В этой статье мы расскажем Вам курьёзные случаи из жизни священников, связанные с домовым и другими представителями потусторонней фауны.
Домовой и его «друзья»
Находит меня знакомая молодая женщина, я её ещё девочкой помню, и родителей её помню. Не знаю, как они относились друг к другу при жизни, но когда умерла её мама, отец все сорок дней неизменно приходил на субботние панихиды. Никто от него этого не требовал, но он, человек, в общем-то, нецерковный, приходил, невзирая на погоду. Потом, правда, я его в храме уже не видел, а спустя год он ушёл вслед за женой, сердечко остановилось.
Я был у них дома, когда её мама, будучи тяжело больной, уже почти не вставала с постели. Женщина исповедовалась и причастилась. Странно, я сейчас поймал себя на мысли, что не могу вспомнить, в чём исповедовались те, кто уже ушёл в лучший мир. Вспоминается сам человек, тембр его голоса, какие-то характерные жесты, а вот о чём он тогда говорил со мной, не помню.
А если на исповедь приходит человек, который раньше когда-то уже подходил при мне к аналою с крестом и Евангелием, даже если предыдущая наша встреча случилась несколько лет назад, вспоминаю его, а вернее то, в чём он каялся. Странное свойство памяти. Закрываю глаза и вижу лицо человека, которого уже нет, слышу её сбивчивую речь, взволнованный голос. Конечно, она любила своих близких, думала о них, переживала, постоянно задаваясь вопросом, как они потом будут обходиться без неё?
Та молодая женщина, что искала встречи со мной, призналась, что часто думает о своей маме, вспоминая нежное прикосновение её добрых ласковых рук. Они остались в памяти с детства, их ни с чем не спутаешь. Вот именно их прикосновение и почувствовала она однажды, но только уже после её смерти. Как-то ночуя в родительской квартире, и лёжа на мамином диване всё те же руки, но такие непривычно холодные, стали гладить её сперва по волосам, а потом по щекам.
Из-за этого холода она и проснулась, но если бы это было только сонное видение, то оно бы немедленно прекратилось, но не тут – то было. «Руки» внезапно сомкнулись на её шее и принялись душить. Моя знакомая рассказывала, как в ужасе вскочила с дивана и, не одеваясь, с криком выскочила на лестничную площадку. Через минуту женщина пришла в себя и ни за что не хотела возвращаться назад, но потом представив что могут подумать о ней соседи, вернулась в квартиру. Включила во всех комнатах свет, да так и просидела со светом вплоть до начала работы метро.
— Батюшка, кто это был? Неужели моя мама? Её прикосновения мне не спутать ни с каким другим, но, ведь при жизни она меня так любила.
Мне уже и раньше приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Конечно, приходила не мама, но что это за явление такое, как можно его объяснить?
А вот история, после которой начнёшь верить, что душа человека не успокоилась и покидать этот мир не собирается. Помню, одна старушка попросила освятить ей квартиру. Когда я пришёл по указанному адресу, то выяснилось, что квартира эта вовсе не её. Раньше здесь жила другая женщина, но умерла, а потом уже и моя новая знакомая появилась в этом доме. Только оказалось, человек умер, а из дому не ушёл, и видел, как другая женщина ложилась на постель, где прежде спала она, стояла на привычном месте у плиты, подавала обед её мужу. Как она реагировала? Вот точно так же, прикасаясь ледяными руками, будила по ночам новую женщину её мужа. Иногда дралась, и даже щипалась, короче, применяла хорошо известные женские приёмы.
– Я уже и спать-то боюсь ложиться. Хоть назад в свою квартиру возвращайся.
Интересно, что муж ничего не чувствовал и выслушивая жалобы новой сожительницы был уверен, что та блажит, и не сразу согласился позвать священника освятить жилище.
В доме у них везде, где только можно были расставлены фотографии прежней хозяйки, видимо, вдовец очень любил жену. А на стене, прямо рядом с кроватью, висел ещё и её огромный, писанный маслом, портрет. На холсте под самим изображением кто-то написал фамилию имя и отчество усопшей, а ещё ниже добавил годы её жизни и эпитафию, типа: «Мир праху твоему». Удивляюсь, что за портрет такой непонятный, и зачем на нём все эти надписи? Получается, не портрет, а прямо-таки кладбищенский памятник.
Спрашиваю: — А где похоронена прежняя хозяйка?
— Батюшка, я вам точно и не скажу. Видите, как у них получилось. Мария Ивановна гостила у детей в столице и почувствовала себя плохо, и пока скорая помощь приехала, она уже умерла. Везти сюда тело не стали, дорого это и хлопотно. Женщину сожгли, а с прахом вышло не очень хорошо. Как я поняла, дочери понадеялись друг на друга и урну с пеплом из крематория вовремя никто не получил. А это же Москва, прах затерялся, где-то его прикопали, а где, я не знаю. Так что выходит, могилки у неё нет, и памятника тоже нет.
– Могилки, может, и нет, зато памятник есть, вот он, — показываю рукой на портрет. Давайте условимся, я квартиру вам освящаю, а вы убеждаете мужа, что бы он хотя бы этот портрет убрал, иначе житья у вас с ним не получится.
Потом уже, как-то повстречав по дороге эту женщину, узнал, что дедушка пошёл навстречу её просьбам и отвёз портрет на дачу, но фотографии убирать наотрез отказался. Но вроде как в доме всё успокоилось, и по ночам её уже больше никто не тревожит.
Вообще таких историй очень много. Ещё работая на железной дороге, помню, один товарищ из нашей бригады рассказывал. Мы работали в дневную смену, а они с женой накануне ездили в какой-то московский театр. Понятно, что театр этот был моему товарищу глубоко до лампочки, но супруга его, школьная учительница, оказалась завзятой театралкой, и периодически вытаскивала его куда-нибудь в столицу.
– Когда мы с ней познакомились, это ещё задолго до женитьбы, пришлось мне, конечно, помучиться. Раз в две недели я в театр, как штык. Потом ребёнок родился, мне уже полегче, не до театра ей стало, сам понимаешь. А тут на днях взмолилась, едем да едем, не могу уже, устала всеми днями в четырёх стенах сидеть. Короче, договорились мы с соседкой, хорошая такая женщина, согласилась она нашего Витьку до утра покараулить, а мы с женой, значит, в театр. В кафе потом посидели, а ночевать поехали к родственникам. Утром приезжаем, заходим домой, а там ни Витьки, ни соседки. Мы к ней в квартиру напротив, они там.
– Ох, и натерпелась я у вас страха, ребята, вы уж меня простите, но больше я в вашу квартиру не ходок, и на ночь у вас никогда оставаться не стану. Мы недоумеваем:
— Да что ж это? Что могло такого случиться за время нашего отсутствия?
— А вот глядите, — и совсем меня не стесняясь, распахивает халат и показывает, а у неё на внутренней стороне бедра отпечаток большой мужской ладони. Да такой синий – синий, аж чёрный.
— Только мы с вашим Витькой засыпать стали, — продолжает соседка, — чувствую, словно меня кто-то по спине трогает. Думаю, кто бы это мог быть, кошка что ли? Поворачиваюсь, а сзади никого, я и вокруг огляделась. Ладно, снова собралась ложиться, думаю, наверно, со сна померещилось. А этот невидимый как схватит меня вот здесь за ногу, — снова она показывает свой синячище. Я испугалась и бежать, потом спохватилась, мальчонку-то одного оставила. Вернулась, забрала его и ушла к себе домой. Такой страсти натерпелась, когда за Витькой назад возвращалась. Шла и всё только крестилась, да повторяла: — Господи помилуй! Господи помилуй!
— Наверно это у вас в доме какой-нибудь «Нафаня» завёлся. Советую своему товарищу: — Сходи в церковь, поговори с батюшкой, пусть он вашу квартиру освятит, Нафаня и уйдёт.
Товарищ мой весь день размышлял над моим советом, а в конце смены и говорит:
— Нет, Сань, пожалуй, не стану я батюшку приглашать. Это я его приглашу, он помолится, Нафаня уйдёт, и все соседи узнают, что домовой ушёл. А раз так, то моя завтра снова скажет: — Договорилась я с той же Анной Петровной, она с Витькой побудет, а мы снова поедем в театр. Нет, уж. Пусть все имеют ввиду, у меня в квартире живёт домовой, чужих он терпеть не может, и спуску никому не даёт. Не знаю, уж какой из него выйдет охранник, но от поездок в театр я теперь точно застрахован.
Позабавил меня его рассказ, смеялся я тогда над столь оригинальным способом с помощью «барабашки» защититься от слишком сильного увлечения своей второй половины. Наверняка, никто ещё в мире до такого не додумался, а товарищ из твоей бригады, вот, уже практикует, даже законная гордость берёт.
Тем же вечером возвращаемся электричкой домой, и я рассказываю про то, как «барабашка» напугал Витькину сиделку. Все смеются, одна только Светка-сигналистка молчит. Мы насмеялись, а она укоризненно вздыхает: — Вам смешно, а попробовали бы вы оказаться на место той самой женщины, вот бы я на вас посмотрела. И продолжает:
— Если кто не знает, то моя бабушка живёт – и она назвала самую отдалённую улочку на окраине соседнего с нами городка. Её жители обитают в десятке старых деревянных домах, тянущихся вдоль железнодорожных путей, и расположенных недалеко от болот. Люди селились здесь по принципу самостроя, обычно таким способом возле больших городов и вырастают трущобы.
— Дом моей бабушки стоит к болоту ближе всех остальных. Поначалу мы жили вместе с ней, а потом отцу дали квартиру в самом городе и она осталась одна. Потом, это уже несколько лет спустя, как не заедешь её проведать, а она всё, «мы тут с «Кузьмой», да с «Кузьмой»». «Мы с «Кузьмой» посоветовались, мне «Кузьма» подсказал». Сперва я думала, что бабушка уже заговаривается, но потом решила её расспросить, мол, баб, что за «Кузьма»-то?
– Так это мой домовушка, дочка. Вы переехали, а Кузьма вскорости и появился. Слушала я старушку и жалела её, бедную, тронулась, мол, от одиночества. Но во всём остальном она казалась вполне нормальной.
Кстати, уже когда я был священником, мне пришлось выслушать множество жалоб таких вот старичков. Одна старушечка, помню, разводит руками: — Батюшка, не знаю уже что и делать? Мои-то, дочка с зятем всё подпущають и подпущають мне газу под дверь. Зачем только, не пойму никак. Видать зажилась я, батюшка, комната моя им нужна. Только разве не заслужила я спокойную старость? Всю жизнь для них старалась, что же они меня старую травят? Старушка каждый вечер протыкала ватой щель под дверью, а потом однажды, не разбирая баррикады, додумалась выходить на улицу через окошко, благо, что жили они на первом этаже. И я ей поверил, и тоже всё недоумевал, зачем травить такую благообразную старушку?
А однажды попросила меня такая же бабушка освятить ей квартиру, правда, на третьем этаже.
— Не знаю, что и делать, — чуть не плачет старый человек. Батюшка, это же, почитай, каждый день дверь с балкона распахивается, и входит мужик, бородатый такой, в красной атласной рубахе и шляпе с полями. На ногах сапоги, ну чисто цыган какой. Главное, нагло так заходит. Я здесь же, сижу в комнате, а ему хоть бы что, молча зыркнет и дальше идёт. Пройдёт по квартире, здесь, вот, по коридорчику, входную дверь изнутри открывает, и поминай как звали. И так уже несколько раз, надоел, батюшка, сил никаких нет. Из дома боюсь куда отлучится, ведь обчистит, подлец!
И этой бабушке я верил, и что цыган приходил, и что однажды влетел к ней всё через ту же балконную дверь сокол и напал на бедного кота Ваську. – Вот, смотри сюда, батюшка, всего котика мне покоцал. Действительно, кот имел такой жалкий вид, что невозможно было ей не верить. Мне бы тогда вспомнить Светкину историю про бабушку с Кузей, и про её сомнения, и самому бы усомниться.
Как раз-то история с Кузей получила неожиданное продолжение. Переехала внучка к бабушке на каникулы — пожить в её доме. По ночам на улице было тепло, и спать она предпочитала на веранде. В её распоряжении были две старинные кровати с широкими панцирными сетками, память о некогда большой, дружной семье. В тот вечер лежала она на одной из кроватей и читала книжку. Вдруг видит, по соседней кровати кто-то идёт. Кто, она не видит, зато видно, как прогибается сетка в тех местах, где на неё наступают чьи-то невидимые ноги. Следы от ног переходят на её кровать и уже подходят к ней самой. Девушка, оцепенев от страха, лежала и не могла произнести ни слова, пока не почувствовала, как «идущий» наступил ей сперва на грудь, а потом и прямо на лицо. Только тогда она очнулась и заорала, да так, что бабушка мигом выскочила на веранду, закричав уже в свою очередь. – Кузьма, охальник, кыш отсюда! Не пугай мне девку, это же моя любимая внучка!
Действительно, вняв бабушкиной просьбе, Кузьма нашей Светке больше не докучал, и даже однажды ей показался. – Как выглядит? Ну, как? Дедок, маленький такой, ростом — метр с кепкой, и в тулупе.
Порой рассказывают про разные там «нехорошие» квартиры, где творятся дела странные и часто необъяснимые. Сам я с полтергейстом никогда не сталкивался, хотя однажды, будучи в гостях у одного знакомого батюшки, был свидетелем такого разговора. Приходит в церковь женщина, и рассказывает. Она москвичка, купила себе в их маленьком городке в качестве дачи однокомнатную квартиру в старой кирпичной пятиэтажке. Недалеко от её дома течёт река, здесь же мостик, а за ним вообще благодать: лес, грибы-ягоды.
Вот и соблазнился человек окружающим ландшафтом, тем более, что и квартира со всеми удобствами, и продавалась, как было указано в объявлении, срочно, потому просили за неё недорого. А как купила, перевезла мебель, вещички там разные, так и стала обращать внимание на кое-какие странности: то стул сам по себе в кухне задвигается, да ещё и с шумом на всю квартиру, то свет включается и выключается самостоятельно. Ну, это ладно, это и потерпеть можно, только теперь у неё уже тарелки по квартире летают и даже порой о стенку бьются. Пришла и просит батюшку освятить ей нехорошую квартиру, тот спокойно, без лишних расспросов записал её адрес и пообещал придти помолиться. Как уж там после освящения летали снова тарелки или нет, не знаю, по горячим следам почему-то не поинтересовался, а потом и вовсе о ней забыл.
Зато могу рассказать, как освящал я в одной деревне старинный дом. Лет ему, наверное, полтораста, но ещё крепкий — из больших толстых брёвен. Все хозяйственные постройки, что примыкают к дому, взяты под одну с ним крышу, и туалет тоже. Так что, выходя на улицу, особенно если уже темно, для того, чтобы сходить в тот же туалет, сперва нужно включать на крыльце общий свет, а потом уже и в самом туалете. Кстати, такой тип постройки я у нас больше ни у кого и не встречал.
Все проблемы в этом доме начались после того, как стала в нём молиться одна молодая женщина. В доме жила семья из трёх поколений, и все её члены мирно сосуществовали друг с другом. Причём до такой степени дружно, что когда в этот тесный мирок попытался войти человек со стороны, то кому-то это очень не понравилось, и он возмутился до самой глубины своей непонятной нам души. А внешне это выглядело следующим образом.
Просто пришло время, и самая младшая из всей семьи вышла замуж. Её молодой человек, бывший десантник, успевший повоевать на Кавказе, большой сильный парень ростом под два метра, после окончания срочной службы работал где-то в охранном бизнесе. В тот день он приехал из Москвы знакомиться с родителями жены и остался у них ночевать.
Ночью парень встаёт и сонный на ощупь идёт в туалет. Выйдя из дома, включает общий свет на крыльце, и, сориентировавшись, на автопилоте направляется в туалет. Прежде, чем в него войти, точно так же, поискав рукой включатель, щёлкает тумблером и закрывает за собой дверь. Только он наладился сделать то, ради чего пришёл, как кто-то снаружи выключает ему свет. Кто бы это мог сделать? Если логически подумать, то, понятно, что ни дедушка, ни родители выключать любимому зятю свет в туалете, ещё и в первую ночь знакомства, не станут. Значит, это сделала жена, которая тихонько пошла вслед за молодым человеком, чтобы помочь тому сориентироваться в незнакомом месте.
– Любимая! Не озоруй, включи свет! – пытается убедить он супругу. В ответ тишина. Пришлось ему одеваться, открывать дверь, и в раздражении снова включать свет. Огляделся, вокруг никого. Странно, думает он, — зачем она прячется, и вообще, что это за дурацкие шутки? Закрывает дверь, возвращается на исходную позицию, и свет гаснет по новой. – Нет, это уже переходит всякие границы, — кипятится московский гость. – Всему должен быть предел! Прекрати безобразничать!
Включив электричество в очередной раз, злой, и лишённый последних остатков сна, мужчина совершает третью попытку справить естественную нужду, свет в очередной раз гаснет, а включить он его уже не может. Почему-то исчезает контакт, и мало того, свет гаснет и на крыльце, потому весь двор погружается в непроглядную темноту.
И только сейчас отважный вояка понял, что с ним не шутят, и, конечно же, это не проделки его молодой жены. Ему становится непривычно страшно, и, несмотря на тёплую летнюю ночь, по его коже пробегает неприятный озноб. Выставив руки вперёд и натыкаясь на множество незнакомых предметов, бедолага по памяти направился к входной двери. Чтобы войти в дом, ему нужно было предварительно подняться вверх на три ступеньки. Представьте себе человека, согнувшегося пополам, в кромешной тьме руками нащупывающего перед собою путь.
И в этот момент он вдруг почувствовал, как чья-то невидимая рука сзади заботливо подталкивает его под одно место и направляет к двери. – Вот ты и попался, негодяй, — подумал бывший спецназовец, и, применив отработанный приём, нанёс сокрушительный удар по невидимому противнику. Но его кулак, как и следовало было ожидать, проваливается в темную пустоту. Понимая, что дело здесь явно нечистое, мужчина поспешил снова направиться к двери. И только он, было, вновь согнулся поискать ступеньки, как в то же мгновение невидимый, но всёвидящий в темноте противник, так врезал действующему охраннику всё по тому же месту, за которое только что заботливо подталкивал последнего к входной двери, что напуганный гость, не снимая штанов, сделал-таки то, ради чего вставал ночью.
Таким несчастным и посрамлённым он и предстал перед молодой женой. И едва дождавшись рассвета, ушёл на электричку, чтобы никогда больше в этом доме не появиться. Правда, в те дни его молодая жена ещё не молилась.
С того неприветливого приёма и началась история «нехорошего» дома. Когда-то, уже, будучи совсем ветхим, он достался их дедушке. Я не застал его в живых, но, как мне о нём рассказывали, был он человеком необыкновенно настойчивым и трудолюбивым. Вернувшись с войны, вчерашний солдат за бесценок приобрёл ветхое строение. Благодаря его усилиям бывшая развалюха превратилась в добротный пятистенок, который оставаясь в хороших руках, простоит ещё не один десяток лет. Понятно, что тот, кто так негостеприимно отнёсся к новому члену семьи, не мог не симпатизировать домовитому старику. А когда пришло время, и хозяин стал совсем уже немощным, даже жалел его. Перед самой дедушкиной кончиной он гладил ветерана по голове, и тот рассказывал, что будто слышал, как кто-то сочувственно вздыхал у него над ухом.
После кончины старика его внучка, уже со своей маленькой дочкой, приехали погостить на лето в деревенский дом. Молодая женщина к тому времени уже стала прихожанкой одного из московских храмов. Вернувшись домой, она единственная из всей семьи читала Псалтирь по усопшему. Вот во время молитвы всё это и началось. Молится человек перед иконами, а иконы висят в углу, где раньше стоял дедов диван. В соседней комнате через стенку, примыкая к тому же углу, у родителей располагается холодильник. Женщина, которая и молиться-то начала совсем недавно, открывает книгу, накладывает на себя крестное знамение, и видит, как на её глазах одновременно вспыхивают все иконы. И это белым днём. Вдруг крик из соседней комнаты: — Ой! Горим! Вбегает в комнату, а там пылает электрошнур от холодильника.
К тому дню, когда я пришёл освящать «нехороший» дом, пожары в нём уже больше не случались, зато во время молитвы дедушкина внучка стала слышать сильные удары в подоконник и цокот копыт сверху по потолку, словно на чердаке поселилась стадо коз или овец. А ещё маленькая девочка двух с половиной лет часто днём вдруг ни с того, ни с сего могла своим маленьким пальчиком указать в пространство дома, и, улыбаясь, произнести: — Деда.
Освящая дом, я прошёл по всем комнатам, потом вышел и окропил двор и огород. Подумалось: — Неплохо было бы покропить и на чердаке, — но, оценив высоту приставной лестницы, и представив себе, как полезу по ней на чердак в подряснике, епитрахили, да ещё и с кадилом в руке, решил воздержаться.
В ночь по освящению молодой женщине и её маме приснился один и тот же сон. Они видели покойного дедушку, который вместе с каким-то маленьким неказистым старикашкой ходят вокруг дома, а попасть в него никак не могут. – Что вы наделали?! – сердится дедушка, — почему меня прогнали? Это мой дом! Правда, это был последний раз, когда он дал о себе знать, вскоре дедушка пропал насовсем, и маленькая девочка его больше не видела. Зато овцы с козами продолжали нагло разгуливать по потолку и пугать членов семьи.
Снова мне пришлось возвращаться в «нехороший» дом, и, подвязав к поясу подрясник с епитрахилью, лезть по приставной лестнице на высоченный чердак. Добравшись до смотрового окошка и заглянув в пространство чердака, я ожидал увидеть всё, что угодно, хоть коз, хоть овец. Но кроме густого слоя опилок на чердаке, разумеется, не было ничего. Окропив пространство под крышей, в опилках и паутине мне повезло невредимым спуститься на твёрдую землю.
Иногда подумаешь про себя, другие мужики делом занимаются, машинами там управляют, паровозы водят, а я по грязным чердакам кадилом овец гоняю, а с другой стороны, и тот же машинист, как и водитель автобуса, возвращаются домой после тяжёлого трудового дня. Уставшие, они ложатся спать, чтобы утром снова вставать и идти делать своё нелёгкое дело, и никакие там козы, а тем более овцы, не имеют никакого права бегать у них по головам. Вот ради того, чтобы дать им спокойно поспать, я подвязываю к поясу полы подрясника, и, удерживая в одной руке кадило со святой водой, а другой хватаясь за перекладины, упорно взбираюсь по лестнице вверх.
В издательстве «Никея» вышла первая книга священника Александра Дьяченко «Плачущий Ангел».
Читайте также:
