О взаимоотношениях епископа и монастыря, или о какой независимости просят монашествующие

Некоторое время назад по епархиям Русской Православной Церкви в связи с обсуждением «Положения о монастырях и монашествующих» был разослан циркуляр, содержащий тезис о том, что монашествующие будто бы желают полной независимости монастырей от правящих архиереев. Это утверждение во многом спровоцировало недоуменные отзывы епископов, которые в своих отзывах на «Положение» ставили вопросы, например, о том, кто же будет поставлять клириков обители, если она будет полностью автономна и независима?

Нимало не отвергая правомочность такой безупречной, освященной полуторатысячелетней традицией процедуры, как письменный опрос епископата, скажем, что со всей очевидностью монашествующие, как верные и возлюбленные чада Церкви, ни в коей мере не желают отторгнуться от Нее — а именно это и означала бы полная автономность монастырей. С Церковью монастырь связан прежде всего посредством своего правящего архиерея. Священные каноны четко указывают, что монахи должны находиться под юрисдикционным управлением своего епископа. Следовательно, ставить вопрос о независимости монастыря от правящего архиерея — некорректно по определению. 8 правило IV Вселенского собора, по толкованию Вальсамона, было изложено именно потому, что некоторые говорили, будто бы монашествующие клирики не должны подчиняться своим епископам.  Опровергая это ложное мнение, правило указывает: монашествующие «да пребывают, по преданию святых отец, под властию епископов каждого града и да не исторгаются, по дерзости, из-под управления своего епископа»[1]. То же говорит 4 правило IV Вселенского собора: «…монашествующие же в каждом граде и стране да будут в подчинении у епископа»[2].

Таким образом, речь не идет об отложении от правящего архиерея. Из полемики, разгоревшейся в ходе обсуждения «Положения о монастырях и монашествующих», совершенно очевидно, что на сегодняшний день между правящими архиереями и монашествующими возник некоторый терминологический барьер. Что же подразумевают монашествующие, когда говорят о том, что монастырю для правильного духовного развития нужна внутренняя свобода и самостоятельность?

Сейчас отношения «епископ — монастырь», к сожалению, принято оценивать с точки зрения административной дисциплины и власти, тогда как с точки зрения святых отцов это вопрос в первую очередь духовный и богословский. В нынешнем представлении монастырь — это структурная единица епархии, определенное церковное учреждение, подведомственное вышестоящему начальству. В святоотеческом понимании монастырь — это духовная семья, собравшаяся вокруг своего духовного отца-игумена или духовной матери-игумении, и настоятель «должен, как отец, пекущийся о своих законных детях, обращать внимание на нужды каждого и по возможности употреблять приличное врачевание и попечение и поддерживать с любовию и свойственным отцу доброжелательством каждый член, действительно немоществующий по душе или по телу»[3].

Такое понимание монастыря как единой духовной семьи позволяет лучше и полнее понять и отношения «монастырь — епископ». Одна из проблем современного российского монашества — это произвольная смена настоятелей епархиальной властью и перемещение монашествующих в другие монастыри или епархиальные учреждения. Опираясь на святоотеческое понимание монастыря, этот факт можно расценить как разрушение монашеской семьи, теряющей своего отца или детей. Такие перемещения препятствуют образованию и укоренению в наших обителях монашеских традиций, ибо о каких традициях в обители может идти речь, когда глава монашеской семьи меняется раз в несколько лет и каждый новый настоятель привносит с собой нечто по духу чуждое для остальной братии? Если игумен, по слову преподобного Евфросина Псковского, «образ бывает стаду правдою и житием святым, преподобне и праведне живый, соблюдая елика суть законна и благоговейна»[4], то его не должно менять без серьезной и уважительной причины. Игумен избирается решением братии пожизненно и только в случае, если он дерзнет разорять уставы монашеского жития, он может быть смещен со своей должности.

То же относится и к перемещениям братии из монастыря: весьма небезопасно произвольно отторгать члены единого тела. Любое перемещение должно совершаться не ради утилитарной пользы, но ради евангельской любви, с согласия игумена и самого перемещаемого, чтобы эти действия не калечили души и судьбы людей. Ведь каждый монах — это не сотрудник церковной организации, но в первую очередь подвижник, пришедший в монастырь в поисках Бога и своего спасения.

Именно в монастыре через молитву, аскетические подвиги и несение посильных послушаний достигается эта искомая цель. Ради нее монашествующие оставляют всё с детства родное и любимое за вратами монастыря, стремясь к высшему евангельскому совершенству. Но, к сожалению, недопонимание этой особенности монашества и того, что монастыри могут иметь различную направленность, нередко приводит к тому, что монашествующие вынуждаются активно заниматься внешней деятельностью — социальной и миссионерской. Совершенно естественно, что и она может иметь место, но только тогда, когда она не навязывается сверху или извне, но осуществляется как внутренняя потребность, которую в совести своей ощущает обитель как духовная семья. Помимо этого необходимо памятовать и учение святых отцов, которые говорят: «Мир стоит молитвами Святых; и монах призван молиться за весь мир. В этом его служение, и потому не обременяйте его мирскою заботою. Но если монах нерадив и не достиг того, чтобы душа его всегда созерцала Господа, то пусть он служит странникам и помогает мирским от трудов своих; и это угодно Богу; но знай, что это далеко от монашества»[5].

К сожалению, сегодняшняя ситуация показала, что многие из епископов, рассматривавшие «Положение», не вполне осознают, что вообще подразумевают взаимоотношения епископа с монастырем и какие права епископ имеет в монастырях подведомственной ему епархии. Свет на эти взаимоотношения проливает блестящая статья монаха Диодора (Ларионова), подробно указавшего источники монашеского права и в соответствии с ними наметившего основные пути развития этой темы. Надеемся, что этот небольшой обзор нескольких святых канонов и изречений святых отцов, посвященных монашеству, послужит некоторым продолжением и дополнением его работы.

Прежде всего, чтобы понять дальнейшие рассуждения, надо остановиться на том положении, что Церковь являет собой союз нравственный и Ее каноны и законы, помимо законно-юридической, имеют и нравственную сторону, которая зачастую оказывается важнее и выше. И потому не случайно святые каноны и отцы Церкви рассматривают епископа также не как администратора, но как пастыря, отца и образ Христов. «Почитайте епископа вашего, как Христа, по заповеди, данной вам блаженными апостолами», — говорит священномученик Игнатий Богоносец в послании к Траллийцам (гл. 3). Подобное понимание существует и среди современных подвижников благочестия, о чем свидетельствует, например, такое высказывание: «Главная по существу предпосылка для расцвета монашества – это содействие преосвященных епископов Церкви. Епископ – отец и предстатель обители»[6].

Подчинение епископу ограждает монастырь от всякого рода замкнутости и самодостаточности. Но поскольку человеческое несовершенство легко может стать причиной искажения понятия власти епископа в монастырях, священные каноны определяют соответствующую сферу полномочий епископов. Перейдем к краткому обзору правил, которые дают нам представление о том, каковы права епископа в монастыре.

4 правило IV Вселенского собора

Приведенный выше фрагмент правила о подчинении монашествующих епископу очень часто цитировался преосвященными архиереями в их отзывах на «Положение». Интересно, что дальнейшие слова правила были не столь популярны. А оно, помимо вышеупомянутого, говорит: «Рассуждено, чтобы никто нигде не созидал и не основывал монастыря или молитвенного дома без соизволения епископа града. Монашествующие же, в каждом граде и стране, да будут в подчинении у епископа, да соблюдают безмолвие, да прилежат токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира, да не вмешиваются ни в церковные, ни в житейские дела и не приемлют в них участия, оставляя свои монастыри, разве токмо когда будет сие позволено епископом града по необходимой надобности… Впрочем, епископу града надлежит имети о монастырях должное попечение»[7].

В целом это правило впервые официально определяло статус монашествующих в рамках церковных институтов. Выше мы уже сказали, что оно поставляет монахов в непосредственную зависимость от епископа — зависимость не рабскую, но зависимость детей от отца. Служение епископа само по себе возвышенно и многотрудно, как говорит об этом святитель Иоанн Златоуст: «Не вселенною ли управляет царь, между тем как епископ – одним только городом? Но заботы последнего настолько же больше, насколько воздымающееся и беснующееся море различается от речной воды, приводимой в движение лишь ветром. Епископ подлежит приговору всякого, суду всех – и мудрых, и неразумных; каждый день, каждую ночь он изнуряется в заботах; у него много недоброжелателей, много завистников. У епископа много нужд, которые заставляют его выходить из своего дома; ему нужны тысячи глаз со всех сторон»[8]. Вполне естественно, что в такой ситуации часть надзора за паствой переходит на приходе в руки настоятеля, а в монастыре в руки игумена. «Следует епископам, — говорит прп. Феодор Студит, — окрылять души, освобождать их от мира, возводить к Богу и спасать всю паству от греховной смерти, а необходимое для настоящей жизни, как второстепенное, устраивать через экономов и приставников»[9]. И это перераспределение надзора за повседневными нуждами обители должно происходить в духе взаимной евангельской любви: епископ должен вверить внутреннюю жизнь обители тому, кто может ежедневно править монашествующей паствой, то есть игумену, а монашествующие в свою очередь с доверием и любовью взирают на архипастыря как на «подражателя апостолов и образец для верных»[10].

Приведенный нами фрагмент 4 правила IV Вселенского собора содержит также следующие положения, касающиеся отношений епископа с монашествующими.

Во-первых, правило повелевает испрашивать благословение епископа на создание монастыря. Исторически оно было направлено против злоупотреблений евтихианских монахов, которые жили в самовольно основанных ими кельях, отдельно от своего монастыря, присваивая себе при этом звание архимандрита. Поэтому правило повелевает, чтобы всякая община подвижников, которая желает утвердиться в качестве монастыря, испрашивала на это архипастырское благословение. Правило не предполагает, что монастырь созидается сверху, по указке, административным путем: наличие крепкой монашеской семьи и затем благословение правящего архиерея — вот правильное начало монастыря.

Во-вторых, правило определяет, что монашествующие должны быть ограждены от непосредственного соприкосновения с миром. Вальсамон в толковании правила говорит, что если монахи участвуют в мирских делах, то они «возмущают, то есть разделяют и смешивают божеское и человеческое, не дозволяя им действовать по их собственной природе, то есть — чтобы мирские дела делались мирянами, а монашеские и церковные — людьми, которые посвятили себя Богу»[11]. Вообще, как указывает епископ Никодим Милаш, «по своему обету монахи не могли заниматься делами, которые непосредственного отношения к монашеской жизни не имели»[12].

Согласно этому правилу епископ должен содействовать тому, чтобы общение монахов с миром было минимальным. В настоящее время мы, напротив, наблюдаем, что именно епархиальная власть понуждает монашествующих к непрестанным сношениям с миром, которые выражаются в виде активной социальной, миссионерской работы или же работы в епархиальных учреждениях, где нередки встречи с мирянами и зачастую с лицами противоположного пола. Правило же прямо говорит, что монашествующие должны пребывать в месте своего пострижения и предаваться исключительно духовным подвигам, а епископ должен с отеческой заботой за этим наблюдать.

И хотя правило упоминает, что епископ града может дозволить им заниматься житейскими делами, однако знаменитые византийские канонисты Зонара и Вальсамон указывают, что это не вообще всякие житейские дела, а только вопросы гражданского государственного управления. Только в том случае, когда, по толкованию Зонары, у епископа нет других подходящих людей, он может вручить дела гражданского управления кому-либо из монашествующих. Естественно, сейчас, когда Церковь отделена от государства, это примечание правила потеряло свое действительное значение, а вот указание на то, что монах должен безвыходно пребывать в месте своих подвигов, актуально и поныне, ибо и в наше время всякий желающий монашества оставляет мир ради стяжания Бога через подвиги поста и молитвы.

Однако же бывают монастыри с внутренним призванием к каким-нибудь видам социальной, миссионерской или просветительной деятельности. Это еще не означает, что архиереи должны жестко подчинять эту сферу деятельности монастыря своему руководству, встраивать ее в епархиальные структуры. И здесь монастырям должна быть предоставлена свобода. Например, монастырь создает, для себя или также для учеников извне, певческую школу. Она, соответствуя духовным и литургическим запросам монастыря, может быть основана, скажем, на знаменном или «византийском» пении. Архиерей не должен искушаться желанием переделать школу в силу епархиальных потребностей в училище партесного обихода. Или же, если в обители существует иконописная мастерская, где следуют одному из древних стилей (византийскому, русскому XIV, XV или XVI вв.), епископ не должен требовать писания в ней икон более понятных народу, т.е. в стиле Симона Ушакова или иконописцев следующих веков.

Наконец, на третий важный аспект отношений монастыря и епископа правило указывает словами: «впрочем, епископу града надлежит имети о монастырях должное попечение». Этим, по толкованию Зонары, на епископа возлагается материальное попечение о монастырях: «Правило требует, чтобы епископ и монахам, не имеющим имущества и нуждающимся в необходимом, подавал потребное для жизни, как бедным»[13]. Разумеется, это было возможно только в ту эпоху, когда епископии и митрополии имели свои земли и получали от них определенный доход.

Правило 1 Двукратного собора

Для рассуждения о взаимоотношениях епископа и монастыря чрезвычайно важна вторая часть правила, которую мы здесь и приводим без опущений: «Да не будет позволено никому созидати монастырь без ведения и соизволения епископа, но с его ведением и разрешением, и с совершением подобающей молитвы, якоже древле Богоугодно законоположено, монастырь да созидается; все же к нему принадлежащее, купно с ним самим да вносится в книгу, которая и да хранится в епископском архиве. И пожертвователь без воли епископа отнюдь да не имеет дерзновения, самаго себя, или вместо себя другаго поставити игуменом. Ибо аще не может кто либо быти обладателем того, что подарил человеку, то како может быть попущено кому восхищати обладание тем, что он освящает и приносит Богу?»[14]

Помимо повторного указания на то, что никто не имеет права созидать монастырь без ведома епископа, правило касается также следующих аспектов взаимоотношений монастыря и правящего архиерея.

Во-первых, никто «без воли епископа отнюдь да не имеет дерзновения самаго себя или вместо себя другаго поставити игуменом»[15]. Толкуя этот фрагмент правила, еп. Никодим Милаш говорит о том, что правило упраздняет порочный обычай, когда ктитор (создатель) монастыря назначал игумена по своему личному желанию. В объяснение того, почему этот обычай неправилен, еп. Никодим приводит такой довод: «Согласно общим правилам монастырского общежития, игумен избирается братством онаго, причем выбор утверждается епископом»[16]. Таким образом, хотя епископ утверждает игумена, но не назначает его непосредственно, о чем свидетельствуют и прочие канонические источники, которые удобно рассмотреть в совокупности с этим правилом.

Один из важнейших канонических источников, который дополняет и поясняет это правило, — это Номоканон Фотия. В титуле XI, глава 3 со ссылкой на 123-ю новеллу Юстиниана (глава 34) говорится: «Епископ должен производить кого-либо в авву или архимандрита какого-либо монастыря не непременно смотря по степени, но которого изберут все монахи — все или более благонадежные из них, заявляя пред Евангелием, что не по дружбе или пристрастию избрали его, но потому что знают его, как человека православного, и благонравного, и достойного управления, и способного сохранить монашескую дисциплину и благосостояние монастыря. То же самое нужно соблюдать и относительно женских монастырей и скитов»[17].

Добавим к этому, что епископ может выступать наблюдателем за тем, как производятся выборы в монастыре, и опротестовать их результат, если есть подозрения, что избранный братией игумен или сама братия были склонны к каким-либо порокам. Об этом говорит 64 глава устава прп. Венедикта Нурсийского: «Если братья, в чаянии поблажки своим порокам, сообща изберут себе такого авву, который и сам не чужд тех пороков, — но об этом узнает какой-нибудь епископ, в чьей епархии находится тот монастырь, или аввы других монастырей, или соседние христиане, то пусть все позаботятся воспрепятствовать исполнению совета злых, и для дома Божия поставят доброго приставника, зная, что за это получат добрую награду, если совершат то чисто, по ревности Божией, как напротив — согрешат, если понебрегут о том»[18].

Таким образом, хотя рассматриваемое нами правило и говорит, что епископ поставляет игумена, однако оно ни в коем случае не дает ему права игумена назначать. Епископу принадлежит только право наблюдать за процедурой выборов и утверждать их, совершая чин поставления игумена, и только в случае явных нарушений он может опротестовывать результат избрания. Конечно же, следует иметь в виду, что в настоящее время существуют обители, в которых братия малочисленна или, в силу подверженности очевидным порокам, не может объективно избрать себе игумена. Однако и здесь надо понимать, что такие обители — это скорее исключение, чем правило, и решение о том, избирать или назначать игумена в такой монастырь, должна, возможно, принимать Комиссия по делам монашествующих.

Во-вторых, рассматриваемое нами правило дает епископу право знать о финансовом состоянии монастыря и его имуществе: «все же к нему [монастырю] принадлежащее купно с ним да вносится в книгу, которая и да хранится в епископском архиве»[19]. Подтверждает это параллельное по содержанию 12 правило VII Вселенского собора. Однако упомянутые правила не предполагают, что монастырское имущество находится в распоряжении епископа и он может полноправно распоряжаться им. Это подтверждается словами Вальсамона в толковании 1 правила Двукратного собора: «Думаю, что этим правилом не дано права епископу властвовать над монастырем так, как бы он принадлежал его церкви на праве собственности, но дозволяется только иметь епископские права в нем. А эти права суть следующие: суждение о душевных погрешностях [очевидно, что не вообще обо всех подряд, а только о тягчайших нравственных и канонических преступлениях; исследовать же повседневные погрешности братий и налагать за них взыскания монашеские правила, в частности правила свт. Василия Великого, предоставляют игумену. — В.А.], наблюдение над монастырскими властями, возношение его [то есть епископа] имени, поставление игумена». Таким образом, и в финансовом отношении епископ получает только права надзора, но не право распоряжаться имуществом монастыря. Кроме того, из вышеприведенного толкования Вальсамона явствует, что епископу усвояется право общего надзора за монастырской дисциплиной, но и это не предполагает непосредственного вмешательства в повседневную жизнь монастыря.

39 апостольское правило

Текст правила гласит: «Пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего да не совершают. Ибо ему вверены людие Господни, и он воздаст ответ о душах их»[20]. Прп. Никодим Святогорец в «Пидалионе», толкуя это правило, указывает, что «без воли епископа пресвитеры не могут ни исповедовать, ни прощать кающихся, ни посвящать дев Богу, ни совершать хиротесию чтецов, ни постригать монахов и прочее подобное»[21].  Таким образом, правила усваивают епископу право благословлять или не благословлять совершение монашеского пострига.

Подведем некоторые итоги. Рассмотренные выше три правила ясно и четко определяют основные отношения епископа с монастырями подведомственной ему епархии. Еще раз перечислим их:

а) епископ преподает благословение на созидание монастыря, но не создает его искусственно, административным путем без наличия крепкой монашеской семьи. Кроме того, монастырь невозможно представить без богослужебной жизни, которая теснейшим образом связана с епископом. Именно он благословляет закладку храма, освящает его, преподает антиминс для совершения на нем Божественной литургии, рукополагает клириков обители;

б) монашествующие каждой обители покоряются епископу, как своему отцу и архипастырю, как образу Христову, в духе евангельской любви, епископ же, памятуя, что он отец для своих чад-монашествующих, с рассудительностью заботится о них, не вмешиваясь без нужды во внутреннюю жизнь обители;

в) епископ наблюдает за тем, не уклоняются ли монахи от своих духовных подвигов к житейским попечениям, и по возможности оберегает их от подобных уклонений;

г) епископу усваивается право знать финансовое состояние монастыря, но он не может распоряжаться монастырским имуществом на правах собственности;

д) епископ имеет право общего наблюдения за благочинием в монастыре;

е) епископ может наблюдать за процессом избрания братией игумена, утверждает результат выборов и возводит избранного кандидата в должность или также в священный сан;

ж) монашествующие испрашивают у епископа благословение на совершение пострига.

Таким образом, канонические источники раскрывают перед нами, каковы должны быть отношения епископа с монастырем. Как видно из святых правил Церкви, они не предполагают независимости монастыря от епископа, но и не предполагают полного, тотального контроля правящего архиерея над вверенной ему монашествующей паствой. Епископ выполняет роль наблюдателя за тем, чтобы в обители сохранялись священные традиции и церковные каноны, ибо он — «неумолкающий благовестник, проповедующий заповеди Божии, неусыпный глаз, наблюдающий за путями каждого из руководимых им, образ Христа, взирая на который следующие за ним устраивают жизнь свою по-евангельски, всегда сияющий светильник, видимый подвизающимися во мраке неведения и греха, слово учения, поящее жаждущих спасительным питьем»[22].

Если отношения «епископ — монастырь» находятся в указанных нами рамках, очерченных церковными правилами, то и сам епископ становится подлинным отцом и архипастырем монашествующих, и монашеская жизнь в вверенной ему епархии имеет возможность беспрепятственно развиваться.