От редакции. Материалы А. Л. Дворкина по замыслу самого автора не претендуют на статус фундаментального научного исследования. Скорее это — компиляция, выступающая в роли вспомогательного учебного пособия. Однако полезность такого рода работы неоспорима, так как учебники по этому курсу на русском языке почти отсутствуют. Самое лучшее из того, что есть — это учебник В. В. Болотова, недавно переизданный в виде четырехтомника. Однако этот труд, без которого, несомненно, не сможет обойтись ни один человек, желающий серьезно заниматься общей историей Церкви, рассчитан на тех, кто обладает некоторой подготовкой и в области истории (в более значительном объеме, нежели предлагаемый современной средней школой), и в области богословия (хотя бы в рамках семинарского курса). Иными словами, курс этот рассчитан на слушателей духовных академий. Можно сказать и о том, что со времени написания болотовской истории прошли десятилетия, обогатившие историческую науку, и о том, что ее автор ограничивается временными рамками Вселенских соборов. Между тем курс А. Л. Дворкина доступен читателю с современным средним образованием, использует литературу XX века и включает историю Византийской и Балканских Церквей.
В публикуемой нами главе использованы следующие источники:
Chadwick H. The Early Church // Penguin Books, 1980;
Протопресвитер Александр Шмеман. Исторический путь Православия // YMCA-Press, Париж, 1989;
Walker W. A History of the Christian Church // Charles Scribner’s Sons, N.Y., 1959.
1.
Апостол Павел пишет: “Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного” (Гал 4:4).
Полнота времен — очень важный термин. Господь вошел в историю, когда человечество “созрело” для того, чтобы принять благую весть, когда для этого сложились все необходимые условия. Мы поем в рождественской стихире, что Христос родился, когда на всей земле было единое правление Августа.
“Августу единоначальствующу на земли
Многоначалие человеков преста.
И Тебе, вочеловечшуся от Чистыя
Многобожие идолов упразднися
Под единем царством мирским грады быша,
И во едино владычество Божества языцы вероваша”.
Церковь не забыла, что ее начало совпало по времени с решающим моментом мировой истории — завершением создания универсальной по духу и замыслу Римской Империи. Никогда ранее (и, кстати, никогда в дальнейшем) эти громадные территории, обнимавшие все, что обычный человек того времени знал о цивилизованной жизни, не находились в сфере единой культуры. Римская Империя обнимала тогда, как виделось ее обитателям, весь цивилизованный мир, всю o„koumљnh — вселенную. За ее границами были известны лишь дикие или, в лучшем случае, полуцивилизованные племена. При этом римская государственность сложилась не на пустом месте. Благодаря походам Александра Македонского большая часть территорий, вошедших в Римскую Империю, уже была объединена общей культурой — культурой эллинизма и общим (по крайней мере для представителей образованного класса) международным языком — греческим.
Объединяющим элементом Империи были обязательная для всех верность единому императору и подчиненная ему единая военная система. Римская армия, хотя и относительно небольшая по сравнению с военными силами современного милитаристского государства, была достаточной для поддержания порядка и сохранения знаменитого римского мира — pax romana. Благодаря этому миру процветала торговля, прекрасные дороги и безопасные моря весьма облегчали путешествия, а единый международный язык способствовал интеллектуальному обмену. Именно в этой империи, несмотря на то, что многие ее правители были далеки от идеала, а чиновники — коррумпированы, было обеспечено, хоть и грубое, но правосудие, — в степени, никогда ранее не виданной в мире. Граждане Империи гордились ею и ее достижениями.
Тем не менее при всем имперском единстве и при всем военном контроле Рим никогда не стремился уничтожить местные установления. Во всех местных делах обитателям провинций предоставлялось самое широкое самоуправление. Все местные религиозные верования, обычаи и обряды уважались и сохранялись. Народы говорили на своих языках и придерживались своих обычаев. Местным правителям, чьи земли входили в Империю, предоставлялась значительная автономия (как, впрочем, и в современных империях, например, при правлении Британской Империи в Индии); зачастую сохранялись местные княжества. Именно таким княжеством в составе Империи была Палестина во времена Христа. Жизнеспособность Римской Империи во многом была результатом уважительного отношения к местным правам и верованиям. Это разнообразие Империи, не менее поразительное, чем ее единство, чуть ли не ярче всего проявлялось в области религиозной мысли.
Христианство не явилось в пустой мир. В то время уже сложились понятия вселенной, религии, греха, наказания, искупления и воздаяния, которые христианство должно было принять во внимание и предложить свои ответы. Церковь не возводила свой храм на пустом месте. Концепции, существовавшие в мире до ее появления, и явились тем материалом, который она использовала для возведения своей земной структуры; они дали те формы, в которые она облекала свое Священное Предание.
Во что же верил средний житель Империи? Он верил в существование сверхъестественной силы или сил, невидимых, вечных, намного превосходящих человека по своим возможностям. Эти силы контролировали человеческую судьбу и были объектами поклонения, совершаемого в молитвах, ритуалах и жертвоприношениях. Земля была в центре Вселенной. Вокруг нее вращались солнце, планеты и звезды. Над вселенной были небеса, а под ней — обиталище усопших людей или злых духов. Понятия о некоем всеобщем нравственном императиве не существовало. Все происходящее в природе виделось результатом деятельности невидимых духов добра и зла, правящих миром абсолютно произвольно. Следовательно, чудеса ощущались не просто как абстрактная возможность, — мир был полон чудес и сверхъестественных явлений: высшие силы прибегали к ним всякий раз, когда им нужно было обратить внимание людей на что-то важное или необычное. Мир был переполнен бесчисленным количеством духов, как праведных и добрых, так и злонамеренных и деструктивных. Духи эти постоянно затрагивали жизнь человека, некоторые даже могли вселяться в человека и заставлять его совершать как добрые, так и злые поступки.
Нужно сказать, что в том мире чрезвычайно остро ощущалась неудовлетворенность таким положением дел, царили чувство трагедии, тупика и глубокое недовольство существующими условиями жизни. Это проявлялось в самых различных формах религиозной жизни, и все более проступали необходимость найти другие, лучшие отношения с духовным, невидимым миром и стремление человека обрести помощь, большую, чем он когда-либо от кого-либо получал.
Помимо этих общих концепций, присущих народной религиозности, необходимо помнить и о влиянии на мир, в который пришло христианство, греческой философии. Христианство явилось в мир, интеллектуально чрезвычайно развитый, мир, в котором постоянно жила и развивалась мощная философская традиция. Философия, казалось бы, давала ответы на многие из главных вопросов бытия. И хотя философская традиция была весьма эзотеричной, так как серьезное образование было уделом лишь очень узкого круга интеллектуалов, но тем не менее влияние философов на формирование интеллектуальной атмосферы эпохи было решающим.
Самые образованные люди Римской Империи, воспитанные на платонизме и стоицизме, в религии склонялись к некоему пантеистическому монотеизму, к понятию, что Бог добр (что, естественно, контрастировало с вне-моральным характером римских и греческих божеств) и к вере в правящее миром божественное провидение, к идее, что смысл настоящей религии — не в церемониях, но в подражании нравственным качествам Бога. Последняя предпосылка влекла за собой идею о необходимости более гуманного отношения к людям. В этой просвещенной философской системе нехватало прежде всего веры в Божественное откровение, а следовательно и в Личностного Бога.
Однако обычный человек был далек от такого просвещенного взгляда. Он по-прежнему исповедовал многобожие, — и часто в самых грубых формах. Каждый город имел своего покровителя, бога (или богиню), как и каждая профессия, латифундия, родник, дом, каждое событие в жизни человека. Профессия гадателя и мага была чрезвычайно прибыльной. И прежде всего люди были убеждены в том, что сохранение исторического религиозного культа древних богов необходимо для безопасности и сохранности государства, единственного гаранта их собственного благосостояния в сложном и непредсказуемом мире. Если культ не будет соблюдаться, боги отомстят и пошлют бедствия. Это поверие было одной из причин гонений на христианство.
Эти взгляды не опровергались просвещенными интеллигентами, считавшими, что древние религии полезны для поддержания порядка в массах и что государственные церемонии и культы для простого человека необходимы. Сенека прямо высказал эту мысль, заявляя, что “мудрец будет соблюдать все религиозные обряды как предписываемые законом, а не как приятные богам”.
Ни один из языческих культов не исключал остальных и единственным ограничением для инициации человека во множество различных религий была финансовая сторона. Убеждение, что различные божества являлись лишь именами того же самого бога либо местными представителями верховного божества, придавало языческому разнообразию некое подобие единства.
Некоторые императоры пытались укрепить и видоизменить древние народные культы, придавая им характер поклонения государству и его главе. Это патриотическое обожествлние римского государства началось еще во времена республики. Культ “Dea Roma” практиковался в Смирне уже в 195 г. до Р. Х. Этот культ заметно укрепился благодаря популярности империи в провинциях, которые были довольны повышением уровня управления при имперских порядках. В 29 г. до Р. Х. в Пергаме существовал храм Рима и Августа. Этот культ, объектом которого был правитель, являющийся воплощением государства, а точнее — его “гений”, то есть обитающий в нем дух, быстро распространялся. Вскоре он обзавелся развитой иерархией жрецов, существующих на государственные дотации, организованных по территориальному принципу и принимавших самое широкое участие в общественной жизни. Конечно, ранние христиане считали поклонение императору принципиально несовместимым с верностью Христу. Их отношение к этому хорошо выражено в описании Пергама в книге Откровения Иоанна Богослова. “Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей…” (Откр 2:13). Отказ христиан принести жертву императору выглядел как государственная измена и влек за собой гонения.
Люди нуждались в религии более глубокой, чем философия или внешние обряды, так как философия может удовлетворить лишь немногих интеллектуалов, а внешние обряды и церемонии отвечают религиозным запросам большего количества людей, но не тех, кто остро сознает собственное несовершенство и активно пытается найти смысл жизни.
Состояние мира в тот момент хорошо выражено Гарнаком, констатировавшим, что в одной империи были один мировой язык, одна культура, единство линии развития к монотеизму и одна общая тоска по Спасителю.
Был предпринят ряд попыток возродить древние языческие культы. Многие из ранних императоров активно строили храмы и постоянно жертвовали на них. Однако самая значительная попытка возрождения и очищения древней религии была предпринята Плутархом (ум. ок. 120 г. по Р. Х.). Его методология была довольно типичной. Он подверг резкой критике традиционную мифологию и отверг все, что приписывало богам жестокие или нравственно недостойные действия. Есть лишь один Бог. Все языческие божества — персонификация Его качеств или служебные духи. Плутарх веровал в предсказания, божественный промысел и в будущее воздаяние. Он проповедовал строгую нравственность. Но увы, его попытка пробудить лучшие элементы умирающего древнего язычества была искусственным интеллектуальным построением, а следовательно — безнадежным и заведомо проигрышным делом. Она не нашла широкого отклика: у Плутарха не оказалось последователей, кроме разве что узкого круга учеников.
Подавляющее большинство религиозно ищущих людей чаще всего пыталось найти ответы на свои вопросы в восточных религиях. Особенно популярны были религии, обещавшие искупление, религии, обладавшие развитой мистической и сакраментальной системами. Простота коммуникаций в римском мире и в особенности большое количество восточных рабов на рынках западной части “вселенной” в период поздней республики облегчили этот процесс. Распространение в первые три века по Р. Х. восточных религий, независимых от христианства и даже по многим параметрам его соперников, тем не менее весьма углубило религиозные чувства по всей империи и в этом смысле облегчило конечное торжество христианства.
Одной из таких восточных религий, привлекавшей людей, был иудаизм, о котором мы будем говорить чуть ниже. Многие язычники, ищущие твердых нравственных основ бытия, обращались к религии иудеев. Однако чаще народ обращался к другим восточным культам, имевшим гораздо более выраженный мистический характер, или, точнее, большее искупительно-сакраментальное значение. Наиболее популярными из этих восточных религий были культ Великой матери Кибелы и Аттиса, происходящий из Малой Азии; богини-матери Изиды и Серапиона — из Египта; персидский культ бога света Митры. В то же самое время существовало множество синкретических систем, в которых эти религии смешивались и переплетались, а также насыщались элементами более древних религий тех земель, откуда они происходили. Все эти религии пользовались определенными симпатиями народа.
Культ Великой матери Кибелы, основу которого составляет примитивное поклонение природе, сопровождавшийся самыми разнузданными обрядами и оргиями, достиг Рима в 204 г. до Р. Х. и стал первым восточным культом, завоевавшим значительный плацдарм на Западе. Он был широко известен благодаря своим странствующим жрецам, занимающимся самобичеванием, и публичным церемониям 15–27 марта, в дни после поста и Дня Крови (22 марта), когда оплакивался Аттис, печаль претворялась в буйную радость празднования его воскресения 25 марта.
Культ Изиды и Серапиона, характерной особенностью которого было большое значение, придававшееся перерождению и будущей жизни, имел сильные позиции в Риме к 80 г. до Р. Х., но римское правительство довольно долгое время не благоволило к нему, и поэтому распространение его было поначалу отчасти ограничено. Глубокие эмоции, вызываемые посвящением в экзотические мистерии Изиды, матери, кормящей святого младенца, описаны в последней книге “Золотого осла” Апулея.
Наиболее привлекательный из всех восточных культов — культ Митры хотя и имел длинную историю на Востоке, сколько-нибудь заметным на Западе стал лишь около 100 г. по Р. Х., а широко известным — лишь со второй половины II в. Митра — бог света, который идентифицировался с солнцем. Эта аскетическая религия для мужчин была особенно популярна среди армейских офицеров. Митраизм практиковал священные трапезы, внешне схожие с христианской евхаристией. Митраисты верили, что после смерти они смогут пробиться на Млечный путь, доступ к которому прегражден семью планетарными духами. Однако культ Митры был слишком эзотеричен, чтобы стать подлинно народной религией. Позже он преобразовался в культ Sol Invictus — “непобедимого солнца” императоров-предшественников Константина Великого. Как и другие религии персидского происхождения, митраизм характеризовался ярко выраженным дуализмом.
Все эти религии проповедовали бога-избавителя и происходили из культа природы. В них использовались различные мифологические системы, в основе которых лежала идея умирающего и воскресающего бога, связанная с природными циклами. Естественный цикл рождения и увядания переносился на душу, которая должна была родиться заново для того, чтобы победить смерть. Во всех этих культах утверждалось, что посвященный разделяет опыт самого бога: он умирал с ним, воскресал с ним, причащался его природе (обычно через ритуальную трапезу), после чего мог разделить его бессмертие; во всех были тайные обряды для посвященных и сакраментальное очищение от грехов. В культе Изиды и Серапиона для очищения и инициаций использовалась вода, в культах Митры и Сераписа — кровь тельца, при помощи которой, как мы читаем в сохранившихся надписях, посвященный “был заново рожден навеки”. Все эти религии обещали последователям счастье в загробной жизни. Митраизм учил братству и равенству всех своих адептов. Безусловно, что религиозная атмосфера того времени, во многом обусловленная этими культами, оказала воздействие на формы проповеди христианства.
Подводя итоги, мы можем сформулировать очевидные религиозные требования, которые, несмотря на великие заблуждения и разнообразие внешних форм, созрели в языческом мире к моменту пришествия в него христианства.
1. Религия должна проповедовать единого праведного личного Бога, но в ней должно быть место и для множества духов, добрых и злых. 2. В ней должно быть ясно выражено откровение воли Божией и боговдохновенное Писание, как в иудаизме. 3. В ней должно быть нравственное учение, основанное на подражании Богу. 4. В ней должно быть место для будущей жизни с наградами и наказаниями. 5. В ней должно быть таинство посвящения и обещание прощения грехов. 6. В ней должен быть Бог-избавитель, в бытии Которого люди могут принять участие через таинства. 7. Она должна проповедовать равенство всех людей, или, по крайней мере, равенство всех своих последователей.
Все эти черты присутствуют только в христианстве и, следовательно, никакая другая религия не смогла бы завоевать мир. Итак, христианство действительно явилось в мир в полноту времен. Ни один человек, верующий в Божественный промысел, не будет отрицать всю фундаментальную важность этой подготовки мира к принятию Благой Вести. В христианском сознании история не может быть механическим сцеплением причин и следствий, а рождение Церкви именно в том мире, в тот момент — безразличной случайностью.
Конечно, мир этот встретил христианство враждой и гонениями, но Церковь смогла преодолеть эту вражду, и мир услышал христианскую проповедь. Не случайно Евангелие написано на греческом языке, а богословие Церкви воплощено в греческих мыслительных категориях и в терминах, разработанных греческими философами.
2.
Но у христианства было две родины: иудейские корни и греко-римский мир, то есть римская государственность, соединенная с эллинистической культурой. Мы начали со второй родины христианства, теперь пора рассмотреть первую.
Первые христиане были евреями. Они отличались от большинства своих соплеменников верой в то, что Иисус Назарянин был именно тем Мессией, которого ожидал весь народ. Для них было самим собой разумеющимся, что Его пришествие было исполнением всей предыдущей истории, и что оно, будучи естественным продолжением всех прошлых откровений Бога Своему народу, не означало ни разрыва с Ветхим Заветом, заключенным с Авраамом, символом которого было обрезание, ни с законом, данным Моисею на Синайской горе. То новое, что произошло, было действием того же самого Бога, Господина истории, Бога Авраама, Исаака, Иакова и других праотцев. Его новое слово Своему народу было в полном согласии со словом, которое звучало раньше через пророков.
В силу этого глубокого ощущения преемственности различные идеи и подходы, характерные для традиционного иудаизма, органически вошли в христианскую мысль и до сих пор остаются ее неотторжимой частью. Евреи веровали в Божественное избранничество: Бог избрал Израиль, чтобы тот стал особым обществом, незатронутым языческими влияниями и неразвращенным ими. Однако у этого избранничества были две характерные особенности: оно не зависело от каких-либо заслуг самого народа, а всецело коренилось в верховной и непостижимой воле Божией, и оно значило, что Израиль должен был исполнять священнические функции по отношению ко всему человечеству. Чрезвычайно приверженные своему закону, который, как они верили, был дан Моисею на Синайской горе Самим Богом, иудеи весьма негативно относились к языческим религиям, которые они считали культом злых духов. В греко-римском обществе они держались особняком, но и оно отвечало им тем же: они были объектом вульгарного недоверия и зачастую враждебных предрассудков. Иудеи отказывались принимать участие в имперском культе. Максимальный компромисс, на который они могли пойти — это ежедневное жертвоприношение за императора в Иерусалимском Храме; некоторые синагоги были посвящены “Богу в честь императора”. Евреи социально отличались от других народов: их отличали обрезание и абсолютный отказ от вкушения свинины и другой нечистой пищи. Во втором веке до Р. Х. маккавейские мученики предпочли смерть вкушению свинины. Евреи не могли ни садиться за стол с язычниками, ни принимать участия в официальных церемониях, ибо это означало хоть и косвенное, но признание языческих божеств.
Развитие иудаизма последние шесть веков до Воплощения во многом определялось внешней канвой событий. После завоевания Иерусалима Навуходоносором в 586 г. до Р. Х. Иудея на долгие века попала под иностранный политический контроль. Ее судьба следовала за судьбой древней ассирийской империи и ее наследников: Вавилона, Персии и империи Александра Македонского. После распада последней Иудея оказалась в пределах египетской империи Птоломеев, а затем — антиохийской династии Селевкидов.
Однако, несмотря на политическую зависимость Иудеи, ее религиозные институты после завоевания Вавилона персами и возвращения народа из плена функционировали без затруднений: иностранные властители не вмешивались в их деятельность. Наследственное храмовое священство составляло аристократический класс. Его характерной особенностью был рост интереса к политике и безразличия — к духовной сути религии. Особые интриги были связаны с восхождением на первосвященнический трон, ибо первосвященник обладал не только значительным политическим влиянием и громадными денежными ресурсами, но и назначал членов Синедриона — консультационного и религиозно-законотворческого совета, который существовал по крайней мере с начала периода эллинизма. Обыкновенно Синедрион состоял из 71 члена. Управляемый таким образом храм и его священство постепенно все более формализировались и стали представлять официальный аспект религиозной жизни еврейского народа.
С другой стороны, как мы уже говорили, сами иудеи сознавали себя святым народом, живущим под святым законом Ягве, и помнили, что между ними и всеми другими народами существует громадная разница. Иудаизм был религией Книги в степени, неизвестной какой-либо другой древней религии. Воссоздание израильского общества после катастрофы Вавилонского пленения было твердо укоренено в законе Моисея. Пророков, провозглашающих слово Божие, больше не было: их эпоха завершилась. Осознание этого факта направило интерес народа к закону. Божие откровение Своему народу было зафиксировано в письменной форме и нуждалось в толковании, традиция которого постоянно развивалась. Еврейский закон был одновременно и религиозной концепцией, и гражданским кодексом; нечто похожее мы видим сегодня в мусульманских государствах. Ученые “книжники” и “законники” развивали в раввинистических школах экгзегетическую традицию, дополнявшую оригинальные библейские документы (статус этой традиции стал в первом веке предметом острых разногласий между Церковью и синагогой). Толкователи закона пользовались огромным авторитетом, постепенно становились настоящими религиозными лидерами народа. И в религии Священного Писания, которой стал иудаизм, к ним постепенно перешла решающая роль.
Для более глубокого изучения закона и его более правильного воплощения в жизнь, а также для молитв и богослужений постепенно создавалась сеть синагог, возникающих повсюду, где появлялись еврейские колонии. У нас нет точных данных о происхождении первых синагог: скорее всего они появились во время вавилонского пленения. Обыкновенно в синагогальную общину входили все евреи, проживавшие в данной местности. Председательствовала на молитвенных собраниях группа старейшин с “начальником синагоги” во главе. У председательствующих была власть отлучать от общения и наказывать провинившихся. Богослужения совершались по очень простой схеме. Их мог возглавить любой иудей, хотя все приготовления и контроль за развитием событий оставались в руках “начальника синагоги”. В богослужение входили молитва, чтения закона и пророков, их перевод на местный язык, а иногда и толкование (проповедь) и благословение. Как результат непредставительного характера священства и растущего значения синагоги, храм, хотя и чрезвычайно высоко почитаемый всем народом, ко времени Христа во многом утратил свое значение для религиозной жизни иудеев.
Во время правления царей-Селевкидов в Иудею проникло эллинистическое влияние. Насильственное внедрение эллинизма при Антиохе IV Эпифане (175–164 гг. до Р. Х.) и сопутствующие ему гонения на иудейские богослужения и обычаи вызвало великое Маккавейское восстание (167 г.). Иудеи в конце концов победили в затяжной войне и завоевали свою независимость, продолжавшуюся до римского завоевания в 63 г. до Р. Х.
Это столкновение с эллинизмом внесло глубокий раскол в жизнь страны и народа. Правители Маккавеи обеспечили за собой трон первосвященника. Однако хотя клан Маккавеев пришел к власти благодаря борьбе против эллинизма и ревностной религиозности, он постепенно сам подпал под эллинистическое влияние и стал руководствоваться чисто политическими интересами.
В годы правления Иоанна Гиркана (135–105) выкристаллизовались религиозно-политические партии, которые мы встречаем уже в период позднего иудаизма. Аристократическо-политическая партия, в которую вошли сам Иоанн Гиркан и ведущие священнические семьи, получила известность под названием саддукеев. Этимология слова “саддукей” и его древность до конца не определены. Чаще всего слово толкуется как происходящее от имени Садока, основателя династии первосвященников (3 Цар 22:35). В основном это была вполне секулярная партия без стойких религиозных убеждений. Многие взгляды, которых придерживались саддукеи, были весьма консервативными, представлявшими древний иудаизм. Так, они придерживались буквы закона и не признавали его традиционных толкований. Они отрицали личное бессмертие. С другой стороны, они отрицали существование духов, как добрых так и злых, хотя понятие о духах присуще самому раннему иудаизму.
Хотя политически саддукеи были весьма влиятельны, они не пользовались большой популярностью в народе, который твердо придерживался закона в его традиционном толковании. Самыми типичными представителями этого демократическо-легалистического мировоззрения были фарисеи, что значит “отделенные”. Очевидно, что истоки фарисейской партии восходят ко времени Ездры, однако само это название впервые упоминается в документах, непосредственно предшествовавших правлению Иоанна Гиркана. Во время его правления начинается историческое соперничество двух партий.
В целом, несмотря на то, что от фарисеев произошли зилоты — борцы за политическую независимость, — они не были политической партией. Хотя они пользовались глубоким уважением всего народа, их число никогда не было слишком большим. У обыкновенного человека не было ни достаточного образования, ни свободного времени, чтобы его получить и примкнуть к фарисеям. Среди фарисеев можно было найти довольно презрительное отношение к простому народу; например, в Ин 7:49 мы находим слова фарисеев, обращенные к Никодиму: “Этот народ невежда в законе, проклят он”. Тем не менее взгляды, которых они придерживались, были весьма широко распространены и во многом представляли естественный результат религиозного развития иудейского народа после вавилонского пленения. Главным образом фарисеи подчеркивали необходимость соблюдения до мельчайших деталей всего закона в его традиционном толковании. Они верили в существование духов, добрых и злых — то есть ангелов и сатаны. Они верили в телесное воскресение и в будущие награды и наказания, — вера, получившая широкое развитие в течение двух веков до пришествия Христа. Как и весь народ, они напряженно ожидали пришествия Мессии. Фарисеи во многом заслуживали настоящего уважения. Именно из кругов, воспитанных на их идеях, пришли многие ученики Христовы. Многие фарисеи обратились в христианство. Самый образованный из всех апостолов был фарисеем и продолжал называть себя этим именем через много лет после своего обращения (Деян 23:6). Их набожность исходила из подлинного и глубокого религиозного чувства. Однако в фарисейской идеологии было и глубокое заблуждение: подход к религии как к соблюдению внешнего закона, которое гарантировало божественные награды. Такой подход легко мог привести к потере внутренней духовной праведности и к утрате теплого личного общения с Богом. Он также исключал из Божественного обетования всех тех, кому не удавалось достичь стандарта фарисеев из-за ошибок, грехов и неполного соблюдения закона. Он лишал наследства “погибших овец дома Израилева”. Именно из-за этого Спаситель в самой жесткой форме предостерегал от “закваски фарисейской”.
Мессианская надежда, которую фарисеи разделяли с простым народом, возросла на почве сильного национального самосознания и веры в божественное заступничество. Особенно она проявлялась в годины притеснений. В начале правления Маккавеев, когда верность религии отцов принесла народу независимость, мессианская надежда проявлялась весьма слабо. Позднее Маккавеи, однако, отошли от семейных традиций. В 63 г. до Р. Х. земля была завоевана римлянами. С иудейской точки зрения ситуация не стала намного лучше, когда авантюрист-полуеврей Ирод, сын идумейца Антипатра, с 37 г. по 4 г. до Р. Х. правил вассальным царством под римским протекторатом. Несмотря на все благосостояние, которое переживала Иудея благодаря его правлению, и на проведенную им великолепную перестройку храма, народ воспринимал его как римскую марионетку и проводника эллинистического влияния. И фарисеи и саддукеи в равной степени ненавидели иродиан. После смерти Ирода царство было разделено между тремя его сыновьями. Архелай (4 г. до Р. Х. — 6 г. по Р. Х.) стал этнархом Иудеи, Самарии и Идумеи; Ирод Антипа (4 г. до Р. Х. — 39 г. по Р. Х.) стал тетрархом (в Новом Завете — четвертовластник) Галилеи и Переи, а Филипп стал тетрархом преимущественно языческого региона к Востоку и Северо-Востоку от Галилейского моря. Архелай был ненавидим своими подданными, смещен императором Августом и заменен римским прокуратором. С 26 по 36 г. этот пост занимал Понтий Пилат.
С человеческой точки зрения в такой чрезвычайно сложной политической обстановке надежды на избавление просто не могло быть. Мессианское упование могло быть исполнено лишь прямым вмешательством в историю Самого Бога. Во время Христа исполнение этой надежды виделось как уничтожение римского владычества через сверхъестественное вмешательство божественного Мессии и устроение Царства Божия, в котором под началом праведного мессианского царя из дома Давидова будет процветать освобожденный и всесильный иудаизм, вновь соберутся все евреи рассеяния и начнется золотой век. Обыкновенный обыватель того времени скорее всего считал, что Мессия с Божией помощью изгонит римлян из страны и восстановит царство Израиля. Широко была распространена вера, основанная на пророчестве Малахии (3:1), что пришествие Мессии будет предвозвещено его Предтечей.
Эти надежды выражались в широко читаемой в то время апокалиптической литературе, пессимистической в отношении современности, но описывающей в самых ярких красках грядущий век. Эти сочинения часто приписывались древним авторитетам. К этому периоду относится вошедшее в ветхозаветный канон пророчество Даниила (Дан 7–12), а также “Книга Еноха”, “Вознесение Моисея” и ряд других книг. Образец этого рода литературы в христианских писаниях — это книга Откровения Иоанна Богослова, широко использующая иудейские концепции. Для апокалиптической литературы был характерен полный надежды оптимистический религиозный взгляд, в некотором роде служащий противовесом строго легалистическому толкованию Закона фарисеями.
В Палестине были и другие религиозные течения. В отдаленных районах страны, вдалеке от центров официального иудаизма существовало подлинное мистическое благочестие. Именно им наполнены поздние псалмы, из них вышло такое новозаветное выражение, как “нищие духом”, а также песнь Богородицы и песнь Захарии (Лк 1:46–55; Лк 1:68–79). Из этих же кругов вышел автор так называемых “Од Соломона”. Этот тип благочестия породил пророков покаяния последних времен, из которых наиболее известен Иоанн Креститель.
В иудаизме существовала еще одна группа, отличная от фарисеев и саддукеев. Эта группа или семья родственных групп называлась ессеи. Описание их жизни можно найти у Плиния Старшего, Филона и Иосифа Флавия, который имел с ними личный контакт. Ессеи были строго сепаратистской общиной, считавшей себя единственным верным остатком истинного Израиля. Ессеи почитали Закон, но считали, что лишь они одни были по-настоящему просвещены для его истинного толкования и сохранения его подлинного смысла.
Их основные поселения находились на западном берегу Мертвого моря, хотя последователей их учения можно было найти и в других местах Иудеи. Кумранская община, которой принадлежала найденная археологами в середине нашего века библиотека, скорее всего принадлежала к ессейскому движению. Ессеи отвергали жертвоприношения и священство, впрочем, как и весь официальный храмовый культ в Иерусалиме. Они глубоко почитали своего основателя, “Учителя праведности”, который был замучен до смерти “недобрым порочным священником”, правящим Израилем.
В некоторых аспектах группы ессеев напоминали раннюю Церковь. Они были очень тесно спаянной общиной с общей собственностью. Деньги выдавались каждому по его потребности. Они вели аскетическую жизнь. Любой член общины, у которого было две одежды, должен был отдать вторую нуждающемуся брату. Одежда не менялась и носилась до полной негодности. Похоже, что между ессеями были расхождения в вопросе о пассивном сопротивлении римлянам. Большинство из них отказывалось носить оружие, однако из их кругов вышли некоторые зилоты, посвятившие себя вооруженной борьбе против римских оккупантов. Местность близ Кумрана стала местом кровопролитных сражений в Иудейской войне 66–70 гг.
Ессеи отвергали рабство как нечто принципиально несовместимое с равенством всех людей перед их Творцом. Хотя они и не отрицали брак как нечто греховное, все полноправные члены общины придерживались безбрачия. Вступлению в общину предшествовали испытания и торжественные обеты, принимаемые после периода послушничества. Нарушение обетов каралось исключением из общения. Ессеи очень строго соблюдали все правила ритуальной чистоты и совершали частые ритуальные омовения. В их обряды также входила священная совместная трапеза с использованием особо благословленных хлеба и вина, на которую не допускались непосвященные. Ессеи полностью отвергали любые клятвы.
С другой стороны, между ессеями и ранней Церковью был ряд очень глубоких различий. Ессеи особенно серьезно относились к соблюдению субботы и обращали чрезвычайное внимание на то, чтобы избежать ритуального осквернения. Согласно греческим источникам, члены общин поднимались до восхода для произнесения молитвы восходящему солнцу. В тех же источниках утверждается, что у ессеев были эзотерические учения о свойствах корней и камней и о тайных именах ангелов. Они посвящали много времени раскрытию и толкованию тайных смыслов Писания и занимались предсказаниями будущего.
Содержание кумранских свитков отличается от греческих источников по ряду пунктов; возможно, что греческие документы несколько подгоняют портрет ессея под знакомый эллинистическому миру образ пифагорейского аскета. Материалы кумранских свитков скудно свидетельствуют о фоне, на котором могла зародиться ранняя Церковь, разве что подтверждают сам факт существования группы, глубоко изучающей ветхозаветные, в особенности мессианские пророчества и со дня на день ожидающей великого божественного вмешательства в человеческую историю. В атмосфере ожидания есть нечто отдаленно общее, например, так называемый “Свиток войны”, в котором описывается последняя битва между сынами света и сынами тьмы, напоминающая Армагеддон Апокалипсиса. Однако следует отметить, что вообще количество параллелей между кумранскими документами и Новозаветными писаниями весьма незначительно, а “Учитель праведности” в мысли кумранской общины и близко не приближается к той роли, которую играет Иисус в вере ранней Церкви. Иными словами можно сказать, что если Новый Завет и кумранские документы отчасти и освещают друг друга, то во всяком случае, никак друг друга не объясняют. Мы можем с большой долей вероятности предположить, что отдельные ессеи стали христианами, но групповых обращений документами не зафиксировано. Как мы знаем из книги Деяний апостольских, ранние христиане гораздо более позитивно относились к храмовому богослужению, чем ессеи. Думается, что вряд ли христиане смогли бы достичь единения с общиной, озабоченной стремлением к достижению абсолютной ритуальной чистоты до такой степени, что ее члены совершали по нескольку ритуальных омовений в день.
Говоря о корнях христианства, следует упомянуть еще одну концепцию позднего иудаизма, чрезвычайно важную для развития христианского богословия. Это концепция Премудрости (по-еврейски хохма) Божией. В этой традиции Премудрость видится как персонифицированный атрибут Бога. Премудрость существует рядом с Богом, она едина с Ним, она Его вечное “свойство”, бывшее с Ним еще до сотворения мира, и все было сотворено Им через нее. Возможно, на эту концепцию оказала влияние стоическая философская концепция всеприсутствующего Логоса, однако в иудейском учении гораздо более разработана этическая сторона. Тем не менее между обоими взглядами есть много точек соприкосновения.
Конечно, рассмотрение тогдашнего иудаизма должно начинаться с его родины — Палестины, места зарождения христианства. Тем не менее нельзя преуменьшать значение иудейского рассеяния как для религиозной жизни всей Римской империи, так и для самого иудаизма, таким образом встретившегося с греческой мыслью.
Цепь иностранных оккупаций и бедная экономика Палестины были причиной массовой эмиграции иудеев из страны и появления феномена диаспоры, или рассеяния. Еврейские колонии можно было найти в любом уголке средиземноморского мира — от Кадикса до Крыма. Всего в рассеянии проживало до 4-х миллионов евреев при общем числе населения Римской Империи в 50 миллионов.
В первом веке по Р. Х. в Риме было 11 или 12 синагог. Особенно большой процент населения иудеи составляли в Александрии: во всем Египте (включая Александрию) проживало около миллиона евреев, и с ними приходилось считаться муниципальным властям, хотя их социальная обособленность не позволяла им участвовать в местном управлении. Повсюду, где бы они ни проживали, они отказывались вливаться в жизнь языческого окружения, неукоснительно придерживаясь собственной религии и обычаев. Каждую субботу они собирались для пения псалмов, чтения Писания, за которым следовала проповедь на тему прочитанного библейского отрывка, и совместных молитв.
Иудеи сохраняли чувство единства с землей своих отцов: часто совершали паломничества в святой град Сиона и ежегодно посылали пожертвования на храм.
Но, конечно, не все иудеи соблюдали родные обычаи так строго, как этого хотелось бы их религиозным лидерам, и многие из них испытывали сильное искушение поддаться соблазну и жить, не отличаясь от своих соседей.
Тем не менее влияние распространялось и в другую сторону. Хотя как греки, так и римляне воспринимали обрезание как отвратительный антиэстетический обычай, очень многие язычники были привлечены к иудаизму его строгим монотеизмом, чистотой нравственной жизни и древностью (если не стилем) его Священного Писания. В иудаизме отсутствовало учение об аскетизме (если не считать нескольких маргинальных групп), но он предписывал целомудрие и верность в семейной жизни. В своих общинах иудеи постоянно занимались благотворительностью, посещением больных, подаянием бедным.
Вокруг многих синагог в рассеянии часто образовывались группы благочестивых язычников, которых иудеи обычно называли боящиеся Бога (вообще-то этот термин применялся и к каждому полноправному благочестивому члену синагоги). Язычник мог пройти через обрезание и через ритуальное омовение (погружение с головой в бассейн с водой, требующееся для приема новообращенного в иудаизм), но это происходило нечасто. Как правило, эллинизированные евреи рассеяния, гораздо больше открытые ко внешнему миру, чем их более строгие палестинские собратья, к сожалению последних, принимали обращенных из язычников в свой круг, не настаивая на том, что обрезание необходимо для их спасения.
Сеть синагог, покрывшая империю, оказалась провиденциально уготованным местом христианской проповеди. Через нее христианство проникало в среду тех, кто приближался к иудаизму, был открыт его духовному влиянию. Среди этих групп бывших язычников христианские миссионеры находили своих первых необрезанных последователей. Их действительно можно было уподобить спелому плоду, ибо у них было преимущество не только высокого нравственного образования, но и знания Писания. Из них и образовались первые христианские общины. Они состояли из самых различных людей, а вовсе не только из отчаявшихся найти справедливость в этой жизни пролетариев и низов общества, как было принято думать раньше. Св. Павел в Послании к Римлянам передает привет от Эраста — городского казнохранителя, в Афинах был обращен член ареопага (городского совета) Дионисий, в Фессалониках — “знатных женщин немало”. Губернатор Вифинии Плиний младший в письме Траяну пишет о множестве “христиан разных сословий”. Многие из этих людей были образованными язычниками, пришедшими в христианство из околоиудейских кругов.
Поскольку иудаизм был религией Священного Писания, иудеи рассеяния, уже не владеющие древнееврейским языком, остро нуждались в переводе Писания на греческий язык. Был предпринят ряд попыток перевода. Самая известная (и самая удачная) из них привела к созданию Септуагинты — так называемого Перевода семидесяти толковников, или перевода LXX. Именно этот перевод стал главным библейским текстом для первых христианских церквей языческого мира.
Перевод был создан в Александрии в середине III в. до Р. Х., согласно преданию, по заказу египетского царя Птоломея Филадельфа. Для александрийских иудеев Септуагинта была окружена особой мистической аурой. Они отмечали в ее честь ежегодный религиозный праздник. История создания перевода моментально обросла легендами, подчеркивающими его богодухновенность. Александрийцы рассказывали, что Птоломей избрал для перевода 72 старцев-толковников и что каждый из них самостоятельно перевел все Писание за 72 дня. Когда сличили все 72 текста, оказалось, что они до буквы совпадают. Великий еврейский философ Филон твердо верил, что перевод был создан при непосредственном божественном участии. Во время Христа легенда о 72 толковниках была очень широко распространена в иудейском мире. Но даже те, кто относился к ней с известной долей скептицизма, не отрицали, что Септуагинта была боговдохновенным переводом, не сравнимым по своему авторитету ни с одним другим.
Только когда ссылки христиан на этот текст сделали его неудобным для иудеев, грекоязычная синагога перешла к употреблению других, более буквальных переводов. Некоторые раввины-фундаменталисты, враждебно относящиеся не только к христианству, но и к либеральному, эллинизированному иудаизму, стали открыто высказывать сожаление, что Библия вообще была переведена на греческий язык, и называли создание Септуагинты грехом, подобным поклонению золотому тельцу. Тем не менее в диаспоре и особенно в Египте, на родине Септуагинты, иудаизм благодаря ей испытал очень сильное влияние эллинизма и в особенности классической греческой философии. В Александрии впервые была сделана попытка соединить ветхозаветные религиозные идеи с греческими философскими концепциями, прежде всего платоновскими и стоическими. Результатом этого соединения стали весьма странные синкретические системы.
Самым влиятельным среди создателей новых систем был уже упомянутый выше Филон Александрийский (ок. 20 г. до Р. Х. — ок. 54 г. по Р. Х.) — еврейский философ-неоплатоник. Филон считал Ветхий Завет мудрейшей из книг, настоящим божественным откровением, а Моисея — величайшим и мудрейшим из учителей. Однако, пользуясь аллегорическим методом толкования, Филон доказывает, что Ветхий Завет находится в полном согласии с лучшими положениями платонизма и стоицизма.
Вера в то, что Ветхий Завет и греческая философия говорят об одном и том же, в основном согласны между собой и не противоречат друг другу, имела далеко идущие последствия для развития христианского богословия. В дальнейшем аллегорический метод библейской экзегезы также оказал глубокое воздействие на христианский подход к Писанию и на его толкование. Филон учил, что создание мира единым Богом было выражением Его любви к Своему творению. Между Богом и миром существуют некие промежуточные объединяющие связи. Это группа божественных сил, толкуемых Филоном иногда как свойства Бога-Творца, а иногда как личностные существа. Из этих существ наивысшим является Логос, истекающий из существа Самого Бога и являющийся не только орудием, посредством которого Бог сотворил мир, но и источником и средоточием всех остальных божественных сил.
Через Логос Бог сотворил идеального человека, испорченной копией которого является человек обычный, сотворенный лишь отчасти Логосом, а отчасти — рядом более низких и более развращенных духовных сил. Но даже из своего падшего состояния человек может подняться для общения с истинным Богом через Логос, орудие божественного откровения. Однако филоновская концепция Логоса куда более философична, чем та же Премудрость из Книги притч. Несомненно, источник новозаветного учения о Логосе коренится именно в ветхозаветном понятии “Премудрости”, а не в мысли Филона. Однако еврейский философ стал предтечей грядущего синтеза эллинистической и иудейской мысли в христианском богословии. И родиной этого синтеза стала Александрия.
А. Дворкин
