К 100-летию со дня рождения Святейшего Патриарха Пимена мы продолжаем публиковать воспоминания о нем. Епископ Тираспольский и Дубоссарский Савва рассказывает о Святейшем и его времени.
Читайте также: Смерти нет. Памяти Святейшего Патриарха Пимена.
Святейший Патриарх Пимен прошел суровую школу жизни и был человеком сдержанным, скорее даже замкнутым. Не будем забывать и о том, что в советское время за всеми служителями Церкви были установлены тотальные слежки, а за руководством Русской Православной Церкви в особенности. Тогда священство и даже Патриарх не могли в полной мере проповедовать — на все был установлен советский регламент.
Я был простым иподиаконом, и со Святейшим встречался только на Богослужениях. Проникновенное, живое служение Патриарха Пимена свидетельствовало о величии его духа. Богослужения всегда проходили на одном дыхании. Совершая Литургию или Всенощное бдение, он всегда всем своим поведением подчеркивал значимость Богослужения и давал пример благоговейного, искреннего, неленостного, дерзновенного предстояния перед престолом Божиим. При всей своей грузности он не допускал ни малейшего переминания с ноги на ногу в алтаре и не разрешал такого расслабления молодым священникам. Святейший всегда требовал особой собранности и благоговения во время Богослужения. Думаю, это было связано с его особым настроем, как архипастыря. Ведь он молился за свою Всероссийскую паству.
Святейший вспоминал, что, будучи наместником Троице-Сергиевой Лавры, на проповеди он часто чувствовал себя, как на экзамене. В монастырских храмах молились и прихожане, и паломники, и студенты семинарии и академии, и профессорско-преподавательский состав. К проповедям он тщательно готовился. В период патриаршества его проповеди были краткими, но доходчивыми и цельными. Он произносил их всегда с особой теплотой к пастве Христовой.
Я начал иподиаконскую службу у Святейшего Патриарха Пимена в 1980 году. В это время Святейший еще был полон сил, много ездил по приходам, особо любил служить перед иконами Божией Матери «Нечаянная Радость» в храме Илии Пророка в Обыденном переулке, «Всех Скорбящих Радость» в храме на Ордынке, «Споручница грешных» — в Хамовниках, «Иверской» — в Сокольниках, «Знамение» — на Рижской.
Мое служение продолжалось до призыва в армию в 1982 году. С первых дней воинской повинности меня поддерживала перепиской наша иподиаконская братия. Шел Рождественский пост. Командиры объявили, что я должен участвовать в концерте. Я душевно противился натиску политотдела петь постом, говорил, что не могу без благословения решиться на это. Откровенно говоря, я и не очень-то искал благословения. И так ясно, пройдёт пост и можно петь.
В день Святителя Николая 19 декабря приходит письмо от иеродиакона Сергия (впоследствии — епископа Новосибирского и Бердского). Приведу выдержку полностью.
«Сегодня служили Божественную Литургию. После поздравления духовенством Святейшего с принятием Святых Таин он меня подзывает и спрашивает: “Где тот паренёк, который пел первым тенором у нас?” Ваше Святейшество, он в армию ушёл и служит под Семипалатинском. “О, там холодно бывает зимой. Отец Сергий, напишите ему – пусть он поёт, не стесняясь своего голоса, и его по достоинству оценят”».
Звоню начальнику политотдела: «Товарищ полковник, благословение получено». Наступил день концерта. Уж не знаю, чем руководствовался политотдел, только нашу певческую группу он утвердил в таком составе: трое нас православных из Лавры, три баптиста и ещё два паренька. Готовили мы три-четыре песни, но со сцены нас не отпускали минут пятнадцать. Уже два раза спели весь репертуар, а нас не отпускают. Успех был колоссальный. На второй день, меня вызывают к начальнику ядерного полигона генерал-лейтенанту Аркадию Даниловичу Ильенко. Он меня очень радушно встречает в своём кабинете и объявляет личную благодарность. Тут же находятся мой командир и начальник политотдела. Ильенко даёт им указание — всей вокальной группе предоставить отпуск с выездом на родину. «Товарищ генерал, – возражают ему, – они только по пять месяцев отслужили». Он и слушать не стал: «Составьте график, кто и когда поедет, и завтра мне его на подпись». Так сбылись слова Святейшего Патриарха Пимена.
В декабре 1984 года, к тому времени как я пришел из Армии, Святейший стал слабеть. В 1985, когда праздновалось трехсотлетие Московской Духовной академии, он уже не мог ходить. Мы, иподиаконы, вносили его в актовый зал МДА на руках. Несмотря на болезни, Патриарх неукоснительно продолжал совершать богослужения, рукополагал во священный сан достойных кандидатов, пополняя клир Москвы.
В феврале 1986 года, когда я последний раз иподиаконствовал у Святейшего Отца на Сретение Господне, то попросил Его благословения уйти на послушание в монастырь. Святейший спросил:
— И куда же ты хочешь уйти?
— В Данилов монастырь.
— А… А я-то думал ты на Афон просишься.
В 1988 году на день празднования Владимирской иконы Божией Матери 3 июня, в день интронизации Святейшего Патриарха, я был возведен им в сан игумена. Это было для меня и неожиданно, и очень трогательно.
В период подготовки к празднованию тысячелетия Крещения Руси я был экономом Свято-Данилова монастыря в Москве. 12 июля 1988 года торжества должны были проходить в монастыре под открытым небом. Святейший во время торжеств сам уже не служил. Он находился на крыльце Покоев наместника Данилова монастыря. Читал молитвы и благословлял Святые Дары. Хотя он физически не принимал участие в самом богослужении, но молитвенно соучаствовал в нем, и народ слышал молитвы Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена. Вечная ему память.
Читайте также:
Смерти нет. Памяти Святейшего Патриарха Пимена.
