Надо жалеть нас
Протоиерей Андрей Юревич, настоятель храма Живоначальной Троицы при Черкасской богадельне (Москва)
Протоиерей Андрей Юревич. Фото Юлии Маковейчук
Лилию Николаевну многие, дружившие с ней, называли просто Лилей, а часто даже Лилечкой, несмотря на разницу в возрасте. Да и возраст мгновенно забывался, стоило лишь взглянуть на нее, а тем более – пообщаться. Она выглядела красиво, молодо, всегда была бодрой и активной при абсолютной ясности ума, такой, которой могут позавидовать и тридцатилетние. Хотя, конечно, и у нее были свои немощи, и близкие люди знали о них.
Мы познакомились с Лилей уже после возвращения нашей семьи в Москву в 2011 году и очень быстро сдружились, нашли много точек соприкосновения – и в духовном отношении, и во взглядах на искусство, на жизнь.
Мы с ней говорили о разном, в том числе об очень сокровенном. Когда я подошел к своим шестидесяти годам, меня стали волновать вопросы, связанные со старостью. И я ее, как старшего друга, спрашивал: «Лиля, расскажи что-нибудь о старости. Расскажи о последнем этапе жизни человека. Чего ждать от этого? Как ты это переживаешь?» И мы с ней очень глубоко об этом говорили.
С ней было хорошо и очень радостно общаться. Она имела такой заряд энергии, что, казалось, будет жить дольше всех нас.
Из всей нашей компании людей, занимающихся христианским искусством, она была самая старшая и самая задорная. Когда мы шли по улице, то всем приходилось убыстрять шаг, чтобы ее догонять. Те, кто бывал с ней в дальних поездках, говорят, что и по горам за ней было трудно поспеть.
Она была очень открытым человеком, с радостью дарила свои работы.
Лекции ее воспринимались с большим подъемом: она всегда говорила очень ярко, сочно, образно.
Лиля была резкой в суждениях. Если ей что-то не нравилось, она прямо так и говорила: «Это плохо, я с этим не согласна!» Зато, если нравилось, она очень емко произносила: «Потрясающе!», «Гениально!»
Она на дух не выносила никакого лицемерия, никакого лукавства, никакой фальши. И я так понимаю, что в жизни своей она много потерпела от этого.
Когда она кому-то помогала, то делала так, чтобы левая рука не знала о том, что делает правая. Поэтому я не думаю, что многие знали об этом.
Когда Ира Языкова позвонила мне и сказала, что Лиля умерла, у меня было ощущение, что вот идешь с человеком, разговариваешь, вдруг обернулся, а человека нет, исчез на полуслове. То есть она ушла как-то совершенно вдруг. Причем я совершенно уверен, что по своему внутреннему желанию.
Она не раз говорила, сокрушаясь: «У меня родных почти нет, многие ушли туда, я живу в квартире одна, и если я слягу в конце жизни, кому я буду нужна, кто будет за мной ухаживать. Я так не хочу быть никому в обузу». И Господь все устроил.
И вообще, как только я услышал эту печальную новость, я ни секунды не волновался о Лиле, о том, как там она, как теперь предстанет пред Богом. Я даже подумал, а как сейчас молиться. Мне захотелось ее просить: «Лиля, моли Бога о нас». Я был совершенно уверен, что ей хорошо. Это нам без нее сразу стало как-то горько и щемяще пусто, и начинаешь жалеть себя, а не ее. А за нее радуешься – она ушла к своему Господу, Которого любила, Которому так искренне служила и к Которому очень хотела.
Жизнь с богословской точки зрения
Протоиерей Александр Борисов, настоятель храма свв. Космы и Дамиана в Шубине (Москва)
Протоиерей Александр Борисов
В шестидесятые и семидесятые годы прошлого века Лилия Николаевна оказалась в категории неформалов, хотя она была просто профессиональным художником, который хотел выразить нечто значимое для себя. Но советскому строю не по душе были подобные поиски, вот он и сносил выставки бульдозерами.
Будучи человеком широко образованным, очень живым, энергичным, Лилия Николаевна всегда умела интересно рассказывать. Она замечательно рассказывала о художниках, самостоятельно водила экскурсии в Третьяковку и в другие места, связанные с изобразительным искусством.
Подвижная, энергичная, несмотря на возраст, она постоянно ездила в разные поездки – в Грузию, по Подмосковью, в другие страны и города России. Собиралась поехать в Израиль…
Регулярно была на воскресных литургиях.
К вере она пришла где-то в середине восьмидесятых и верила по-настоящему, глубоко, серьезно. Была именно деятельным верующим человеком. Участвовала во многих православных журналах, много ездила с выступлениями, на которых говорила об искусстве, о христианстве.
Она была человеком очень искренним, очень чутким.
Есть у нее замечательная серия работ по Ветхому Завету, по Холокосту. Как глубоко чувствующий ранимый человек, еврейка по национальности, она очень остро переживала Холокост, воспринимала его как жертву еврейского народа, перекликающуюся с жертвой Христа.
Во всем – и в искусстве, и в жизни, и в вере она была очень глубоким человеком, воспринимала все с богословской точки зрения, ее мнение всегда было очень нестандартным.
Работы Лилии Ратнер из серии «Народ Библии в Освенциме»
