Аресты Сергея Зуева и Марины Раковой
— Для меня главным событием 2021 года является арест Марины Раковой, Сергея Зуева, Максима Инкина и Евгения Зака. Конечно, выражать свою позицию по этому поводу — вопрос личного выбора. Когда мои друзья сидят в тюрьме, мой выбор — не молчать («Вот так просто попасть в — палачи»).
Но я понимаю и не осуждаю тех, кто молчит. Понятно, что многие люди не хотят высказываться — они боятся за школу и за то, что кого-то подведут своим высказыванием. Вообще, сковавший всех парализующий страх — характерный знак нашего времени.
На мой взгляд, этот арест сигнализирует о каких-то очень страшных тенденциях в образовательном мире, среди которых основной я вижу торжество дегуманизации, изоляционизма и жестко регрессивного консерватизма — «ценностей», связанных с тем, что важен не человек — ученик и учитель, а идеологические конструкции, приоритеты военизированно понимаемой безопасности и политики, эксплуатация агрессии.
Имитация образования и воспитания
Я наблюдаю, что многие решения, принимаемые в сфере образования, в общем-то транслируют эту же ценностную модель: единообразие и сужение поля вариативности — например, учебных программ.
Постоянно звучат мысли о переходе к какому-то единому учебнику, создаются примерные рабочие программы, которые не являются нормативным документом для учителя, но на практике, боюсь, будут внедряться на местах как обязательные. То есть сужается поле творчества для учителя и самореализации для ученика.
Антон Алексеевич Скулачев — преподаватель литературы в ГБОУ Школа №1514 (Москва), председатель Ассоциации «Гильдия словесников», член Совета по русскому языку при Президенте РФ.
Еще меня тревожит, что образование превращается в имитацию. Часто учителям приходится делать вид, что они проходят программу, а на самом деле — готовить ко всяческим контрольным, ВПР, ОГЭ и ЕГЭ, то есть прорешивать типовые задания. Имитация учебы соединяется со страхом учителей «как бы чего не вышло» (как говорят мне коллеги: «Мы бы с радостью делали живое и творческое, но боимся: как же программа и начальство?»), со страхом жалоб, проверок, конфликтов — и ничего, кроме жалости, не вызывает.
То же самое проявляется и на уровне воспитания. Конечно, с одной стороны, действительно здорово, что заговорили про роль воспитания, про какое-то человеческое, личностное, не прагматическое измерение образования. Но, с другой стороны, часто это превращается в свою противоположность, когда проводят мероприятия для галочки и требуют количество лайков от родителей и учеников под постами в соцсетях, когда воспитание сводится к идеологической индоктринации, а не строится на ценностях любви и свободы.
Понятно, что дети эту имитацию считывают. Каждый ноябрь у нас бывает смена в образовательном центре «Сириус» — туда приезжают ребята со всех регионов России. Не все, но очень многие из них признаются, что прекрасно понимают: в школе они ничему не научатся, школа занята вообще чем-то другим. Поэтому они идут в онлайн-школы, находят репетиторов и так далее.
Конечно, есть и противоположные примеры — содержательных, ярких проектов, нацеленных на развитие творческого и самостоятельного подхода к образованию в учителях и учениках. У меня вызывает надежды многое из того, что делают московский департамент образования и науки, Институт педагогики СПбГУ, Шанинка, ИОН РАНХиГС, «Сириус», «Сбер», «Учитель для России», «Рыбаков-фонд», детские издательства (например, «Самокат» и «Кит»), чемпионат сочинений «Своими словами», «Тотальный диктант», музеи (Ясная Поляна, Фонтанный дом, Пушкинский музей, Гослитмузей), просветительские проекты ( «Арзамас», премия «Просветитель») и многие другие коллеги.
Идеология
Если, например, в естественно-научном или математическом образовании сейчас довольно много ярких, прогрессивных ценных всероссийских проектов про инновации и развитие, то в гуманитарном образовании я вижу другую картину.
Часто оно попадает в руки людей, для которых гуманитарное образование — средство транслировать идеологические конструкции.
Например, по всей стране с прошлого года вводится программа по так называемой «русской родной литературе», которая вся состоит из клише и штампов, из высокопарных слов, которые так далеки от реального жизненного мира подростка; это ровно тот патриотизм, про который Чаадаев сказал: «…любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами».
Проекты же, связанные с другими подходами, с гуманизацией и персонализацией, с развитием критического мышления и творчества, а не мышления по шаблону, к сожалению, постепенно прикрываются. Еще одно тревожное событие в этом же ключе — угроза закрытия «Мемориала» (сообщество признано иностранным агентом. — Прим. ред.), выполняющего во многом роль совести нашей страны.
Эпидемиологические требования
Мы все понимаем, что в условиях пандемии ограничения критически необходимы, однако школа здесь находится в ситуации заложника. На деле получается, что школьники сидят в течение всего дня в одном кабинете, лишенные движения, при этом, к примеру, в туалете все равно пересекаясь с ребятами из других параллелей.
Самое печальное — официально нельзя выехать с классом ни в какие поездки, что выглядит довольно нелепо на фоне многотысячных стадионов с концертами и матчами и переполненных баров. При том, что работают большие детские лагеря, школа не может провести свой лагерь.
Я не сторонник отмены всех мер ни в коем случае, но считаю, что школьная жизнь — это не только уроки, но и то, что после них: поездки, практики, совместные походы в театр. Для меня все происходящее с этой внеурочной жизнью — повод для серьезнейшего пессимизма и тревоги.
Диалог между учителем и родителями
Еще один повод для пессимизма заключается в том, что диалог между учителем и родителями становится так трудно достижимым, он мгновенно превращается в перепалку и жалобы со стороны семьи. Ведь очень часто школу, как и любую государственную структуру, оценивают по количеству жалоб — вернее, по их отсутствию. И люди чувствуют, что жалоба — легкий способ надавить. Многие учителя ощущают себя незащищенными, переживают по-настоящему травматичный опыт травли со стороны родителей.
Но, на мой взгляд, причины здесь более глубинные. В обществе накопилось очень много агрессии и тревоги, в таком состоянии сложно выстраивать диалог — проще пожаловаться.
Мы находимся в состоянии острой нехватки обществу спокойного диалога.
Эти жалобы часто самые поверхностные, тоже наполненные идеологическими клише, скажем: «У нас великое русское образование, а вы тут нашим детям даете американские фильмы».
На мой взгляд, это примитивная ксенофобия, но родители ее эксплуатируют на полном серьезе. Я сам периодически отвечаю на жалобы по поводу того, что в литературных текстах говорится о нечистой силе. Как это нарушает якобы православные воззрения родителей, не знаю. Думаю, скоро придется напоминать, что о нечистой силе говорится и в «Отче наш». Но есть в этом много и понятной тревоги, желания защитить детей от всего «небезопасного», окружить их лишь «проверенным», хотя как дети тогда смогут принимать решения в реальной жизни и, например, самостоятельно определять надежность источника информации, если в школе будут работать только с дистиллированной водой.
У меня ощущение, что наступает просто торжество первобытного мракобесия: нетерпимости к культурному разнообразию и культурному диалогу, дегуманизации ученика («ученик не личность» — даже такое звучит, например, с экрана телевизора), диких способов решения проблем только через конфликты.
Любовь
Конечно, есть среди этого мрака и что-то позитивное. Каждый день мы являемся свидетелями чуда, имя которому — любовь. Это чудо совершают учителя, в самых сложных контекстах они делают невероятные вещи.
Всегда упоминаю свою коллегу Ирину Николаевну Евлампиеву, которая в сельской школе Новгородской области проводит конференции по Достоевскому, и Юлию Шаромову из Красноярского края, которая перелопатила и изменила программу по литературе, трансформировала пространство школьного класса и читает со своими сельскими детьми на берегу сибирской реки современную российскую детскую литературу.
И многие другие коллеги, делающие, казалось бы, невозможное: создающие новые программы и учебные материалы, помогающие друг другу. Наше горизонтальное сообщество учителей литературы — Гильдия словесников, группа «Методическая копилка словесников» — один из самых вдохновляющих примеров деятельностной любви и поддержки, когда мы готовы делиться любыми материалами, консультировать коллег и давать обратную связь на рассказы об уроках, идеи заданий. Из общей 9,5-тысячной «Методической копилки» выросло уже несколько самостоятельных учительских онлайн-семинаров: учителей 5–7-х классов; тех, кто занимается литературой о сталинских репрессиях; заинтересованных в развитии и корректировке программы девятого класса…
И еще каждый день в общении с учениками я открываю что-то невероятное, у них постоянно хочется чему-то учиться. Например, я замечаю, что мои ученики очень здорово позволяют себе испытывать разные эмоции, откровенно в них признаваться и не бояться быть собой — а значит, разрешать это другим. Меня восхищает их свобода разговора про внутренне важное, их открытость в хорошем смысле слова. Не эксгибиционизм, а честное принятие себя и другого человека. О детях я могу говорить бесконечно, и с ними у меня, как у преподавателя, тоже связана какая-то надежда. Если они не уедут в другую страну, конечно.
Моя подруга и коллега Римма Раппопорт написала стихотворение, где есть такие строки:
Нам еще предстоит зашивать и штопать,
Чтобы речь, как прежде, была слышна.
А сейчас тихонько настроим шепот:
Наступают шипящие времена.
Наступают, как сказал Осип Мандельштам, «времена безмолвия». И на этом фоне учителю очень важно найти какую-то личную интонацию разговора с учениками, личный подход к делу. Конечно же, искать его можно только в любви. Потому что, если ты не любишь, ты ничего не найдешь.
Видимо, наступают времена малых дел и малых встреч, диалога глаза в глаза, лицом к лицу.
Поэтому во мне очень много благодарности: тем, кто рядом и поддерживает творческое, живое, человечное (во времена бесчеловечные), всем тем, «благодаря кому мы, несмотря ни на что», моим ученикам и их родителям, моим героическим коллегам.
В Новом году я хотел бы пожелать себе и другим учителям не бояться искать свой личный голос. Владимир Маркович Маркóвич, петербургский филолог, у которого мне довелось в свое время учиться, говорил: «Мы можем сделать очень мало, но то, что мы делаем, невероятно важно». Вот об этом я хотел бы напомнить всем нам накануне праздника.
Фото: Людмила Заботина
