Нейрохирург
«Так получилось, что в барокамеру ребенок взял с собой машинку. Он ее катнул, полетела искра, барокамера загорелась. Возникла реальная угроза взрыва всего здания больницы. Помещение мгновенно заполнилось дымом. Все побежали, мне кричат: «Бросай все, уходи, сейчас все взорвется!» А у меня тут мозг вскрыт. Как я могу бросить операционную, ребенок умрет?» – о самой необычной операции, ученике из Саудовской Аравии, бесконтактной хирургии, угрозе взрыва в больнице и любимой бане рассказывает нейрохирург Альберт Суфианов.

Альберт Акрамович Суфианов – главный врач Федерального центра нейрохирургии в Тюмени, один из самых авторитетных мировых нейрохирургов-практиков, ученый, создавший и возглавивший кафедру нейрохирургии Первого МГМУ им. И.М.Сеченова на базе ФЦН в Тюмени. Он воспитал свыше 50 высококлассных нейрохирургов. На днях ему было присвоено почетное звание «Заслуженный врач Российской Федерации».

Владимир Путин вручает награду Альберту Суфианову

Ошибся один раз – потерял человека

– Расскажите о своей самой недавней и необычной операции.

– Недавно прооперировали мальчика с гемофилией. Это отчаянные вещи, но, тем не менее, с учетом наших технологий, все прошло удачно, мы справились. Операция была сложной: требовалось полностью «отключить» больное полушарие, чтобы оно не мешало работать здоровому. Проблема в том, что у человека с гемофилией не свертывается кровь. Риски большие – пациент может умереть прямо на операционном столе от кровотечения. Нужно так ювелирно оперировать, чтобы вообще исключить повреждение любых сосудов – филигранная хирургическая техника.

Специалисты, которые целенаправленно идут на такое вмешательство, должны обладать не только необходимыми знаниями и навыками, но и работать с хорошей бригадой, которая во всем поддерживает. В первую очередь, это реаниматологи, которые будут восполнять потерю крови. Также нужно обладать личной смелостью, чтобы взять на себя такую ответственность, понимая, что если ты что-то повредишь, то пути назад уже не будет, человек погибнет. Поэтому нужно работать очень четко, как сапер. Ошибся один раз – потерял человека.

– Как вы принимаете решение брать на операцию таких сложных пациентов?

– Конечно, собираемся всей бригадой, обсуждаем наши возможности. Если каждый из всех специалистов уверен в том, что сможет это сделать, принимаем положительное решение. Очень большую роль играет настрой родителей. Вы знаете, смотреть в глаза маме или отцу, зная, что от тебя зависит жизнь их ребенка, сложно… А больше центров, которые возьмут такого ребенка, нет. Отказать очень сложно. Поэтому, как правило, мы соглашаемся.

Внутриутробная операция – вторая в мире и первая в России

В мае 2018 года Альберт Суфианов в составе мультидисциплинарной бригады опытных врачей в Уральском научно-исследовательском институте охраны материнства и младенчества провел уникальную внутриутробную операцию на головном мозге еще не родившегося ребенка с диагнозом «гидроцефалия». Подобное ювелирное хирургическое вмешательство стало вторым в мире и первым в России. Операция прошла успешно. Но как переживала тогда молодая мама малыша Анна Богачук – трудно описать.

«Беременность была долгожданная, но на втором скрининге УЗИ в 22 недели мне сообщили, что у ребенка есть серьезные проблемы в развитии головного мозга, – вспоминает Аня. – Потом его обследовали в Екатеринбурге, подтвердив диагноз «гидроцефалия», которая еще и прогрессирует – за неделю голова увеличивалась на 2-3 мм. Нам предложили сделать операцию. Конечно, было страшно, но выбора-то нет – это хоть какой-то шанс дать малышу. Гарантий никто не давал, но если не оперировать, то шансы на благополучный исход беременности малы: или прерывание, или ребенок может остаться глубоким инвалидом. Поговорила с мужем, и мы буквально за час согласились».

Когда Аня очнулась после операции, которую проводили под общим наркозом, бригада нейрохирургов уже уехала. А в июле ей сделали кесарево сечение. На свет появился Ярослав весом в 3,5 килограмма. «Сын родился без гипоксии, можно сказать, что здоровый, если бы не гидроцефалия. Когда мне его поднесли, я успокоилась. Врачи сделали все возможное. Меня поддерживали, вселили веру в будущее», – рассказывает Аня.

Спустя две недели родители вместе с малышом приехали в нейрохирургический центр в Тюмени. Тогда Аня и встретилась с Альбертом Суфиановым, который ее оперировал, с заведующим детским нейрохирургическим отделением ФЦН Юрием Якимовым, ассистировавшим при выполнении операции.

«Недавно нашему мальчику исполнилось пять месяцев, а он уже вымахал до 9 250 граммов, растет высоким. Голова большевата, ему немного тяжело ее держать, но он очень старается. Ярослав наблюдается и лечится у невролога, ему делают массаж. А в целом развивается как самый обычный малыш», – говорит Аня Богачук.

– Сложно было решиться на такую операцию?

– Мы понимали, что в данном случае спасти ребенка могла только операция. Да, это был риск, ведь внутриутробных нейрохирургических операций эндоскопическим путем еще не делали. Но мы готовились к подобным вмешательствам несколько лет – оперировали животных, бесконечно обсуждали с коллегами все мельчайшие детали, советовались с зарубежными коллегами, практиковались на симуляторах.

Но уверенность в душе поселилась только тогда, когда полностью была готова материально-техническая база и отточены все хирургические манипуляции. И когда мне позвонили из Екатеринбурга и сообщили, что пациентке срочно нужна операция и есть угроза для жизни ребенка, я сразу же выехал.

– Подобные операции в дальнейшем станут обычной практикой?

– Этой операцией мы открыли целое направление стандартных нейрохирургических операций, которые будут помогать малышам внутриутробно. Чем раньше мы начнем лечить заболевание центральной нервной системы, тем лучше результаты, восстановление, меньше неврологического дефицита.

На самом деле наш нейрохирургический центр и был задуман для того, чтобы здесь делали уникальные малоинвазивные хирургические вмешательства, которые выполняются с наиболее щадящим доступом, что позволяет минимизировать воздействие на здоровые ткани, сократить вероятность возникновения осложнений и срок реабилитации после операции, и в целом улучшает качество жизни пациента.

Наша задача – разработка и внедрение малотравматических операций на головном и спинном мозге, особенно это касается детской практики, ведь минимальноинвазивная хирургия позволяет оперировать даже новорожденных. Такие хирургические вмешательства в обычных стандартных областных больницах не могут проводиться. Так что усилия по созданию нейрохирургического центра были потрачены не зря.

– А детскую специализацию в нейрохирургии выбрали намеренно?

– В свое время, когда я начал заниматься нейрохирургией, то открыл детское нейрохирургическое отделение в Иркутской детской областной больнице. И уже там начал работать в этом направлении – проводить эндоскопические операции. Тогда они были пионерскими – во всем мире их делали немногие специалисты. А сегодня технологии позволяют нам спасать этих больных, от которых, в принципе, уже отказались везде. Потому что такие операции малотравматичны. Особенно это важно для детского организма, так как любая травма для растущего мозга грозит большими последствиями в перспективе, поэтому чем меньше травм, тем лучше качество жизни у пациента, особенно у ребенка.

Операций в нейрохирургическом центре проводится очень много, они касаются и детской нейрохирургии с врожденным ростом гидроцефалии, кист, опухолей головного мозга, есть авторские методы. За их разработку я в свое время в 35 лет защитил докторскую диссертацию. Тогда это было новое направление.

И даже с экономической точки зрения малотравматичные операции выгодны. Ведь если бы я оперировал стандартным путем, то потом очень много денег государство тратило бы на выхаживание пациента, да и результат был бы уже не таким хорошим. А так люди у нас лежат в целом только шесть дней, и им практически не нужна реанимация с ее дорогостоящими материалами, потому что человек сразу с операционного стола поступает в палату.

Также сейчас очень много проводится наших авторских операций в хирургии – например, при лечении эпилепсии. Они позволяют добиться блестящих результатов у тех пациентов, которые считаются безнадежными.

Фото: fcn-tmn.ru

Раньше новичка сразу бросали плавать одного в эту «мясорубку»

– У вас каждый день расписан по минутам или же случаются непредвиденные обстоятельства?

– Все строго распланировано. В основном наша работа заключается в том, что мы спасаем жизни, поэтому собираемся здесь, планируем, обсуждаем, расписываем, кто, когда, куда. Соответственно, четко придерживаемся графика. Мы имеем дело с серьезными заболеваниями головного мозга, которые грозят больным тяжелейшими последствиями – либо человек умирает, либо становится инвалидом, поэтому если состояние пациента ухудшается, то стараемся взять его пораньше. День расписан, накануне я всегда знаю, сколько у меня операций, какие больные.

– Почему выбрали такую непростую специальность нейрохирургию?

– Мне всегда нравилось изучать нервную систему – это очень точная наука. Но раньше неврология только диагностировала, но никак не помогала. Какой тогда в ней смысл?

А нейрохирургия – единственная специальность, которая и точно диагностировала, и помогала: у пациента ноги не работают, его прооперировали – он стал ходить.

Конечная цель лечения у нейрохирурга, конечно, полное, тотальное оздоровление. К сожалению, таких операций очень мало, но они есть.

– А можете вспомнить свой самый сложный случай в медицинской практике?

– Самый сложный случай – наверное, первая операция. Прежде всего, это барьер психологический – представьте, что врачу нужно зайти в чужой мозг. Потом, конечно, становится проще. А первая операция у меня была сразу после года ординатуры. Я тогда работал в экстренной больнице в Иркутске, еще учился в ординатуре.

90-е годы – тяжело, ни лекарств, ни оборудования, ни технологий, кадров не хватает, массово поступают жертвы криминальных разборок с огнестрельными ранениями. В то время могли просто зайти в больницу и устроить перестрелку, поэтому многие боялись выходить на работу, а впоследствии вообще отказывались от этой профессии. Именно из-за нехватки врачей меня попросили начать оперировать уже после первого года ординатуры. Я не отказался. Это сейчас работают целые бригады – если ты молодой, кто-то все равно поддержит, подскажет. А тогда, кстати, мы вообще дежурили по одному – новичка сразу бросали плавать одного в эту «мясорубку». Я выплыл, и пошел дальше.

– Как вас на все хватает – оперируете, руководите таким сложным учреждением, участвуете в научных мероприятиях, занимаетесь общественной деятельностью?

– Все успеваешь, когда любишь свою профессию. Это главное – любить пациентов, свою профессию, страну, где ты живешь.

Независимо от того, что творится в твоей жизни, ты должен оперировать

– Альберт Акрамович, в нейрохирургическом центре вы работаете с момента его основания. Каким он стал за эти годы?

– Центр построен в рамках нацпроекта «Здоровье» в 2011 году. Когда я сюда приехал, здесь был только земельный участок – фундамент закладывали. За это время мы прошли большой путь. За восемь лет центр вырос с нуля, стал востребованным и оцененным. И за прошедшие годы мы вышли на очень большие объемы – около четырех тысяч операций в год, в мире такое количество вмешательств делают очень мало клиник. Современное оборудование и опытные кадры позволяют принимать на лечение даже самых тяжелобольных пациентов.

Сейчас нейрохирургический центр – это десятки тысяч спасенных жизней, новые технологии, которые здесь разрабатываются и тиражируются. Мы помогаем бороться со многими болезнями, некоторые из них до недавнего времени считались не поддающимися хирургическому лечению.

Например, эпилепсия – если раньше пациенты с таким диагнозом могли надеяться только на медикаментозное лечение, то теперь мы стали успешно применять и хирургические методы. Мы помогаем детям с детским церебральным параличом, людям с повреждениями позвоночника, патологиями головного и спинного мозга и многими другими недугами. Наши специалисты проводят сложнейшие сосудистые операции – аневризмы, мальформации, патологии брахиоцефальных артерий. Подбираем методики лечения индивидуально в каждом случае. В том числе в центре есть высокотехнологичная гибридная операционная. Это позволяет проводить уникальные операции. В целом, с 2011 года в ФЦН прооперировано 25 тысяч 700 человек.

Гибридная операционная

Самое главное – нейрохирургический центр – это уникальные специалисты, которые смогли выстоять, так как начинали мы очень тяжело: надо было завоевывать репутацию, очень много оперировать, работали без выходных, можно сказать, отказались от семей. В общем, самоотверженный труд.

– Как подбираете команду? Какие-то специальные тесты проводите при приеме на работу?

– Самое главное для меня в человеке – порядочность и желание помогать людям. Если он хочет решать свои корыстные цели, то нам такой не подходит. Если же человек честный и порядочный, если он действительно хочет помогать людям, то для любого можно найти здесь применение.

Необязательно быть каким-то суперменом, выдающимся хирургом, у нас много дел, каждый может пригодиться – МРТ, КТ, УЗИ, лаборатория и так далее. Обычно мы набираем 5-10 человек в ординатуре, а потом в течение двух лет, пока они учатся, я на них смотрю. Ну и, конечно же, важно, чтобы у человека была высокая работоспособность. Работа здесь интересная, но тяжелая. Вот сейчас мы разговариваем, суббота, у кого-то выходной день, отдых, а врачи на месте и работают. И у одного из них сегодня день рождения. Так что независимо от того, что творится в мире и в твоей жизни, ты должен оперировать.

– Как бы вы охарактеризовали нейрохирургический центр по сравнению с другими учреждениями этой же направленности в России и за рубежом?

– В нейрохирургии существует очень широкая специализация. Мы, можно уверенно сказать, оперируем очень хорошо – все области головного мозга, все сложные случаи. Естественно, очень много путешествуем по миру – я и моя бригада, и понимаем, что, скажем, в Москве в Бурденко делают лучше одни виды операций, в Тюмени – лучше другие, где-нибудь в Нью-Йорке – свои достижения, и так далее. Мы владеем такой информацией, поэтому когда понимаем, что есть специалисты, которые прооперируют лучше нас, то стараемся проинформировать пациента и направить его туда. Да, мы всё оперируем, но существуют суперспециалисты. У пациента повышаются шансы, если он оперируется у тех врачей, которые имеют больше опыта в определенном направлении.

– Делитесь опытом с другими российскими и зарубежными центрами?

– В свое время я тоже был очень молодым человеком, жил в Иркутске, постоянно искал того, кто меня научит. Мир не без добрых людей – лидеры откликались, помогали, при этом абсолютно бескорыстно. Теперь мы имеем возможность отдавать свой долг, учить тех, кто ищет знания, хочет стать серьезным нейрохирургом. Для таких специалистов мы открыты.

Обучение на тренажере ординаторов

Сейчас не сравнить с тем, что было раньше. Но самое главное в обучении – это желание. Насильно в головной мозг ничего не положишь. А людей, которые горят своим делом, не так просто найти. Для нас сегодня самая главная задача – подбор кадров. Поэтому мы стали уделять большое внимание молодым специалистам, курируем будущих профессионалов уже со студенческой скамьи. Первым значимым событием в этом направлении стала международная олимпиада по нейрохирургии на приз губернатора Тюменской области, которая проходит в Тюмени.

– В нейрохирургический центр в Тюмени часто приезжают уникальные специалисты. Как удается заманивать сюда мировых нейрохирургов?

– Так жизнь сложилась, что я много учился, ездил по стране и по миру, сам обучал. Во-первых, те нейрохирурги, которые сами в жизни чего-то добились, понимают, что нельзя в себе все это держать, нужно делиться знаниями. Во-вторых, в Тюмени действительно создан центр с уникальными возможностями. И людям интересно посмотреть – как так, далеко в Сибири, за год-два построили уникальный центр, за три года вышли на мировые цифры. Кто-то не верит.

Вот так у меня появился ученик из Саудовской Аравии.

В позапрошлом году в декабре мне звонят с контрольно-пропускного пункта и говорят: «Какой-то человек, по-русски не говорит, легко одет, стоит в сугробе, просится в центр».

Говорю, ну пропустите, замерзнет же без теплой одежды. Запускают, рассказывает, что он нейрохирург из Саудовской Аравии Альзахрани. Хочет добиться топовых результатов в проведении операций основания черепа, это одно из самых сложных направлений нейрохирургии, мало специалистов, да и центров, которые этим направлением реально владеют.

Он несколько лет провел в ведущих нейрохирургических клиниках Германии, Пакистане, Саудовской Аравии, учился, потому что хотел перенимать опыт у самых лучших специалистов мира. Начал выяснять, куда еще поехать. Во всем мире говорят: «В Тюмени работает нейрохирургический центр, там оперирует профессор Суфианов. Нужно попасть к нему, если хочешь стать лидером в этом направлении, там есть все условия. Проводится много операций, есть лаборатория, все сконцентрировано в одном месте». Говорит, что сначала не поверил, поэтому приехал лично убедиться.

Он жил у меня неделю, ходил на операции. Узнал о том, как попасть ко мне в ординатуру, год учил русский язык, потратил неимоверные усилия. Теперь это наш резидент.

Так что приезжают сюда люди даже из таких стран, где, казалось бы, все есть. Очень помогает то, что у нас существует очень закрытая организация – Всемирная академия нейрохирургов, в которую входит сто человек со всего мира. Это лидеры нейрохирургии в своих странах. Попасть туда – серьезный шаг. И вот в 2015 году меня избрали активным членом Всемирной академии нейрохирургов. Все, что делается в рамках деятельности организации, – на альтруистических началах. Мы ездим в другие страны, обучаем.

Фото: fcn-tmn.ru

Так, я третий раз приезжаю в Пакистан и хочу отметить, что потребность в нейрохирургической помощи в этой стране высока. Медицина там развивается стремительно, как и в России. Однако еще есть клиники, до сих пор оснащенные как во «времена советской эпохи», врачи нуждаются в новых знаниях и многие стремятся их получить.

– В 2017 году в селе Успенка был открыт кабинет функциональной диагностики для больных эпилепсией – почему именно там?

– В свое время прооперировал несколько очень сложных случаев детишек с эпилепсией. Потом оказалось, что они из дома-интерната, из Успенки. Это рядом с Тюменью. Съездили-посмотрели. Там имелись определенные объективные трудности: не было ни специалистов, ни аппаратов, ни возможности куда-то этих детей вывезти. С моими соратниками решили, что пусть маленькое дело сделаем, но оно будет полезным. Занялись этим вопросом. Закупили аппаратуру для реабилитации детей, обучили персонал.

Сделали реальный шаг – детьми с эпилепсией там стали заниматься. Потом пошли дальше – там у них есть тяжелая палата. Им закупили аппаратуру. Потом пошли еще дальше – чтобы детей никуда не возить, создали лабораторию наблюдения за деятельностью мозга.

Так что детишек не бросаем. Другие проекты появляются – начали помогать детям 12-18 лет с различными зависимостями, они не должны быть потеряны для общества. Пока оценили ситуацию, начали с бытовых вещей – провели в интернате электричество, туалет отремонтировали. Потом пойдем дальше – будем стараться отвлечь их от пагубных привычек. Это наша цель.

Начался пожар, а я остался и спас ребенка

– Есть ли в работе нейрохирурга место для чуда?

– Чудеса бывают, да. Когда видишь абсолютно безнадежный случай, все говорят, что невозможно, а ты спасаешь. И вот это чудо. У нас только так.

Помню такую ситуацию… Я был молодым человеком, командовал детским отделением, взял на операцию очень серьезный случай – опухоль на головном мозге. А больница старая, не приспособленная. За картонной стенкой в двух метрах находилась барокамера – большая полость, заполненная кислородом. Причем в ней не была предусмотрена центральная подача кислорода, баллоны заносили и заполняли ее уже на месте.

Так получилось, что в барокамеру ребенок взял с собой машинку. Он ее катнул, полетела искра, барокамера загорелась. Возникла реальная угроза взрыва всего здания больницы. Помещение мгновенно заполнилось дымом.

Все побежали, мне кричат: «Бросай все, уходи, сейчас все взорвется!» А у меня тут мозг вскрыт. Как я могу бросить операционную, ребенок умрет? И я остался один.

Закончил операцию, спас мальчика. А взрыва не произошло. И с той поры я думаю – Бог же сохранил меня тогда для чего-то. Видимо, для того, чтобы людей спасать.

– А волнение и страх может врач испытывать?

– Испытываешь до разреза – я волнуюсь, хожу, читаю, размышляю, отрабатываю. Когда уже процесс пошел, эмоции отключаются.

– Что считаете наивысшей точкой в развитии нейрохирургии?

– Для меня самое важное, чтобы наши манипуляции вообще не наносили никакой травмы. До сих пор наши хирургические вмешательства, даже малотравматичные, требуют разрезов при доступе. А мы движемся к бесконтактной нейрохирургии. Это операция, при которой мы вообще не прикасаемся к человеку. Есть только болезнь, и ее надо исключить. Лучи можно фокусировать в определенных точках и таким образом разрушать опухоль, например. Сейчас это возможно, такие аппараты уже есть, но это дорого, нужна специальная операционная.

– Удается отдохнуть от интенсивной работы?

– Люблю баню. Нагрузки после переезда сюда из Иркутска стали в разы больше. Поэтому стараюсь не упускать возможность каждую субботу и воскресенье сходить в баню и попариться. Особенно люблю совмещать это с моржеванием. Помогает быть в форме.

– Назовите самых главных людей в вашей жизни…

– Я думаю, это родители. Именно они вкладывают в нас знания, воспитание. Так получилось, что мой отец рано умер, мама растила меня одна. Она очень много работала, ведь нужно было содержать семью. Когда она уходила на сутки на работу, я был предоставлен себе. Очень любил читать, но и на улице много времени проводил. Отучился в музыкальной школе – играл на баяне. Окончил ее с отличием, мне даже рекомендовали дальше поступать. Но я решил стать врачом. Думаю, что на мое решение повлияла мама. Она считала, что это благородная профессия, постоянно это повторяла. И я ей доверял.

К счастью, моя семья медицинская: жена – профессор, заведует кафедрой фармакологии в Тюменском государственном медицинском университете, сын окончил Первый МГМУ им. И.М.Сеченова, пошел по моим стопам, выбрал специализацию «нейрохирургия» и сегодня обучается в ординатуре Института нейрохирургии имени академика Н.Н.Бурденко. Дочь развивается в области экономики.

Я уже говорил в одном из интервью, что моя миссия – учить. А если продолжить мысль о преемственности, то считаю, важно, с кем человек войдет в контакт на своем жизненном пути, кому будет доверять. Поэтому мы так много занимаемся молодежью. Это самое главное.

Фото: tumentoday.ru

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.