Пожалуй, трудно найти христианина, у которого заголовок этой заметки не наводил бы на воспоминание отрывка из Евангелия, когда к Иисусу подвели детей, а апостолы стали выражать своё неудовольствие. И тогда Господь им сказал, что не следует запрещать им приходить, поскольку именно таковых есть Царство Божие.
Несмотря на то, что с тех пор прошло почти две тысячи лет, положение детей в Церкви существенно не изменилось. Они по-прежнему где-то в стороне, отдельно.
Нам рекомендуют приводить их «к 11-ти часам» (т.е. ближе к причастию) – иногда объясняя это тем, что «дети устают», иногда – скверным характером настоятеля, который сам «устал».
А настоятель-то прав: дети и вправду устают от продолжительного монотонного богослужения, в котором они ничего не понимают – и в ответ на это начинают шуметь, бегать и всячески пытаться устроить для себя разрядку. Устают и взрослые – ведь им тоже, как правило, ничего не понятно, но взрослых сдерживают известные «рамки приличия»; у детей это встречается реже.
Настоятель прав и в том, увы, что для детей в нашем богослужении ничего нет, кроме самого причастия. Но возможно ли приводить ребёнка только к самому причастию, без его участия в богослужении – превращая акт самого причастия в некое магическое действие?
У нас очень часто, и нельзя сказать, что напрасно и несправедливо, говорится о том, что богослужение в церкви исполняется на непонятном для большинства присутствующих языке. Сторонники модернизаций и обновления настаивают на том, что богослужение остро нуждается в переводе на понятный язык. Есть и попытки таких переводов (как «в стол», так и публичные).
Мы не будем сейчас останавливаться на том, насколько всё это нужно, и насколько тот или иной перевод лучше и т.д. Обратим внимание на то, что даже будучи переведённым на «понятный» язык (пусть это будет хороший, качественный перевод с сохранением церковной стилистики), наше богослужение не станет ближе к нашим современникам, станет более понятным.
И связано это, в первую очередь, с тем, что то, о чём молилась Церковь в Средиземноморье полторы тысячи лет назад очень мало имеет отношения к нам – современным жителям больших российских городов.
Не меняя богослужения мы, с одной стороны, сохраняем его в какой-то неприкосновенной форме и имеем возможность посмотреть на него так, как смотрел наш далёкий предок 300 или 500 лет назад.
Хотя профессиональные литургисты здесь улыбнутся: богослужение постоянно терпит какие-то изменения, и понятно, что даже одна наша Литургия Иоанна Златоуста очень отдалённо имеет отношение к тому, что служилось во времена этого Святителя.
С другой стороны, превращение богослужения в эдакий «музей» неизбежно приводит к тому, что Церковь перестаёт быть тем живым (по-настоящему живым) организмом, который актуален и отвечает на реальные вопросы и нужды людей.
Великим постом меня всегда очень трогает появление на 4-й седмице в чине Литургии преждеосвященных даров ектеньи «о готовящихся ко просвещению». Более того, служащие священники в своих проповедях нередко обращают внимание прихожан на эту литургическую особенность и поясняют происхождение этой ектеньи и самого института «готовящихся ко просвещению».
Всё это и вправду – трогательно, но только совершенно не нужно – просто потому, что у нас нет такой категории прихожан, как «готовящихся ко просвещению». Точно так же у нас нет и оглашенных – и совершенно непонятно, о ком мы молимся на этих ектеньях – хотя их провозглашают на каждой литургии в течение года.
Нам очень дорог возглас «Двери! Двери!» перед пением Символа веры, но нет в реальности тех, к кому он обращён. И так – со многими и многими моментами – «атавизмами», о которых говорится в богослужении, о чём наставляют молиться, но чего в реальности нет.
И об этом у нас писали уже, об этой особенности, но мне в какой-то момент пришлось обратить внимание, что если ектенью об оглашенных можно просто опустить (что и делается в ряде случаев в приходской практике), если на «Двери» можно просто не обращать внимания (допустим;), то какие-то элементы – если мы их уберём – у нас почти ничего не останется.
Поставьте себя на место ребёнка, скажем, 7-ми – 12 лет. Попробуйте его глазами посмотреть на наше богослужение – не только общественное, но и частное. (Кстати, попробуйте как-нибудь, для примера, находясь на богослужении, присесть на корточки – чтобы посмотреть буквально «глазами ребёнка»: что ему видно кроме задов впереди стоящих прихожан?).
Прочитайте утренние и вечерние молитвы. Прочитайте молитвы «ко святому причащению». Прочитайте чин ежедневного исповедания грехов – и вы заметите, что по очень большой части наше богослужение – «не детское». Исключение составят несколько молитв или такие «универсальные» и «вечные» молитвы – из Евхаристического канона.
Фото: azbyka.ru
Впервые на это замечание меня натолкнуло внимательное прочтение чина Великого повечерия, которое читается с Каноном Андрея Критского. На таких службах обычно детей не бывает, а тут вот одна прихожанка пришла с двумя малолетками, которые, конечно, просто изнывали от скуки и однообразия (полумрак, горящие свечи, монотонное чтение и пение, и так – в течение почти двух часов).
И я вот подумал: а что им делать? Что в этом богослужении для этих детей? Какое отношение к ним имеют грехи, которые перечисляются в Каноне? Кстати, обратим внимание, что Канон Андрея Критского – это не доморощенный акафист, имже несть числа, а литературный и богословский шедевр. Только для ребёнка в нём ничего нет.
Но когда Великое повечерие подошло к моменту «Родители наша, и вся прежде отшедшия отцы и братию нашу, зде лежащия, и повсюду православныя» – вот тут я и себя почувствовал «лишним». У меня родители пока ещё живы. Что тут получается?
С одной стороны, эти тексты написаны человеком, у которого родители уже почили (и для тех, у кого они почили). Т.е. это всё написано, скорее всего, не просто взрослыми, а именно пожилыми людьми. И в этом смысле не может не вызывать доверия их опыт, и всё то, что приобретает человек к преклонным годам (мудрость, взвешенность, авторитетность и т.д.).
Но, с другой стороны, приходится признать, что ко мне, взрослому человеку, это всё имеет очень мало отношения. А к ребёнку – просто никакого. Хорошо ещё, что у нас чаще всего читаются все эти тексты «скороговоркой» или «бубнят» – ведь не дай Бог ребёнок послушает про все эти грехи – он узнает для себя много нового.
Получается, что у нас есть богослужения «не для детей»? Но ведь мы все знаем из банального курса православного Катехизиса, что всё наше богослужение – оно не имеет какой-то «закрытости», «секретности» – оно для всех.
Тут нужно либо честно признать, что есть богослужения «не для детей» (и, собственно, в какой-то мере Церковь это признаёт: например, младенцев не причащают на Литургии преждеосвященных даров, а к таинству исповеди допускают не ранее 7 лет (а частных случаях — иногда и позже)), либо необходимо пойти и дальше — и выполнить ряд организационных преобразований в церковном устройстве таким образом, чтобы у нас появилась Детская Церковь.
Впервые на мысль о Церкви для детей меня натолкнула такая практика, которая редко у нас встречается, но бывает – а именно – практика служения детских литургий. В разных приходах она служится по-разному; я встречал и менее удачные реализации таких служб (например, детская литургия длилась почти три часа).
Смысл детской литургии заключается в том, чтобы сделать богослужение более доступным и понятным для детей. В этой связи, во-первых, сама Литургия длится не более 40 минут (вместо обычных полутора-двух часов), во-вторых, в неё активно вовлекают детей, которые помогают священнику во время службы в хоре и в алтаре. Проповедь на такой литургии выглядит не совсем обычно для нас (один говорит, а все остальные внимают), а в интерактивном формате: ведущий (священник) не просто вещает, а задаёт вопросы присутствующим (детям), провоцируя их подумать, поразмышлять и т.д.
Что такое Детская Церковь в моём понимании? Сейчас я сделаю попытку кратко описать, какой может быть Детская Церковь; это будет очерк некоторой идеальной модели, которая вряд ли будет когда-нибудь реализована на практике не только по той причине, что почти все предложения в этой заметке – утопичны в силу имеющегося у нас церковного устроения, но и потому, что в реальной жизни совпадение многих описанных ниже условий практически невозможно.
Поскольку развитие одного человека к пяти годам может сильно опережать развитие иного к десяти, а делить Церковь на классы, подобно школьным, представляется совсем чем-то нереальным, здесь мы попытаемся только очертить некоторый периметр, очень условный, который будет относиться к понятию «Детская Церковь». Я совершенно не исключаю, а, даже, скорее, наоборот — более, чем уверен, что многие взрослые с большим удовольствием присоединились бы к богослужениям именно этой – Детской Церкви.
Фото с сайта hamburg-hram.de
1. Богослужебные книги
Необходимо составить подборку богослужений (общественных и частных), которые были бы максимально адаптированы к детскому восприятию реальности. Я не думаю, что такие грехи, как «гортанобесие» или «прелюбодеяние» нужно включать сюда.
Утренние и вечерние молитвы должны быть максимально краткими и максимально приближенными к детскому пониманию и восприятию (оборот, типа, «помяни, Господи, моих родителей и всех прежде почивших….» представляется уместным только для некоторых детдомовцев). Цветные иллюстрации, крупный текст и, конечно же, — родной язык (вспоминаю, как с четырёхлетней дочкой учили в своё время «Отче наш». Поскольку она всегда посещала церковь с нами, т.е. с младенческого возраста и почти каждую неделю, — богослужение она знала на слух неплохо. Но ЧТО она слышала из этого всего? Я был просто в шоке от её вопроса: папа, разве так? Мне казалось, что в церкви поют так: «Отче наш, иже еси и не неси, проскакал по городу олень».).
2. Пастырская подготовка
Подобно тому, как в Греческой православной Церкви далеко не всякий священник имеет право принимать исповедь, точно также и здесь — к священникам Детской Церкви должны предъявляться отдельные требования. Нелишними здесь будет наличие высшего педагогического образования (детский психолог), личный опыт отцовства. Учитывая нашу приходскую практику, которая допускает служение монахов на приходах — допустимо служение монаха на таких службах, однако в каждом конкретном случае необходимы будут какие-то уточнения.
3. Общественное богослужение
Основное место в Детской Церкви должны занимать две службы — Литургия и молебен с водосвятием. По продолжительности правильным был бы такой чин: Евхаристия — не более 30-40 минут, короткий перерыв на чай и далее — ещё минут на 30-40 проповедь в интерактивном формате, с активным участием детей. Вечерние богослужения нужно редуцировать до водосвятного молебна с небольшой проповедью.
4. Участие детей в богослужении
Такое участие необязательно должно ограничиваться хождением со свечками в алтаре или пением в хоре. Для подростков было бы полезным участие в подготовке к проповеди, составление плана и небольшого публичного выступления по заданной теме.
5. Время и регулярность совершения Детской Литургии
Касаемо времени и регулярности детских богослужений, очень многое может зависеть от конкретных обстоятельств. Например, если основная часть прихода решит, что лучше детей пораньше водить на службу — тогда эта детская литургия должна быть ранней. Если на приходе один священник, тогда детскую литургию уместно переносить, например, на субботу.
Здесь многое будет зависеть от конкретных условиях того или иного прихода. В идеальной ситуации Детская Литургия должна начинаться на 40 минут раньше обычной, чтобы после её окончания служащий священник с детьми перемещался бы в другое помещение — для проповеди, чаепития и бесед, пока взрослые (в т.ч. и родители) молились бы на второй литургии. Но это возможно при условии наличия как минимум двух служащих священников на приходе и отдельного помещения-детской (или трапезной).
Фото с сайта alblago.lg.ua
6. Многодневные посты
Ещё одна сторона христианской жизни, которая у нас совершенно «не для детей». Я даже не беру пост в том виде, в каком его предписывает церковный Устав (напомню, Устав регламентирует не только качественный состав, но и количество приёмов пищи в сутки, а в какие-то дни и вовсе отказ от еды), возьмём наш «среднестатистический пост», когда в пищу употребляют только продукты растительного происхождения.
Я понимаю, что для пожилого человека это, наверное, норма. Для монашествующего – тем паче. Но для молодого, растущего организма, а тем более для школьника или студента — с многочасовыми умственными нагрузками – это зачем? А если соблюдать не только качественный состав, но и режим приёма пищи постом (раз в день) – так это просто вредно. И с этим, собственно, никто и не спорит, и на приходах, как правило, детям дают «послабления», но тогда нужно честно признать, что посты, предписываемые Уставом — не для детей.
А если мы, всё-таки, согласимся, что пост у ребёнка тоже должен быть, тогда мы неизбежно придём к тому, что для этого нужны какие-то другие формы (не столько, наверное, диетического характера, сколько ограничения всякого рода развлечений).
То же можно сказать и о евхаристическом посте. В наших церквях до сих пор требуют от детей, чтобы те ничего не ели и не пили перед Причастием. Никто не говорит о том, что это для ребёнка невозможно, просто кроме вреда такой «пост» ничего не приносит (да, и ещё — негативные ассоциации у ребёнка с утренним богослужением «даже стакана воды не дали»). Я не беру в рассмотрение ситуацию, когда ребёнок спит до десяти, а к 11-ти его «привели к причастию», можно взять нередкий вариант, когда приводят к началу службы (перед этим нередко полчаса в дороге), а причастие только часа через два.
Конечно, есть дети, для которых ничего не есть и не пить несколько первых часов после сна не доставляет мучений, поэтому, если ребёнок может — то лучше, когда он постится несколько часов. Но для тех, кому это тяжело, наверное, имеет смысл ограничить обязательный пост одним часом перед причастием.
В конце концов, важно понимать, что пост – он только тогда пост, а не просто какое-то «ограничение», когда он принимается осознанно и добровольно. Добровольно мало кто хочет в чём-то себя ограничивать, а ребёнок — тем более. Тем не менее, мы понуждаем детей вовремя ложиться спать, чистить зубы, умываться и есть на завтрак кашу — и объясняем, для чего это нужно.
Поэтому до тех пор, пока пост для них не становится добровольным и осознанным – нет никакого смысла заставлять их придерживаться тех требований, которые предписаны для взрослых, а для детей просто вредны (хотя бы потому, что нарушают режим: шесть дней в неделю он завтракает в 8 утра, а один день в неделю этот завтрак плавно становится обедом — ближе к часу).
Необходимо, чтобы такой пост был бы, с одной стороны, ограничением в каких-то удовольствиях (а не в первичных потребностях, таких как еда и сон) — например, ограничение не только в «сластяшках» и «вкусняшках», но и в участии в каких-то играх, развлечениях и т.д., а с другой — чтобы все эти ограничения сопровождались бы объяснениями и разъяснениями. Чтобы ребёнку было понятно, что, хотя, пока это не его выбор — не смотреть в течение поста (или накануне причастия) мультфильмы (это выбор родителей), но это возможность развития воли, терпения, способности чем-то жертвовать. И вот такая вот жертва – она принесёт куда больше пользы, чем запрет на овсянку в воскресное утро.
Фото с сайта dmitryfirtash.com
* * *
То, что детям нужны свои, понятные и доступные богослужения – не вызывает сомнения: достаточно посмотреть, как живо, заинтересованно и дошкольники, и подростки принимают участие в тех редких детских литургиях, что иногда бывают у нас. Они действительно «включаются» в процесс — понятный для них и интересный. У них уже нет желания где-то гонять и отвлекаться — поскольку всё действие такой детской литургии
обращено к ним — и находит в них живой отклик.
Все эти «детские комнаты» (когда детей загоняют в помещение отдельное от церкви, пока их родители молятся), приводы детей «к 11-ти» (кто их приводит? кто-то из родителей, которому самому уже не попасть в этот день на литургию?) — всё это грустные попытки вывести детей фактически за рамки церкви, способ избавиться от них, отгородиться.
А чаще всего нам приходится наблюдать во время обычных богослужений праздно шатающихся детей, которые разговаривают, шумят, бегают и воспринимают поход в Церковь либо как вынужденную тусовку со сверстниками, либо как ненужную обязанность ещё один день в неделю вставать на два часа раньше чтобы отбыть, отстоять или отсидеть на непонятном «взрослом» мероприятии.
Вспоминается другой эпизод из Евангелия, описанный у Матфея: «Старшие священники и учителя Закона, видя удивительные дела, которые Он совершал, и детей, кричащих в Храме: «Осанна Сыну Давида!» — возмутились и сказали Ему: «Ты слышишь, что они говорят?!»
Где эти дети в Церкви Христовой? Где эти младенцы сегодня? Почему они «молчат»? Возможно, настало время по-новому прислушаться к словам псалмопевца, которыми говорит Христос, обращаясь – нет, не к древним учителям Закона двухтысячелетней давности, а к нам – современным христианам: «Да, разве вы не читали: „Та хвала для Тебя совершенна, что исходит из уст детей и грудных младенцев»?»
Кирилл Емельянов
