Мы нашли собаку мертвой у заднего крылечка на даче. Собака была старенькая, четырнадцать лет. Последний год еле таскала лапы, и ветеринары ставили ей тяжелую сердечную недостаточность. Вероятно, и умерла от сердечной недостаточности.
Каждый раз, приезжая на дачу, я боялся найти собаку мертвой. Каждый раз первым делом искал ее по всему саду – она давно уже не прибегала никого встречать, была совершенно глухой.
И вот однажды мы нашли ее мертвой у заднего крылечка. Веры и Нади в тот день на даче не было. Девочки не видели, как собаку заворачивали в простыню и хоронили у забора. Но, приехав, должны же были девочки заметить, что собаки больше нет.
Собака в последние месяцы, хоть и еле волокла лапы, считала, однако, своим долгом обязательно ходить с детьми на прогулки и охранять их по мере сил. В дальних прогулках на пруд собака очень уставала, ложилась и отдыхала, пока Вера и Надя колошматили палками по только что вставшему льду.
Однажды на детской площадке собаке сделалось плохо с сердцем. Собака упала, изо рта у нее пошла пена. Девочки были рядом, пока собаке не полегчало, гладили по голове, жалели. А потом, придя домой, наперебой и раз по тридцать рассказывали, как собаке стало плохо, и как у нее пошла пена изо рта. И как она упала, полежала, а потом встала и пошла.
– Хася упала! – причитала Надя со всегдашней своей жалостностью.
– Упала и прям пена пошла у нее изо рта! – размахивала руками Вера со всегдашним своим энтузиазмом.
Не могли же они теперь не заметить, что собаки больше нет.
Но они не заметили. Совсем не заметили исчезновения собаки, которая каждый их приезд на дачу не отходила от них ни на шаг.
Первые после смерти собаки выходные прошли без единого о ней упоминания. Мы готовились объяснить как-то погодкам про смерть, но объяснять ничего не пришлось.
И только две недели спустя Надя вдруг спросила:
– А почему Хася больше не ходит с нами гулять?
– Да! – подхватила Вера. – Почему Хася не ходит с нами гулять?
Они не спросили, где собака. Они не спросили, что с собакой. Они не спросили, существует ли вообще собака. Они спросили, почему собака не ходит с ними гулять.
Я не знаю, отчего это так. Может быть, от того, что дети воспринимают собак не живыми существами, а функциями – гулять, лаять, бегать за палкой. Или, возможно, детям легче задать вопрос, начинающийся со слова «почему?», нежели вопрос, начинающийся со слова «где?» или со слов «существует ли?»
В своих объяснениях мы избегали слова «смерть». Мы сказали что собаки больше нет.
– Почему нет? – уточнила Вера. – Она ушла?
– Ну, в некотором смысле ушла. Но только, знаете, ушла из этого мира в другой. Совсем ушла. Навсегда.
– А-а-а! – сказала Надя. – Ушла!
– Это хорошо, что она ушла, – подхватила Вера. – Ей было трудно с нами гулять. Помнишь, как она упала и изо рта у нее пошла пена?
– Она болела, – продолжала Надя. – Ей было больно.
– Да, – Вера опять принялась размахивать руками и говорить очень громко. – Она болела, ей было больно с нами гулять. Хорошо, что она ушла из этого мира в другой.
Я слушал их и думал, что нечего мне объяснить им про смерть. Что про смерть они понимают значительно лучше меня.
И Надя сказала:
– Там в другом мире она больше не болеет? Ей не больно?
И я подумал, что мои погодки боятся правильно. Куда правильнее меня. Не смерти боятся, а боли. И сказал:
– Нет, там в другом мире собаке больше не больно.
Фото: Ольга Лавренкова
