Когда учитель задавал вопрос, побороть заикание было невозможно
Алина Светлова, 43 года
— Я внезапно онемела в последний год в детском саду, прямо перед школой. Кто-то рассказывал, на улице незнакомец на меня страшно посмотрел, а я испугалась.
У меня родилась сестренка, родители получили квартиру. Забрали меня от бабушки к себе в поселок, отправили в школу. Там я заикалась уже серьезно. В момент волнения не могла сказать ничего. Было похоже, будто с головой меня накрыло волной, а я захлебываюсь.
Мама беспокоилась, возила меня в Казань к логопеду. На занятиях я повторяла детские стишки, зубрила скороговорки из зеленой тетрадки в клеточку. Логопед просила петь, но я никогда не любила пение. Ничего не помогало. В конце концов, мама устала, поездки вымотали нас обеих. Она оставила всякие попытки хоть что-то исправить.
В школе я была серой мышью. Не скажу, что меня плохо одевали или я была некрасива, нет.
Мне было страшно от того, что одноклассники просто смотрят на меня. Если учитель задавал вопрос, ответ на который я не знала, побороть заикание было невозможно.
Даже зная ответ, предпочитала сказать: «я не готова».
Боялась высказать мнение. Старалась подстроиться, разделить позицию других. Буллинга со стороны одноклассников почти не было, но я училась из рук вон плохо. До седьмого класса — круглая троечница. «Алина, громче. Читай громче, громче же! Что ты шепчешь под нос», — кричала раздраженная учительница. А я ничего не могла поделать, даже повысить звук голоса на полтона.
В восьмом классе классным руководителем стала новый педагог по математике. Она помогла преодолеть боязнь выходить к доске, говорить на публику. Подтянула по всем предметам. Не помню, как ей это удалось, но ощущение, будто периодически держала меня за руку. Школу я закончила благополучно, а громче говорить начала только в институте.
Неприятности из-за заикания усугубились, когда я устроилась на работу. Вызывает к себе начальник: «Алина Сергеевна, надо выполнить вот такую работу». Я волнуюсь, но не способна даже прошептать, что не могу взяться, потому что по уши загружена. Волна накатила, молчу, хотя в горле застряло: «Нет». Работа прилеплялась, как в сказке про смоляного бычка: одна, вторая, третья. Все приходят в восемь, уходят в пять, я одна сижу до семи.
Я меняла работы, но ситуация повторялась, потому что старую проблему я тащила за собой. Вызов к руководителю всегда заканчивался дополнительной нагрузкой и моим молчаливым согласием.
В 30 лет я родила сына. Мы тогда с мамой выписывали газету «ЗОЖ». В ней наткнулись на объявление о каком-то старичке из Воронежской области, который успешно лечил заикание. Моя племянница тоже заикалась. Помню, взяла ее в охапку, чтобы не страшно было, и поехали вместе в Лиски.
На десять дней нас поселили в деревянном доме. В одной комнате были родители заикающихся детей, в другой — мы. В избе помещалось человек двадцать. В своей школе я одна была заикающаяся, а тут — толпа. Я запиналась на отдельных словах, сочетаниях согласных и во время волнения. Здесь же встретила детей, подростков, взрослых, которые не могли преодолеть даже первый слог.
Мы часами трудились: то били себя в грудь и водили по языку ваткой, то тарабанили какие-то тексты с биографическими данными, то сутками молчали.
Тяжело жутко: ни в магазин сходить, ни по телефону позвонить, молчать же надо! Нас подпоясывали тугими широкими поясами из пеленок, учили дышать животом, упираясь в ткань, как в препятствие. «Главная проблема заикающегося, — говорил старичок, — неправильное дыхание. Ты будто засоренный громкоговоритель, в котором засиделись птицы. Возьми правильно воздух, и “птицы” одна за другой посыпятся, а речь польется».
Полгода после той поездки я училась говорить медленно, спокойно, растягивая слова. Дышала животом в пояс, а не хватала воздух верхом. Каждый вечер, когда все укладывались спать, упорно делала упражнения и отрабатывала спокойный темп речи.
Племяннице, которая забросила тренировки, так и не удалось избавиться от заикания, а я его одолела. Много позже узнала, что освоенный мной метод — техника диафрагмального дыхания. Как раньше дышать не могу, поэтому почти не заикаюсь.
«Заикаюсь и сейчас, если нервничаю»
Ирина Анина, 28 лет
— В школе у меня была учительница английского языка, которая кричала на нас, оскорбляла, могла ударить. Кто-то из детей в ответ мог огрызнуться, кто-то пренебрежительно смотрел и смиренно молчал. Я — начала заикаться. Урок английского был адом, независимо от степени моей готовности к занятиям. Я просто не могла выдавить из себя ни слова.
Сначала терпела и мучилась. Потом попросила родителей перевести в другую школу. Это оказалось невозможно в нашем маленьком городе. Родители поняли — проще уйти в другую группу по английскому. Учителя поменяли, заикание осталось.
Я не запиналась на конкретных буквах, а просто не могла дальше говорить.
Так как заикание появилось у меня довольно поздно, одноклассники меня не дразнили. Родители меня к специалистам не водили, полагая, наверное, что со временем все пройдет само. Да и сама я не сильно волновалась. Если бы заикалась с раннего возраста, возможно, ощущала бы проблему острее. Но так как это случилось со мной внезапно, верила, что как внезапно пришло, так же внезапно исчезнет. Школу закончила с жутким заиканием.
Поступила на биофак. Говорить требовалось немного, больше исследовать и писать. Увлеклась фотографией, специализировалась на съемках новорожденных. И это было прекрасно. Младенцы спят молча.
Я не избавилась от заикания. Заикаюсь и сейчас, если нервничаю и мысли бегут вперед. Отношусь к проблеме как к данности: у кого-то уши большие, у меня заикание. Неприятно, но, в конце концов, пережить можно.
Будучи подростком, выработала несколько правил: либо молчи, либо говори короткими рублеными фразами строго по необходимости и нараспев.
Возможно, поэтому я прослыла интровертом. Моя подруга так и говорит про меня в новых компаниях: «Знакомьтесь, Ира. Интроверт. Предпочитает молчать».
Мой круг друзей узок и тщательно подобран. Если начинаю заикаться, друзья терпеливо и с пониманием ждут, когда смогу закончить фразу. Был период, окружающие подхватывали мысль, когда я начинала заикаться. Это раздражало. И я сформулировала еще один закон: не включаться в разговор без надобности. Если запнулась, выдохни, сосредоточься, начни с начала.
«Молчу, потому что у меня кризис жанра»
Елена Хорсова, 39 лет
— Я заикаюсь с детства. Моя мама перепробовала все. Она рассказывала, что однажды кто-то из взрослых, играя, подкинул меня в воздух выше обычного. Будто бы я испугалась и с тех пор, а было мне два года, начала заикаться.
Заикалась в саду, школе, институте, выступая перед классом, любым коллективом. И даже в разговоре с новым человеком.
Тяжелее всего мне было видеть реакцию людей на мою особенность. Одни широко открывают глаза, будто от испуга, другие начинают глупо улыбаться. Я нервничала, расстраивалась, рыдала. Раздражало, когда меня пытались успокоить, еще больше, если делали понимающий вид или договаривали за меня предложение.
В третьем классе хотела покончить с собой. Маму было ужасно жалко, еще страшнее — попасть в ад. Точно помню, мне помогало молиться. Я знала, Бог со мной. Настраивала себя, что, когда преодолею ситуацию, в которой заикаюсь, выиграю бой. И если сознательно избегала таких случаев, была собой недовольна.
Предсказать, начну ли заикаться во время разговора, было невозможно (впрочем, как и сейчас). Спазм возникает внезапно, резко. Помню, к нам в класс, мне было тогда лет 12, пришла на замену учительница. Вызвала к доске. Я тут же стала заикаться. Один мальчишка не удержался, расхохотался, а я заплакала. Кажется, таких острых реакций на публике со мной с тех пор не случалось, но тогда я твердо решила учиться контролировать себя.
Большим испытанием были последние классы перед выпуском. Пришлось сменить школу, и новый класс не стал мне родным. Мне нравился мальчик, но я не могла общаться. Чем больше нравился, тем больше это сковывало. Я страдала, ненавидела себя.
Моя мама была художником-модельером. В СССР печаталась во многих изданиях, шила, вязала для известных людей. Она переживала и очень поддерживала меня.
Тогда были в моде гипнотизеры. Кто-то из ее клиентов посоветовал и даже дал контакт такого специалиста. Гипноз меня не взял.
Мама не отчаялась. Долгое время возила в центр патологии речи на Таганку. Но нейропсихолог убедил ее, что занятия не принесут мне ощутимой пользы. Во-первых, группа на девяносто процентов состояла из мальчиков. Им сложнее справляться с заиканием, да и лечение у них идет труднее и дольше. Во-вторых, я могла обыгрывать ситуацию и с иронией относиться к себе: «Молчу, потому что у меня кризис жанра». Понятно, это пришло не сразу и далось тяжело. Но и от особенности моей не избавило.
От кого-то мама узнала про дыхательную гимнастику Александры Стрельниковой. Повела меня к ее ученику. Я сама видела, как знакомые девочки из музучилища восстанавливали голос благодаря правильному дыханию. Метод нам с мамой показался приемлемым. Отчасти помог. Если начинаю заикаться, замолкаю и пытаюсь восстановить дыхание.
Впрочем, гораздо больше помогало, когда люди не акцентировали внимание на моей особенности.
С преподавателями в школе и вузе научилась договариваться и отвечать после занятий. Приучила себя не улыбаться и не подкалывать собеседников. Порой писала на бумаге то, что мне надо было сказать.
Конечно, видела непонимание в глазах, но просто жалела таких людей.
Постепенно я поняла, что в любой ситуации поможет уверенность в себе. Дать ее может тыл. Семья, Бог, единомышленники. А еще лошади, которых я люблю с детства.
Я окончила ветеринарную академию. Это позволило не только получить профессию, связанную с животными, но и сформировало окружение, в котором люди не замечают и не заостряют внимание на моей особенности. Им важна и интересна я сама. Я живу с заиканием и принимаю себя такой, какая я есть.
«С заиканием я научилась жить»
Татьяна Узкова, 50 лет
— Я начала заикаться в начальной школе. На уроках учительница ходила по классу с метровой деревянной линейкой и то и дело проходилась по спинам одноклассников. Меня не трогала, но во время проверки скорости чтения подгоняла: «Что так медленно, давай быстрее». Когда я волновалась или уставала, то начинала заикаться.
Дома было неблагополучно. Скандалы, ссоры, развод родителей. Я осталась жить с мамой. Она не пыталась мне помочь справиться с заиканием, даже не сочувствовала. До меня никому не было дела.
Мне казалось, что мое слово в этом мире ничего не значит. Старалась никуда не лезть, никого не осуждать, ничем не гордиться и никогда себя ни с кем не сравнивать. Училась, избегала конфликтов. Назначали дежурной в классе, а помощники убежали — не беда, сделаю одна. Назначили дежурной дополнительно — выполню, без обид. Помалкивать стало моим правилом.
С заиканием тоже решила справляться самостоятельно. Например, поняла, на каких словах и буквах запинаюсь. Выработала привычку подбирать синонимы или заучивать тексты наизусть. Научилась добавлять дополнительную гласную, если слово начинается с согласной.
По этой манере однажды узнала в храме родную душу. Священник растягивал слова, читая канон Андрея Критского, и то и дело вставлял мои любимые «э-э-э», «а-а-а», «и-и-и».
А еще стала пропевать слова. Много позже узнала, что за речь и пение отвечают разные отделы мозга. Если один отдел заклинило, подключаем другой.
Со временем папа все-таки забрал меня к себе. Мы много переезжали, меняли квартиры, школы. Это добавляло стресса, поэтому заикание никуда не делось.
В средней школе мальчишки иногда дразнили, особенно один из них. Мог подойти и, глядя в упор, сказать: «д-д-д-д». Я боялась выходить к доске, но училась все равно хорошо. Легко выполняла задачи со звездочкой. Так и завоевывала уважение одноклассников и учителей. Последние ко мне были деликатны и старались не вызывать к доске. Школу закончила на «пять» и экстерном.
Я любила рисовать и мечтала стать художником-модельером. Но познакомившись с другими абитуриентами во время поступления, поняла, что с выбором вуза ошиблась. Забрала документы.
В тот же день, случайно, встретила свою учительницу по математике. Узнав о моих новостях, она велела хватать паспорт и бежать в геолого-разведывательную академию. Я подала документы в последний час приема и поступила.
Хорошо помню, как готовилась к защите диплома. Вся комната была увешана листочками, печатными таблицами, диаграммами. Я ходила от одного плаката к другому и повторяла, повторяла, повторяла текст. Не напрягать голову, а добиваться, чтобы вызубренный текст лился сам собой — это было моей целью.
«Выступление припеваючи» — это, наверное, самое точное определение. Когда муж с маленькой дочкой, которых я усадила на диван, услышали его впервые, они заливались от смеха. А я радовалась, что рядом со мной любимые люди и нет деревянной линейки и грозного голоса учительницы: «Ну что ты поешь? Слова чеканить надо!»
По большому счету, с заиканием я научилась жить. Однако, будучи многодетной мамой, предпочитаю стоять в стороне от родительского комитета, избегаю публичных выступлений на собраниях, хотя порой мне есть что возразить. В ситуации конфронтации заикание быстро возвращается. Пытаться доказывать что-то, когда заикаешься, сложно и бесполезно. Окружающих это раздражает и нервирует.
Природа заикания может быть различна, но чаще всего это форма тика. Кто-то грызет ногти, кто-то моргает или дергает рукой, я — заикаюсь. Случиться это может в любую секунду. Усталость, волнение, переживания способны спровоцировать спазм.
Мои правила просты: высыпаться, говорить нараспев, обогащать словарный запас и выстроить в голове систему синонимов.
А еще знать, когда промолчать, не лезть напролом и не рваться доказывать свою правоту. Главное, окружить себя близкими по духу людьми, у которых будут добрые к вам чувства.
И такие есть у меня: мой муж, дети. Кажется, ни разу, читая утреннее и вечернее правило, я не начинала заикаться. Порой подставляю любимые гласные звуки перед сложными словами, но и это никто из близких не замечает.
С возрастом становится легче. Мы лучше понимаем свое место в жизни, предназначение, ориентированы не на внешнее, а на внутреннее. Заикание не мешает мне делать хорошее, быть полезной.
Одному трудно бегать, другому тяжело посидеть. Одному невыносимо молчать, другому тяжело говорить. Значит, для чего-то это нам нужно? И если тебе не дано одно, наверняка ты награжден чем-то другим?! За косноязычного Моисея, как все мы помним, говорил его брат Аарон.
Фото: freepik.com
