У нас вообще-то очень разумная мама, но иногда ей приходят в голову идеи, генезис которых трудно объяснить без употребления слов «вожжа» и «хвост». На этот раз мама почему-то решила, что Вере и Наде обязательно надо идти в детский сад, несмотря на наличие прекрасной няни. И еще мама решила, что диспансеризацию для садика надо пройти почему-то в районной поликлинике, несмотря на то, что у нас полно дружественных врачей.
К предстоящей диспансеризации погодки отнеслись с энтузиазмом. Много расспрашивали про врачей разных специальностей. Оделись в стетоскопы. Светили друг другу в рот фонариками. Меряли друг другу температуру.
Потом мама попросила Веру пописать в баночку.
— Это глупо писать в баночку, — заявила Вера категорично. – Я никогда не буду писать в баночку, ни-ког-да!
А Надя, чтобы не заставили писать в баночку посредством какого-нибудь вероломства, побежала скорей и пописала в горшок.
И целую неделю еще мама уговаривала девочек дать мочу на анализ.
Потом пришел черед анализа крови. Несмотря на то, что подняты были рано и не покормлены, Вера и Надя пошли в поликлинику охотно. Весело разделись в гардеробе, с шутками и прибаутками надели бахилы, вприпрыжку дошли до соответствующего кабинета, зашли внутрь. И первой пальчик укололи Наде.
Она, конечно, плакала, но не очень сильно. Но как только по стеклянной трубочке стала подниматься из Надиного пальца кровь, Вера заорала:
— Кро-о-о-овь! – бросилась к двери, принялась ломиться наружу и голосить, — кро-о-о-овь!
— Кро-о-о-овь! – подхватила Надя дурным голосом.
Так что пришлось их обеих держать и скручивать в бараний рог, а они вырывались, как, наверное, змеи вырывались, когда их душил Геракл.
После анализа крови девочки охотно проследовали к тому кабинету, где делали реакцию манту. Они были в чудесном расположении духа, им нравилось слово «манту» и им казалась прекрасной та перспектива, что на руке вздуется пуговка.
Однако ж как только пуговка вздулась, Вера заорала:
— А-а-а-а!
И Надя заорала:
— А-а-а-а!
И обе выломились из кабинета в коридор. И там продолжали орать так что из всех кабинетов вышли все врачи, полагая, что наступило светопреставление и работать больше не нужно. А мальчику, который ждал манту после Веры, Вера крикнула:
— Это очень, очень, очень больно! А-а-а-а!
И мальчик тоже заорал:
— А-а-а-а!
Дальше уж про врачей у Веры и Нади никаких иллюзий не было. Надя вообще не вошла больше ни в один кабинет. Веру уговорили войти, но и только. В кабинете отоларинголога Вера сжала зубы и закрыла руками рот. В кабинете окулиста решительно зажмурила глаза и не опознала никаких картинок, так что доктор посчитала немой нашу девочку, не затыкающуюся ни на минуту. В кабинете невропатолога Вера ловко уворачивалась от молоточка. В кабинете кардиолога отказалась снимать майку и ударила доктора ногой.
Одним словом, диспансеризация прошла успешно. Перепуганные врачи, лишь бы только эти погодки никогда больше не приходили к ним и не орали в коридорах, покладисто писали в карте, что обе девочки, дескать, годны к какому угодно спецназу самого экстремального в мире детского садика.
А дома вечером наши ангелочки несколько часов подряд тихонько играли в докторов. Надя была «хилулгом», Вера – «нелопотологом». Они постукивали друг по другу молоточками, исследовали друг другу глазное дно, заглядывали друг другу в горло, снимали друг другу электрокардиограмму.
По итогам диспансеризации было очевидно, что обе теперь самым тонким, самым нежным и самым гуманистическим делом на земле безусловно считают медицину.
Фото Ольги Лавренковой
