Рано или поздно любому автору хочется написать сказку. Или притчу. Или, как некоторые считают, басню. Так, чтобы вроде бы и про современность, но и про то, что происходит всегда и нигде конкретно. «Правило муравчика» для меня – именно такая книжка. В ней действуют коты, собаки и бог. Какой бог, почему с маленькой буквы – становится понятно из первых глав, которые я с удовольствием представляю читателям «Правмира».
Наверняка найдутся те, кто захочет поискать за всеми героями конкретных прототипов и оскорбиться чувствами; что же, ищущий обиды – всегда ее найдет. Чувствовать себя обиженным так сладко… А тем, кто просто прочтет, без задних мыслей, надеюсь, будет интересно. И еще надеюсь, что – на разных уровнях и обращая внимание на разное, книгу смогут читать и взрослые, и умные подростки.
Полностью она выйдет в сентябрьском номере журнала «Знамя», а отдельным изданием с иллюстрациями, надеюсь, к ноябрьской ярмарке Non-fiction.
Александр Архангельский
Правило муравчика
Сказка про бога, котов и собак
Посвящается Иван Иванычу
Первая глава. Священное предание котов
Синее море, желтый песок и высокие черные горы. Вдоль берега стоят огромные корзины с обгрызенными ручками; в корзинах на подстилках дремлют кошки и коты. От чего они устали, спрашивать не надо. Просто устали – и все. Прилегли на заслуженный отдых.
Спальный район разделен на две части, крупной галькой обозначена граница. По одну сторону находится Пепси-Котор, по другую – Кока-Котор. Над ними нависла скала; здесь на маленьком плато расположился горный Мурчалой. Каждый март суровые коты из Мурчалоя спускаются в долину и захватывают в жены юных кошек. Такая у них традиция. Кошки на них не в обиде: нормальной кошке без семьи неинтересно.
Внешне Которы и Мурчалой неотличимы. Но веруют их жители по-разному. Пепси-Котор населяют котославные, в Кока-Которе живут котолики, а мурчалойцы – убежденные котометане. Объяснить, в чем разница, довольно трудно. В главном все между собой согласны: что когда-то Рай располагался здесь, на побережье. Снаружи он напоминал гигантскую корзину, но только с соломенной крышей. В Раю жил бог. У бога были огромные ноги в желтых ботинках, а лицо его сияло в вышине. Бог часто сидел за столом и пальцами стучал по клавишам; перед ним стоял экран, по которому, как муравьи, бежали буквы. Кошки прыгали на стол и ложились животом на клавиши; бог брал охальника за шкирку и неласково спускал его с небес.
Главное Святилище именовалось Кухня, в центре ее был Алтарь. Бог вынимал из Алтаря еду – кастрюлю с гречневой кашей и прокрученным куриным фаршем, раскладывал по мискам, и запасы еды не кончались. А сам он ел нечасто. Два или три раза в день. Хотя мог есть всегда, без остановки. На то он и бог, чтобы творить чудеса.
У бога имелась богиня и маленькие злые божики, которые носились с воплями по Раю, дергали животных за хвосты и обидно дули им в носы. Божиков не пугало шипение, а за выпущенные когти бог с богиней били мокрым веником. Но самая страшная казнь полагалась котам-богоборцам, которые жрали цветы и метили райские кущи: этих поливали из большого желтого пульверизатора. Струя была холодная и сильная; преступник думал, что это Всемирный Потоп, и в ужасе скрывался под диваном.
Зато богиня пахла тестом. У нее была мягкая грудь, на которой приятно лежать и мурлыкать, и круглые надежные колени. Она склонялась со своей небесной высоты, гладила котов и вовремя меняла наполнитель в туалете. У нее был только один недостаток. Непонятная, таинственная страсть влекла ее к собакам, которых бог не обижал, но и не жаловал. От собак отвратительно пахло и они очень быстро сжирали еду. Очень. Не успеешь к миске первым – всё. Не оставят ни крошки. А еще они готовы были унижаться, лизали богине то ноги, то руки, в общем, зря богиня их любила.
А вот у бога недостатков не было.
Ненадолго отрываясь от экрана, он отодвигал клавиатуру, возносил котов к себе на грудь и внушительно с ними беседовал. Тогдашние коты владели языком богов; от тех доисторических времен сохранились лишь отдельные словечки. Такие, например, как «пепси», «кока», «мур» и «кис». Это потому, что божики, приплясывая возле Алтаря, с утра до вечера кричали «Пепси!», «Кока!». Бог со строгим умилением ворчал: «Ишь, негодяй, мурррчит!». А богиня, доставая легендарную кастрюлю, громко призывала: кис-кис-кис-кис. Это было как благословение, как заклинание.
Нередко богиня садилась в большую машину, включала защитную вонь, чтобы никто не мог найти ее по запаху, и уезжала в горы; когда она возвращалась, бог и божики мчались к машине, вынимали из багажника шуршащие пакеты и тащили их в Святилище. Вынимая из пакетов баночки, кульки, контейнеры с продуктами, они произносили, как пароль: куринария. Бог, завершив свою работу, готовил вкусный ужин, и богиня восхищалась им: ты у меня великий куринар! С тех пор коты (хранившие легенды о божественном курином мясе), стали называть куринарией место возле миски. Остальные слова сохранились обрывками, они мелькали в памяти, как мошки, и не имели никакого смысла.
В Рай часто приезжали гости. Некоторых – избранных! – бог приглашал в Святилище, усаживал за круглый стол, уставленный едой и разными бутылками. Других в Святилище не допускал и принимал у себя в кабинете. Придирчивая богиня называла их жирналистами. Жирналисты вынимали из багажников искусственные солнца, зажигали их от электрической розетки и направляли яркие лучи на бога, и он им долго что-то объяснял. Через день или два после этого богиня собирала божиков в гостиной и сажала их перед огромным пылевизором. В пылевизоре показывали бога; божики смеялись, хлопали в ладоши и кричали: «папа! папа!». Коты пытались заглянуть с обратной стороны, но там торчали провода и было жарко.
И всходило солнце. И сгущалась ночь. Наполнялись миски и пустели. Нарождались новые котята. Вспыхивали драки, восстанавливался зыбкий мир. И казалось, так будет всегда.
Но тут произошли ужасные события.
В кошачьих мифах и легендах сохранились темные воспоминания о том, как бог с богиней погрустнели; гости стали приезжать все реже, а жирналисты вообще исчезли. Пылевизор почти никогда не включали, потому что в нем все время говорил недобрый человек с красивыми зелеными погонами; на груди у него блестели желтые медали – точь-в-точь как у злобных собак. Нехороший человек размахивал руками и кричал, а другие люди почему-то хлопали в ладоши. Глядя на это, богиня рыдала. И бог тогда сердился на нее.
Однажды ранним утром вдалеке раздался грохот – со стороны асфальтовой дороги, по которой боги ездили в куринарию. Коты решили, что вернулись жирналисты, но ошиблись. Рай окружили машины с перепончатыми странными цепями, намотанными на колеса. Из машин выпрыгивали незнакомцы в пахучей пятнистой одежде и с круглыми фуражками на бритых головах.
Незнакомцев было много, человек пятнадцать; за спинами у них висели ружья. Но не длинные охотничьи, с красивым лакированным прикладом, как у бога, а короткие, с какой-то черной штукой, которая торчала прямо из ствола. Незнакомцы продвигались странно, приседая на корточки. Сделают короткий шаг, полуприсядут, обведут вокруг себя ружьем, шагнут опять.
От ужаса кошачье воинство попрыгало из окон, а собаки попытались оказать сопротивление, но зря. Бога, богиню и божиков погрузили в грязные машины. Колонна выпустила вонь из-под хвостов и устремилась по асфальтовой дороге. В Раю никого не осталось; на входную дверь повесили большой замок. Собаки вскоре пропали, а коты остались жить на побережье. Одни, без богини и бога. Никто не наполняет им куринарию, никто не берет на колени, все приходится делать самим…
Сколько лет прошло с тех пор – никто не знает. Рай зарос вьюном и диким виноградом. На его месте образовался мрачный холм, которого коты боятся и обходят стороной. С соседнего склона к вершине холма тянутся электрические провода. Глупый вьюн пытался оплести их, закрутиться змейкой, но сил у него не хватило, и он усох.
В этом все религиозные учения сходились. А дальше начинались разногласия.
Котолики не верили в пульверизатор. И утверждали, что великий бог, прекрасная богиня и даже невоздержанные божики не могли использовать такое негуманное орудие. А котославные считали ересью учение котоликов о том, что бог один – у кошек и собак. Это нелепо, абсурд! Но дальше всех пошли котометане. Они соглашались, что бог – это бог, ничего не попишешь. Но в богиню с божиками верить не желали. С их точки зрения, то были ангелы, которых бог призвал себе на помощь.
Толкованием вероучений занимались святые котцы. Котославных возглавлял Котриарх – черный, необъятный, молчаливый. Котоликов – веселый полосатый кот по прозвищу Папаша. А котометан – обильный телом белый перс, получивший звание Верховного Жреца.
Кошачьи города между собой не воевали, но и не особенно дружили. Единственное, что пепси-которцы и кока-которцы решили делать вместе, это собирать запасы на зиму. Когда на побережье льют дожди и с моря дует мерзкий ветер, наступает голодное время. Рыба уходит от берега, мыши прячутся в норки, даже лисы охотятся реже, и не оставляют на горных дорогах объедки. В заброшенной каменоломне прибрежные коты устроили совместный провиантский склад, и к нему приставили охрану. Потому что мурчалойцы следовали принципу халявности: сами не ловили рыбу и мышей, брезговали лисьими объедками, а промышляли дерзкими набегами.
И снова, как когда-то, жизнь подчинилась заведенному порядку. Всходило солнце, заходило солнце, завершалась зима, наступала весна. Старики тихонько умирали, взрослые коты старели, бойкая порывистая молодежь норовила что-нибудь исправить в этом мире, но не успевала, потому что все рано женились, обрастали многочисленным потомством и уже не думали о переменах.
Вторая глава. Мурдыхай и Мурчавес
День обещал быть жарким, даже знойным. В последние годы климат испортился: зимы стали холоднее, лето жарче, уже в июне желтели сосновые иглы, осыпался пересохший лавр и затвердевали пальмовые ветви. Но сейчас был май, только что окончились апрельские дожди, и все соскучились по разогретому песочку. Старик Мурдыхай перетащил подстилку ближе к выходу и подставил солнцу тощие бока – рыжие, с едва заметной сединой.
Мурдыхай был кот своеобразный. Он не признавал границ и поэтому всю жизнь провел в отдельном гроте, на отшибе, выше Которов и ниже Мурчалоя. Спал на подстилке, питался исключительно жуками, и с утра до ночи диктовал своей помощнице премурдые послания, в которых размышлял о вере и неверии, о тайнах кошачьей души и о смысле жизни. Прочие коты его посланий не читали, слишком сложно, но в целом уважали мудреца. Важный кот! Ума палата! Великая чуйка! Огненный хвост от земли и до неба!
Подтянув подстилку к солнышку и зажмурив желтые подслеповатые глаза, Мурдыхай неторопливо диктовал помощнице:
— Пиши, Кришнамурка, пиши! Успеваешь? «Помни, о кот!». Восклицательный знак. «Правило четыре тысячи сто тридцать третье». Точка. «Покидая дом, где тебе отказали в еде, отряси на пороге лапы твои». Точка. Или нет, восклицательный знак. Записала? «Ибо осудится злоба и бог покарает неверных». Тааак. Продолжаем. «Правило четыре тысячи сто тридцать четвертое. «Не смешивай мясное и молочное. Переходя от мясного к молочному – меняй протез».
Помощницу, серую скромную кошечку, на самом деле звали Муркой, но Мурдыхай присвоил ей новое тайное имя, строго запретив кому бы то ни было рассказывать об этом. Даже папе с мамой. А книга, которую он диктовал, называлась «Кошрут. Наставление о правилах кошачьей жизни».
— Секунду, Учитель! – испуганно произнесла застенчивая Кришнамурка.
— Я слишком быстро говорю? – Мурдыхай открыл глаза.
— Нет, Учитель. Ты говоришь хорошо, в самый раз. Но у меня возник вопрос. Могу я задать его?
— Задавай.
— Что делать, если зубы у тебя здоровые?
— А такое бывает? Я уже и забыл…
Мурдыхай опять прикрыл глаза, задумался. Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Кришнамурка решилась его потревожить:
— Учитель?
— А? что? – встрепенулся он. – Извини, я уснул.
Кришнамурка вздохнула. Учитель заметно состарился, его теперь всегда клонило в сон, он путал слова и гораздо лучше помнил то, что было десять лет назад, чем то, что случилось вчера. Что же будет с Кришнамуркой, когда Учителя не станет? Что будет с ними со всеми? А ведь это, может быть, случится очень скоро, даже страшно подумать…
Вдруг большая тень закрыла солнце. Мурдыхай поднял голову. Кто-то стоял на пороге, но против света было невозможно разглядеть, кто именно.
— Ты кто? – спросил Учитель, щурясь.
— Я – Мурчавес.
— Откуда ты?
— Из Мурчалоя.
— Что ты хочешь, Мурчавес?
— Мне нужен совет.
— Говори.
Мурчавес выступил вперед, и солнце вернулось на место. Низкорослый, дымчатый, холеный и красивый, хотя и преждевременно разъевшийся, он смотрел на собеседника нахально, не мигая.
— Учитель. Я решил объединить котов.
— Что же, это мудрое решение.
— Но мне нужна твоя поддержка. Типа ты тут самый старый и тебя все уважают. Ну как, одобришь мой пррроект?
— Конечно, одобрю! Я рад, – торжественно ответил Мурдыхай. – Да не разделяют ложные преграды нас, котов, любимцев бога! Да будем мы всегда едины! Да…
— Кхм, – перебил его Мурчавес. – Прости, а нельзя ли попроще? Я теряю нить.
Кришнамурка возмутилась: как смеет этот хам перебивать ее Учителя? И все же она промолчала; Учитель не велел ей много разговаривать.
А Мурдыхай совсем не удивился. Он обдумал предложение Мурчавеса и счел его вполне разумным.
— Хорошо. Но я спрошу тебя: как именно ты хочешь действовать? Кошки существа свободолюбивые. И по приказу делать ничего не станут.
Мурчавес грозно замахал хвостом и стукнул лапой. Поднялась сухая пыль. Мурчавес чихнул и продолжил:
— Заставлю.
— Силой можно покорить, но силой не заставишь думать по-другому. Ты должен действовать иначе!
— Как?
— Подари котам мечту!
— Не понял. Какую такую мечту? О чем?
— О другой жизни. Правильной, счастливой. О такой жизни, в которой нет места зависти, обману, воровству. Бог увидит с неба и подумает: а, пожалуй, надо будет к ним вернуться! Вот какую жизнь ты должен обещать котам.
Мурчавес усмехнулся. (Говорят, что кошки не смеются; это правда. Но зато они умеют усмехаться: губы у них растягиваются, усы топорщатся, выражение морды становится ехидное. Когда кот усмехается, жди какой-нибудь пакости.)
— Хорошо, последую твоему совету.
И Мурчавес сделал шаг назад, опять закрыв собою солнце.
— Не прощаюсь, Мурдыхай! Я еще вернусь к тебе с планом.
— Хорошо, Мурчавес, буду ждать. Итак, Кришнамурка, пиши. Правило четыре тысячи сто тридцать пятое…
