первый раз она обращала внимание только на лица, теперь же начала всматриваться и вдруг заметила знакомые кроссовки. Стала приближать, увидела часы на руке — и все поняла.
«Никто не спал в ту ночь»
В это время к школе на такси приехала Майя.
— Ну что вы сидите? — нервничала она, глядя на семью.
— Нас не пропускают.
Было уже 12 часов. Майя подошла к одному росгвардейцу, ко второму, к третьему… Когда ее тоже не пустили, начала кричать.
— Мы не можем найти ребенка!
— Идите, там учителя около садика, — отвечали они.
Майя
— Теперь просыпаешься с утра и прокручиваешь этот день снова и снова, — говорит Майя и подпирает голову левой рукой. — Как у школы стояли, как в морг пошли. Слезы родителей, ожидание. Каждую секунду помню. Я пыталась что-то сделать: «Давайте быстрее как-нибудь решим!» А они спокойны…
К учителям Майя побежала с тем же вопросом.
— Где Дамир?
— Успокойтесь, все нормально.
К семье подошел волонтер, их наконец пустили к воротам школы: там уже стояла скорая помощь, собрались люди. Майя протянула фотографию Дамира на телефоне и услышала: «Сейчас поедем на опознание». Оказалось, что ее брат был единственным неопознанным ребенком из класса.
— До последнего все равно была надежда, — продолжает Майя твердым голосом.
— Мы последние приехали. Там были семьи двух Амиров и мы. Ждали очень долго, с нами говорили психологи. Через полчаса какая-то девушка сказала, что сейчас будет допрос: как он был одет, как выглядел, какие у него родинки. Следователь слушал нас и уже просто галочку ставил — подтверждал. Потом нам показали фотографию: только лицо…
Было уже около 4 вечера. Семье сообщили, что завтра они могут забрать тело Дамира. До сих пор Диана и Майя переживают, что им никогда не узнать, какими были последние минуты их брата.
— Надеюсь, что он не мучился… что это просто произошло за секунду и он ничего не почувствовал, — Диана отводит глаза в сторону и вспоминает, что в заключении, которое им выдали, было написано: «Множественные огнестрельные раны в области грудной клетки».
Вечером в доме Гайнутдиновых собрались родственники. Диана сидела на кровати в комнате Дамира. Потом пришла мама — несколько часов она проплакала в подушку. Постоянно кто-то звонил, но Оксана уже ни с кем не могла разговаривать. Муж уехал договариваться о похоронах.
— Мне кажется, никто не спал в ту ночь, — вспоминает Диана. — Маме сейчас очень тяжело. Если сначала она в шоке была, теперь приходит осознание, и она постоянно плачет. Комната Дамира так и осталась. Ни одной игрушки никогда не уберу… Мы не готовы расставаться с его вещами. Я привыкла, что, когда прихожу с работы, он сразу ко мне в комнату забегает, новостями делится. Теперь прихожу домой и все жду, что он зайдет ко мне…
На следующий день были похороны. Семья хотела спокойно проводить Дамира, но у ворот собрались журналисты и всё снимали на камеры. Увидев их, Майя почувствовала злость.
— Как будто театральная постановка какая-то, — качает она головой. — Я вышла и так им и говорю: «У нас что, праздник сегодня? Фотосессия?» В тот день вообще не хотелось этого. Одна девушка-журналистка подошла к нам, когда катафалк с Дамиром уже уехал. Мы ответили, что не готовы о чем-то рассказывать. Потом она стала приставать к нашей бабушке…
После трагедии бабушка Дамира попала в больницу. Когда узнала о том, что случилось, у нее схватило спину: терпела семь дней, потому что у мусульман принято на 3-й день после похорон приглашать домой мужчин, на 7-й — женщин, а на 40-й — собирать только самых близких. Бабушка дождалась седьмого дня, а назавтра ее увезли на скорой.
«Я ищу постоянно, вдруг где-нибудь Дамир…»
Последний раз Диана и Дамир вместе гуляли 8 мая. Сестра вспоминает, что в последний год брат очень повзрослел, изменился в характере. Он хорошо учился, школу пропускал только из-за болезней. Последние несколько месяцев начал заниматься спортом: папа повесил дома турник, и Дамир каждый день пытался подтянуться больше, чтобы поставить свой новый рекорд.
Любил технику и даже завел в Telegram канал с лайфхаками по программированию. Все время что-то смотрел на YouTube и, когда Диана возвращалась с работы, встречал ее новостями: «А ты знаешь, если сюда нажать, получится вот так…» Хотел поступать в строительный университет, постоянно спрашивал у сестер, как работают инженеры.
У Дианы на заставке — фотография брата
У Дианы с братом был один ноутбук на двоих. Дамир не вышел из своих соцсетей, и Диана решила оставить их как память. На его странице она написала: «Дамира с нами больше нет…» Под этим постом стали появляться комментарии от незнакомых людей из разных городов.
— Это очень мощная поддержка. Но я не знаю, кого из нас больше нужно поддерживать, — смотрит мне в глаза Диана. — Сейчас, конечно, маму… Но никакими словами не поможешь. Они не принесут облегчения. Это все надо прожить.
— Да, это точно, — соглашается Майя. — Легче не станет. Все равно идем по улице, видим подростков. Вот только пару минут назад говорю Диане: «Я ищу постоянно, вдруг где-нибудь Дамир…»
До сих пор не можем прийти в себя, как будто это сон. Кошмар, который не заканчивается.
Столько планов было вообще! В следующем году у мальчишек выпускной. Самат, мой родной брат, — в 11-м классе, Дамир — в 9-м. Думала, придем все довольные и счастливые, посмотрим, как будут аттестаты получать. Но теперь этого не случится.
— Я хочу сказать, что Дамир — самый лучший брат… И он это знал.
— Обнять бы его сейчас, — кивает Майя, поддерживая сестру. — Вот правда, обнять и не отпускать. И чтобы того дня вообще не было… Главное, что останется с нами, — его смех. Самый заразительный смех — это смех нашего Дамира.
***
Дамира и его одноклассников — Ильзию Нагимуллину и Амира Шайхутдинова — похоронили рядом на мусульманском кладбище. У всех троих стоят доски с черными табличками. Точно такие же — у погибших учителей: Эльвиры Игнатьевой на Самосыровском кладбище и Венеры Айзатовой на кладбище в деревне Константиновка.
Из школы на могилы детей привезли мягкие игрушки. Медведи, зайцы, котята, чебурашки начинают выцветать от жары. На могиле Дамира рядом с искусственными фиолетовыми колокольчиками лежит стеклянный ангел — его сдуло ветром. Поднимаю и пытаюсь поставить на место, но земля настолько высохла под июньским солнцем, что рассыпается в руках, и укрепить в ней невесомую фигурку непросто. Прикладываю по бокам рыжеватыми комьями, чтобы ангел снова не упал.
Он улыбается и держит в ладони голубя. У обоих расправлены крылья.
Диана говорила нам, что дома ее папа старается не показывать эмоций, но, когда они бывают на кладбище, слез не сдерживает. Майя недавно приезжала к брату — на велосипеде. Рассказывая об этом, она вспомнила: Дамир тоже любил велосипед. Он мог исколесить всю Казань.
«Родители погибших пишут в общий чат»
Во дворе 175-й школы строители возводят леса по периметру всего фасада. В беспорядке на асфальте сложены батареи, двери, друг на друга составлены парты. На столе лежит кем-то забытый синий рюкзак. Завтра днем на улицу вынесут шкафы, стеллажи и стулья, прямо на земле оставят горшки с фикусами.
У калитки кого-то ждут мама и дочь — им выносят большую коробку с вещами. Следом из школы выходит женщина со стопкой папок — очевидно, учительница. Она в спешке открывает багажник легковой машины и пытается сложить документы туда, но папки падают на асфальт. Женщина торопливо собирает их и садится за руль.
Оцепления здесь давно нет, но на территорию журналистов не пускают. Вместо охранника у калитки сидит пожилой мужчина. На вопрос, можно ли поговорить с кем-то из администрации, отвечает, что директор здесь бывает, но редко. «А мое начальство — вон», — указывает он на человека в черной футболке. Но когда мы обращаемся к нему, он только разводит руками и забегает внутрь.
Мимо школы, держась за руки, проходит влюбленная пара. Девушка везет коляску. Все хоть ненадолго останавливаются и смотрят то на рабочих, то на стихийный мемориал.
Вдоль забора на асфальте сидят игрушки. Сюда до сих пор приносят цветы. Между стеблей засыхающих гвоздик лежит растаявшая шоколадка. В белой рамке стоит портрет Эльвиры Игнатьевой с посвященным ей стихотворением: «Красивые люди всегда на прицеле…» Она вышла в коридор и, увидев стрелка, заслонила собой ребенка.
Внутри одного из букетов — листок бумаги: «Петербург скорбит вместе с вами». Сверху на забор надета белая футболка с надписью «Камиль, мы с тобой», ниже на перекладине повязан траурный платок.
— Наши дети запомнят на всю жизнь те 30 минут, которые провели в этом аду, — говорит Алсу Сунгатуллина. Ее сын Ислам учился с Дамиром в одном классе и тоже пострадал во время обстрела.
Накануне трагедии семья отдыхала на даче. Ислам вскопал землю, чтобы посадить картошку, и 11 мая с хорошим настроением побежал на уроки, радуясь, что увидится с одноклассниками: он очень соскучился по ним за праздники.
В этот день Алсу была дома, убирала в комнате. Вдруг она услышала грохот. Первая мысль: или упал строительный кран, или опрокинулся КамАЗ. Такого звука она не слышала никогда. Через некоторое время раздались выстрелы. С балкона Алсу увидела, как дети выбегают из школы.
— Ребята, что случилось? — крикнула она им.
— В школе был взрыв, там стреляют! Там очень много дыма!
Они плакали. Алсу поняла, что случилось что-то страшное, и скорее позвонила мужу. Он был около дома и сразу бросился в школу, там собралось уже около 15 человек. Потом приехали полицейские и Росгвардия. Алсу начала писать в родительскую группу, но там ничего не знали. Ислам трубку не брал, классный руководитель тоже не отвечал.
В это время подъехали пожарные машины, дети начали прыгать с третьего этажа.
И только через полчаса позвонил Ислам: «Мама, со мной все хорошо. Я жив. Иду в машину скорой помощи».
— После этих слов у меня отлегло. Ислам был ранен в спину, но, к счастью, задеты оказались только мягкие ткани. Я считаю, что ему очень повезло. Как будто ангел-хранитель уберег его. Одноклассник моего сына, Айрат, получил такие же ранения. А у остальных — более тяжелые. Семеро детей из нашего класса уже не вернутся. Очень трудно говорить об этом. Родители погибших пишут в общий чат. Я даже представить не могу, как они держатся.
В больнице Исламу и другим пострадавшим помогали психологи и врачи. Дети уступали друг другу: «Нет, вы можете посмотреть моего друга. Я подожду, у меня еще терпится». Ислам потом признался маме, что все мальчики старались не показывать взрослым эмоций, а по ночам спали плохо и плакали. Сам он переживает, но молчит, все держит в себе.
Алсу Сунгатуллина
Сейчас Ислам дома, недавно ему сняли швы. Он любит играть на гитаре — врач посоветовал пока не поднимать ее хотя бы три недели. Мальчику нельзя бегать и купаться. Ходить на улицу разрешили только осторожно. Алсу уверена, что он все выдержит, потому что после пережитого это — мелочи.
— Настроение потихоньку улучшается. Нам очень повезло, что в палате Ислам лежал со своим одноклассником и братишкой Ахмада — сыном Рустама хазрата Хайруллина. Они втроем с огнестрельными ранениями, вместе им было легче. Больше двух недель ребята провели в больнице, сейчас они дома. Общаются через интернет, созваниваются, встречаются — но это бывает очень редко.
По словам Алсу, работа психологов нужна не только детям, но и родителям.
— Нам ведь тоже тяжело. Я начинаю все проецировать на себя и представлять, что могло бы быть намного хуже, что мой ребенок тоже мог бы страдать или погибнуть. Поэтому очень непросто приходить в себя. Как будто где-то рядом страх смерти, и я от этого чувства никак не могу отделаться. Понимаю, что надо работать над собой и выходить из этого. Но пока вот не получается. Я думала, что через какое-то время боль как-то утихнет. Но нет…
Мама Ислама говорит, что ее жизнь разделилась на «до» трагедии в школе и «после». Теперь они будут отмечать двойной день рождения ее младшего сына: 16 мая, когда он появился на свет, и 11 мая, когда спасся во время обстрела.
— Я считаю, что Бог подарил ему жизнь второй раз. Значит, он должен сделать что-то хорошее на этой земле.
Многие дети не хотят возвращаться в 175-ю школу. Алсу с трудом представляет, как Ислам будет здесь учиться, поэтому сейчас думает вместе с другими родителями, что делать дальше.
— Может быть, стоит перевести их в другую школу. Может быть, они останутся, но самое главное — чтобы все были вместе. Наш классный руководитель, Диляра Ахмадуловна Галиуллина, очень сильно ранена: первый выстрел был в нее. Сейчас она в Москве. Мы ей желаем скорейшего выздоровления. Дети ее ждут и очень любят.
Стрелок жил в соседнем подъезде
С утра до вечера у школы слышен грохот. Ощущение, будто медленные тяжелые удары отдаются не только в ушах, но и во всем позвоночнике. Если обогнуть здание с левой стороны, можно увидеть, как работает сваебойная машина. Раньше на этом месте было футбольное поле: теперь от него остались только опрокинутые на землю ворота. Рядом ютятся строительные бытовки с маленькими окнами. За стадионом к решетке забора атласными лентами привязаны две игрушки — оранжевая лошадка и медвежонок. Оба смотрят, как по площадке ездит бульдозер.
По дороге мимо школы торопливо идет женщина, она ведет за руку мальчика лет восьми и опасливо поглядывает на стройку.
— Вы не знаете, что здесь такое? — спрашиваем мы.
— Нет, вот у них спросите, — смущается женщина, указывая на других прохожих.
— Там бассейн будет! — не сдерживается ребенок, округляя глаза от восторга. Он явно радуется, что выдал взрослым большой секрет.
В доме напротив открыты двери. Из подъезда выбегают три мальчугана, один из них несет в руках пыльный футбольный мяч и, что-то доказывая друзьям, кричит: «А мы уже забрали документы!» Несмотря на капитальный ремонт и обещанный бассейн, дети боятся сюда возвращаться.
Так, в 175-ю школу больше не придет первоклассница Вика К. Когда девочка собиралась на занятия 11 мая, она еще не знала, что в соседнем подъезде с ними живет казанский стрелок. Примерно в 9:50 ее мама Елена увидела сообщение в родительской беседе: «Срочно заберите детей». Что произошло, никто не объяснил. Сказали только, что дети находятся в частном секторе за школой.
В чате паниковали, на переписку смотреть было уже бессмысленно. Елена ехала прямо из храма — она была на утренней службе. Сначала решила, что это сами школьники что-то натворили на уроке химии. О стрельбе она узнала потом, от знакомых и коллег, которые стали присылать новости.
Когда вышла из машины, замерла: дети вылезали из-под забора, рядом стояла скорая помощь, на траве лежал кто-то перевязанный, вокруг бегали врачи, кричали родители: «Где первый класс? Где второй?»
— Как на войне… А детей же очень много, сразу не найдешь своего ребенка, — вспоминает Елена. — Видимо, кто-то открыл ворота в этот частный сектор и запустил их к себе. С нашим классом стояла учительница, дети плакали. Всего там собралось четыре класса.
Елена забрала дочку, по дороге пыталась узнать у Вики, что же случилось.
— Не знаю, мама. Двери стали ломаться, мебель стала рушиться.
— И как вы выходили?
— Нам учительница сказала выходить из окна по одному. Поставила стульчик, и мы выходили.
Елена К.
— Вы прыгали, что ли?
— Нет, нас снимал какой-то дядя.
— А как ты выбежала за школу? Там же забор.
— Мы под забором лезли.
Класс Вики эвакуировался из школы раньше всех. Рядом с ними, в раздевалке на первом этаже, Ильназ Галявиев взорвал самодельную бомбу, а потом поднялся на второй. Девочка испугалась грохота, но толком ничего не поняла.
Едва Елена с Викой вернулись домой, как услышали стук в дверь. Девочка закричала, подумав, что снова стреляют. Мама открыла и на пороге увидела молодого человека, не полицейского: «Ваш дом в опасности. Я тоже не понимаю, что к чему». Елена с дочкой выбежали на улицу, все было оцеплено, приехали пожарные и газовики, вокруг толпились журналисты с камерами.
— Мам, что такое?
— Это кино будут снимать про наш дом, — Елена не смогла придумать ничего другого, но пугать ребенка она не хотела.
Оказалось, что стрелок живет в соседнем подъезде. Попасть к себе они смогли только к 19:00. Еще неделю территорию около дома охраняла полиция.
От школы никакой информации не было — учительница лежала в больнице, на нее во время взрыва упала дверь. К тому же ее телефон остался в классе, позвонить родителям она смогла только через день.
Сначала первоклассников отправили на дистанционку, но вскоре сообщили, что они будут учиться в другой школе. Родители стали возмущаться: ехать туда очень далеко, да и до конца четверти остается две недели. Они написали заявление в Министерство образования, и детям разрешили закончить год онлайн.
— Я не заостряла внимание на том, что произошло. Накануне еще ведь был День Победы. Вика все меня спрашивала: «Мам, а что такое война?» И я рассказывала, что там бывают взрывы, стрельба… Потом она про это забыла, и вот случается теракт. Какое-то время после Вика боялась шумных звуков, а раньше она их не замечала.
В воскресенье на той же неделе всех детей и родителей допрашивал следователь. Учитель написала, что стопроцентная явка обязательна. Но Вика мало что могла рассказать. Она помнила только, что на втором уроке математики был гром, а потом сломались дверь и мебель.
В классе многие мамы обращались к психологам. Дети почти не получили ранений, но один мальчик попал в больницу с сотрясением головного мозга — он сидел за первой партой. Елена говорит, что ее дочь однозначно не вернется в эту школу. Семья и так собиралась переезжать в другой город, а после трагедии решила, что это знак и пора собирать вещи.
— Воспоминания все равно останутся. К тому же недавно сказали, что наша школа откроется только на следующий год. То есть до декабря там будет ремонт. И все равно нам нужно было бы идти в ту дальнюю школу, до которой полчаса добираться пешком. Многие хотят переводить детей, многие пока еще думают. Сейчас у Вики каникулы, она отвлеклась. Вроде бы все хорошо. Но я не буду ей рассказывать о том, что случилось. Считаю, это ни к чему.
Фото: Сергей Щедрин
