Роман Дименштейн
— Насколько важна огласка этой ситуации – такие случаи сложно зафиксировать, они редко всплывают, как вы считаете, будут ли результаты?
— Лучше, конечно, такие вопросы решать, чем просто шуметь на эти темы. Но, если решение не находится, никакого другого способа не остается, как только вопиять до тех пор, пока не будет услышано, что это не просто какие-то проблемы на отдельно взятых местах, а что это системная общая проблема по всей стране, которую надо решать.
— Почему не находится решение?
— Потому что давние проблемы имею очень большую инерцию. Это десятилетиями складывающаяся система, развернуть ее не так просто. Люди, которые находятся внутри этой системы, сами поддерживают это. В такой ситуации система сама себя поддерживает, и нужны какие-то вмешательства снаружи для того, чтобы что-то изменить со стороны государства, общественных структур.
Мне кажется, что Церковь последнее время очень активна в этом отношении, все время слышен ее голос, потому что, конечно, она не может мириться с тем, что происходит.
— Система сама себя поддерживает – что это значит, в чем выражается?
— Например, управление в организациях социального плана традиционно построено на насилии. Это жесткие системы, в которых обязательно есть наказания, система кар. Они не просто некрасиво и нехорошо ведут себя по отношению к людям, но время от времени они доходят просто до ужаса и бесчеловечности.
Но система управления с давних пор устроена так, что современные способы ненасильственного управления в социальных системах просто вообще не известны. Нет никаких семинаров, конференций на эту тему: как на самом деле надо управлять социальными учреждениями. Не то, что люди чего-то не знают, у них не получается – они вообще даже не знают, что это возможно, что бывает некоторая, не построенная на насилии система управления.
Интернаты устроены так, что каждый человек является как бы маленьким ребенком. Он должен хорошо себя вести. Например, если человек попытается в какое-то неурочное время покурить (что вполне нормально для обычного человека — покурить тогда, когда он хочет), то к нему относятся как к маленькому шалопаю: его где-то ловят, он прячется, его наказывают, его лишают курения, могут применить фармакологическое наказание – сделать укол.
С человеком обращаются как с ребенком, причем чрезвычайно жестко. Представьте коллектив – санитаров. врачей, которые к этому привыкли. Каким образом этот коллектив может изнутри сам взять и измениться? Никто не придет, не обучит, как на самом деле можно обращаться с людьми, не представит другую систему обращения – как с гражданами, которые просто получают социальные услуги, по отношению к которым нужно вести себя корректно.
Та система отношений, которая есть сейчас, основаннаяя на закрытости и зависимости, когда есть беспомощный человек, который полностью находится во власти другого человека — такая система провоцирует жестокость.
— Каковы основные шаги, чтобы это изменить? Видимо, недостаточно в отдельном случае просто «навести порядок», разогнать одно руководство и поставить другое?
— Существует масса способов, которыми это можно менять – ориентированные на твердое государство, ориентированные на рынок. Предполагаю, что в Китае в случае такой проблемы (только в качестве примера метода – не знаю, какая там ситуация с интернатами) взяли бы руководителей и на месяц поместили бы в такой интернат, чтобы они питались ужасной пищей, чтобы персонал обращался с ними как с постоянными пациентами, то есть, с проживающими. Я сейчас говорю «пациенты», потому что ситуация в психбольницах схожая – закрытая система, где процветает жестокость.
Руководителям, которые говорят, что у нас в интернатах прекрасно, хватило бы и недельки там пожить, чтобы никогда больше это слово не произносить. А если уж на месяц их закрыть там, то вся система будет трансформирована обязательно.
Это пример жестких мер со стороны государства. Но есть и другие. Например, государство говорит: мне все равно, куда направлять бюджетные деньги – на государственные организации, которые предоставляют социальные услуги, или на частные, которые предлагают за те же деньги сделать лучше. Государство проводит конкурс, и появляются негосударственные организации, которые предоставляют социальные услуги, включается механизм конкуренции, и государственные организации тоже начнут подтягиваться – не подавлять, унижать и мучить своих подопечных, а предоставлять им услуги и конкурировать за их качество.
В Скандинавии, мы знаем, есть система обязательного обучения новым методам, новому отношению, через которую проходят все работники социальных учреждений. По их оценкам после обучения работать в системе остается около 40%. Остальные понимают, что они не соответствуют этой деятельности. Поэтому туда добирают людей, которые настроены на такие ненасильственные, мирные методы. В социальные учреждения там попадают только люди с соответствующим образованием, им не приходится переучиваться, это характерно для эпохи реформирования, которая в Скандинавии давно прошла.
Фото: animakids.livejournal.com
— Что мешает организовать такое обучение у нас?
— Для этого нужно выйти из парадигмы, что у нас все прекрасно. Ведь у нас считается, что все хорошо, и надо просто немножко все еще улучшить. А то, что на местах – так это просто отдельные недостатки, где-то избивают и убивают, где-то приковывают цепями, где-то обваривают кипятком…
А вот когда начнется разговор, как выстраивать эту систему, то станет понятно, что в организации из 1000 человек что-то улучшить крайне сложно, это не удается. Что людей надо разбивать на небольшие группы, в которых могут выстроиться нормальные отношения микросоциума. И уже они должны иметь возможность взаимодействовать с другими такими мини-группами. Это все должно быть социально построено. Нельзя просто согнать людей в палаты и сказать: живите, как дома.
Люди должны иметь возможность притереться друг к другу, посмотреть, комфортно им, или некомфортно, поменяться. Это должны быть квартиры, дома, отделенные от других. А с другими людьми они должны встречаться не просто по дороге в туалет в коридоре.
А дальше, помимо разукрупнений, придется сделать еще некоторые вещи. Сейчас эти учреждения вынесены в глушь – ведь раньше была концепция того, что эти люди – некоторая неудача нашего социалистического общежития. Их надо удалить подальше, а другие люди будут строить светлую жизнь. И вокруг этих учреждений выстраивались целые села и городки, которые работают на эту систему – те самые врачи, другие работники разных типов.
Но в такой системе у людей нет возможности работать, у детей — возможности учиться. То есть, мы приходим к тому, что все эти учреждения должны быть возвращены к обычной жилой инфраструктуре, где есть возможности для работы, учебы, досуга и так далее. Их всех нужно вернуть в нашу жизнь.
Без этого нельзя, потому что именно когда мы выносим их за пределы, там и складывается отдельные безумные миры с безумной системой отношений и ужасными преступлениями, в которые никто не верит, потому что в них поверить невозможно.
— С точки зрения именно здоровья и реабилитации насколько важно для людей с особенностями общение с обычными людьми?
— Тема интеграции вообще очень обширна. Многие страны уже прошли этот путь и поняли, что больше всего денег тратится на реинтеграцию. Если мы кого-то извлекаем из общей, нормальной жизни, то мы обязательно обретем огромное количество проблем, и никакую отдельную нормальную жизнь построить не удается. А любые попытки вернуть, встроить обратно в социум требуют колоссальных денег – и это касается не только людей с нарушениями, это видно и на примере обычных интернатов, детских домов.
Поэтому, если государство хочет сэкономить, ему нужно добиться состояния, которое называется нормализацией. Это ситуация, в которой человек ни в какой фазе развития не выпадает ни во что специальное.
Раньше кто-то где-то сидел у себя в кабинете и говорил: эти необучаемые, а вот эти обучаемые, этот не сможет работать, а этот – жить нормальной жизнью – кто это решал судьбы людей? И почему они не смогут прогуляться вдоль речки, послушать, как поют птицы – мы это вообще из жизни у них убираем, потому что у них не будет свободной воли. Они будут жить взаперти по чьей-то воле.
Но все это чудовищно не только для этих несчастных, потому что вся эта боль обязательно отражается на всех. Любая дезинтеграция дезинтегрирует все общество в целом. Потому что, как вы понимаете, все люди связаны между собой. И постоянное страдание рядом с нами не позволит всем остальным стать счастливыми.
И, конечно, с точки зрения здоровья, с точки зрения развития, экономики — интеграция во всех отношениях более эффективна. Особенно, когда она происходит на государственном уровне, на уровне нормализации, когда нам не приходится сначала отделять во что-то специальное, а потом интегрировать обратно, решая множество возникших проблем. Если ни в какой фазе ни для кого такого отчуждения не наступает, это самый выигрышный способ.
Беседовала Ирина Якушева
Источник: «Вестник новых медицинских технологий»
По статистике в России больше 1300 психоневрологических интернатов для взрослых (ПНИ) и 200 детских домов для умственно отсталых детей (УОД). В ПНИ проживает больше 150 000 взрослых. Треть пациентов ПНИ приходит из детских домов для умственно отсталых детей. Около 70 процентов пациентов интернатов — лица с ограниченными возможностями интеллекта, многие из которых способны и даже должны жить самостоятельно.
