Начало поста совпало с острым общественно-политическим кризисом, а лучше сказать, массовым психозом. О политике на сей раз не буду, скажу о людях, безотносительно к их политической позиции… Сразу выплеснулось наружу знакомое, нутряное: мы несчастны и бессильны, нас постоянно обижают и готовятся убивать злобные темные силы, с которыми мы сами не можем справиться, надежда только на кого-то могучего, но ведь и он вряд ли нам поможет. Остается только кричать или безвольно замирать от ужаса.
Еще раз подчеркну, что сие было видно во всех политических лагерях. И это немудрено — это «родовая травма» нашего общества, опыт революций, репрессий и войн двадцатого века, в котором человек слишком часто становился расходным материалом. А те, кто не соглашались, кто пытался рационально оценивать обстановку и действовать, чтобы ее изменить, тех выбивали первыми. Вот такой противоестественный отбор.
Причем же здесь пост? Да в том-то и дело, что отношение к нему и вообще к духовной жизни зачастую исходит примерно из тех же установок. Я — ничтожное, никчемное существо, игрушка в руках темных сил, вырвать меня из их рук может разве что ангел с небеси или всесильный старец, но ведь и такого нет, и скорее всего, не будет. Остается только паниковать или впадать в ступор. Разве не отсюда все эти ужасы про ИНН, про всесильных бесов или жидомасонов, не отсюда ли невротическая, искаженная религиозность, которая скорее ломает, чем исцеляет человека? И в пост, как водится, всё это обостряется.
Но надо же, в конце концов, прислушаться и к тому, что говорит о посте церковь, к чему она приглашает нас в эти дни. Канон святого Андрея Критского… В нем нет почти ничего из того, что привычно связываем мы с постной религиозностью. Нет бесконечного смакования мелочных грехов, нет подробных кулинарных правил, нет ни духоносных старцев, ни страшных жидомасонов.
А что же в нем есть? Диалог верующего с собственной грешной душой, откровенный разговор, который ведется перед Богом и над страницами Писания. И эта душа — не бессильный уродец, не игрушка злых сил. История ее грехопадения и восстания, к которому она призвана, равновелика всему Священному Писанию — по крайней мере, для меня, ведь это моя душа, и другой у меня не будет.
Не о том ли говорит и плач Адама, который вводит нас в пост на вечерне с чином прощения? Он — не о том, что нестрого я постился и мало молился, что с кем-то ругался, и вообще все как-то не задалось, вот пусть оно потихонечку наладится. Он — про потерю рая, и про то, как его снова обрести. Про то, что утрата моя ослепительна и огромна, она больше всего этого мира, а на меньшее я не согласен.
А главное, что покаянный канон, обращенный к моей душе, не перекладывает ответственности на кого-то другого, а призывает действовать ее саму. Есть только Бог и она, всё остальное — лишь обстоятельства их отношений. Обстоятельства, но не содержание. Да, были соблазны, но они — непременная часть пейзажа, не о них речь.
Впрочем, мы не отшельники и живем в обществе. Значит ли это, что в пост надо закрываться от всего внешнего, сводя общение с другими к неизбежному минимуму? Хорошо, если у кого-то получается, но все же это исключение. Пост становится нередко временем какого-то особенного напряжения в отношениях между христианами: кто тут прав, кто неправ…
Об этом накануне поста говорят слова апостольского чтения на литургии: «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях. Ибо иной уверен, что можно есть все, а немощный ест овощи. Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его. Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стои́т он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его» (Римлянам 14:1–4).
Обычно их понимают как указание «смотреть только в свою тарелку»: дескать, мера поста у всех разная, и не нужно сравнивать себя с другими. Это совершенно верная мысль, но не о том писал апостол Павел. Он говорил вообще не о посте, а о споре, раздиравшем христианскую общину. В те языческие времена на рынке продавалось мясо, оставшееся от языческих жертвоприношений, и ни один покупатель не мог быть уверен, что купленный им окорок не был перед этим посвящен Зевсу или Афродите — это уж не говоря о том, что иудейские правила о кошерной пище точно не соблюдались рыночными мясниками. Что же были делать? Одни решили отказаться от употребления мяса, чтобы случайно не оскверниться, другие спокойно ходили на рынок и ни о чем дурном не думали.
Чтобы было понятнее, приведу пример из современности. Допустим, продается импортный продукт со штрих-кодом, произведен он какими-нибудь ужасными жидомасонами, да и купить его можно только указав свой ИНН. Ужас, кошмар для одних православных, купить такое, да еще и съесть — значит продаться антихристу. Особенно когда в пост. А другие православные говорят: да ничего страшного, всё от Бога, возблагодарим Его — и за трапезу.
И Павел говорит тем и другим: решайте каждый за себя, но не навязывайте другим своего решения. Нет в церкви ни мракобесов, ни обновленцев, а есть только христиане, каждый из которых стоит перед своим Господом, и даже если кто-то пал, то восставит его Господь.
Если канон святого Андрея призывает нас восстановить собственное достоинство, это апостольское чтение призывает уважать чужое. Да, в том и в другом случае речь идет о падении, может быть, очень серьезном падении, это уважение не похоже на блеклую «политкорректность», готовую всё уравнять со всем и принять за норму что угодно. Норма здесь предельно высока, наше несоответствие ей очевидно — но очевидно и то достоинство, к которому мы призваны, которое мы должны заведомо уважать в других, даже если принципиально не согласны с ними.
Вот этого уважения к себе и другим нам катастрофически не хватает, особенно после советских десятилетий, которые вдруг так ярко стали оживать в последние дни, и не только в памяти, но и в окружающей реальности.
Очень часто нам не хватает уважения к человеческому достоинству и в церковной жизни. Думаю, именно здесь корень многих наших проблем, нашей неуверенности и той агрессивности, за которой неуверенность прячется.
И если вспомнить про общественно-политическую жизнь, сдается мне, именно это неумение уважать себя и других заставляет постсоветские страны шарахаться от диктатуры к хаосу и обратно в мучительных поисках своего пути. Можно менять флаги и гимны, принимать новые законы и перевыбирать правителей, но совсем не в этой плоскости лежит решение базовой проблемы, и Великим постом это становится особенно ясно.
