Но такие молодые люди есть – они бесконечно учатся, добровольно горят на работе и считают, что им крупно повезло в жизни. Одного из них, ординатора Федерального центра нейрохирургии в Тюмени, Артема Сурикова, мы попросили рассказать о том, почему он выбрал этот путь, какова его профессиональная мечта и что общего у него с художником Василием Суриковым.
В нейротравме нет ничего красивого
С тем, что я буду именно нейрохирургом, я определился на курсе 3-4-м. С первого курса я очень сильно заинтересовался хирургией. Еще в школе увлекался анатомией, в 11-м классе рисовал в стилизованном под старину блокноте, хотел создать анатомический атлас.
Артем Суриков
Изначально хотел стать травматологом-ортопедом, дежурил в неотложке, делал операции, но в какой-то момент понял, что это не совсем то, чего я хочу – размашистые движения, большие разрезы. Мне хотелось чего-то более ювелирного.
Однажды, когда я был медбратом травмоцентра, к нам привезли пациента с травмой головы, и я случайно попал на нейрохирургическую операцию по декомпрессии черепа. Смотрю – совсем все по-другому. Ты так близко к головному мозгу! С ним нужно аккуратно обращаться!
Именно это ощущение трепета, когда ты работаешь с такими тонкими структурами, их важность поставили окончательную точку в моем выборе.
На следующий день я сказал семье и друзьям, что определился. Стал дежурить с нейрохирургами.
В нейротравме нет ничего красивого. Привозят по большей части алкоголиков, бомжей. Но связь с хрупким и крайне сложным органом помогала закрывать глаза на внешнюю оболочку, запах. Я смотрел на снимки этих пациентов – до алкогольного опьянения они были людьми, нервная система у всех одинакова – хрупка и утонченна.
Еще с первого курса я занимался в кружке по оперативной хирургии и топографической анатомии. Сначала просто ходил в качестве слушателя, смотрел, робко пытался что-то сделать. Затянуло, стал приходить все чаще, со второго курса был в организационном составе кружка, помогал более старшим коллегам организовывать заседания, а объем заседаний все расширялся, мы придумывали все больше интересных идей. И все, что я вижу сегодня в центре нейрохирургии, это как раз то, о чем мы мечтали тогда, студентами.
С 4-го курса я уже стал старостой кружка. У меня была целая команда ребят. Наши заседания стали очень объемными, на них приходили по сто человек, на лекцию-то не всегда такой состав собирается. Мы заинтересовывали форматом – не просто рассказывали, но и давали попрактиковаться. На протяжении нескольких лет наш кружок считается самым лучшим в университете.
Я и мои коллеги в основном интересовались хирургией, поддерживали самые сумасшедшие идеи друг друга. У нас проводился мозговой штурм, все предлагали что-то интересное. Они стали для меня второй семьей. Кружок много дал в плане общения с публикой, умения выступать, импровизировать и, конечно, дал практические навыки – умение накладывать швы.
В нейрохирургию попал на 4-5-м курсе. Как и многие мои сверстники, увидел на прилавках книжного магазина книгу «Когда дыхание растворяется в воздухе». Ее написал нейрохирург из Индии Пол Каланити. Он рассказывал про свою жизнь, про нейрохирургию, про непростую ситуацию, которая у него сложилась. Потом в дальнейшем я прочитал книгу Генри Марша «Не навреди». Эта книга зажгла во мне интерес к нервной системе.
Посмотрел сериал «Доктор Хаус» и загорелся
В моей семье медицинских работников не было. Правда, бабушка, не имея специального образования, помогала детям в больнице, делала им прививки, ставила уколы. Помню, она рассказывала, как приходилось ставить вакцину огромным стеклянным шприцем совсем малышам – как там место найти для такой иглы?
Но все в моей семье очень сильно хотели, чтобы в доме наконец-то появился врач. Однако у меня, тогда еще школьника, понятие «врач» ассоциировалось с «тетей в белом халате», которая сидит за столом в поликлинике.
До 7-го класса считал, что в медицине работают одни лишь женщины, зачем мне туда идти?
Но посмотрел сериал «Доктор Хаус», и мои взгляды кардинально изменились. С медицинской точки зрения там все хорошо и красиво показано, по факту же у нас в России пока не так. Впрочем, забегая вперед, скажу, что в Федеральном центре нейрохирургии все как раз максимально приближено к тем условиям, которые есть в Европе и Америке.
После сериала очень заинтересовался медициной, видел, как работают люди в белых халатах – такие умные, профессионалы. И я задумался всерьез, начал готовиться к поступлению. Правда, на какое-то время заинтересовался языками, отошел от медицины, хотел стать переводчиком, изучал языки, но желание быть врачом все же перевесило. Очень усердно занимался химией, биологией, в том числе и с репетиторами, на переменах решал уравнения.
Артем Суриков
Я из Тольятти, но очень хотел поступить именно в Казанский государственный медицинский университет. Дело в том, что в 10-м классе я побывал в Казани в Медицинском университете на дне открытых дверей, посетил величественный Анатомический театр. Это настоящая история медицины, которая завораживает. И учиться в таком здании мне казалось чем-то необыкновенным.
На экзаменах я не набрал достаточное количество баллов, чтобы пройти именно в год поступления. Годом раньше я бы прошел по конкурсу.
Еще летом, когда не были известны результаты экзаменов, я сам себе написал напутствие на листочке: «Я буду учиться в Казанском государственном медицинском университете на бюджете». И всегда носил этот листок с собой. Мы с семьей поехали в Казань, решив все-таки поступать туда, но на платное отделение. Родители, бабушки и дедушки объединились, сложились, и мы смогли заплатить за два года образования.
Пообещал родителям, что они будут мной гордиться и что я обязательно переведусь на бюджет. И старался сдержать слово. Пропадал в «анатомичке», сидел почти всегда один до закрытия. Не знаю, что там можно было еще учить, все вроде разобрали, но я упорно сидел, учил кости, мышцы. Благодаря этому у меня довольно хорошее представление об анатомии, тогда был заложен фундамент и сегодняшним знаниям.
Первый год уделял внимание в основном анатомии. Занимался, конечно, и остальными предметами. Но первый курс более общий, там много «немедицинских» предметов, например, экономика, социология, философия шли у меня тяжело. Но я старался, чтобы перевестись на бюджет.
На третьем курсе, когда я все больше начал рисовать, подумал – может, в художественный вуз лучше пойти? Но потом эти мысли быстро улетучились. Потому что медицина может сочетаться с художественным творчеством.
Все мужчины в нашем роду рисуют
Моя мама Сурикова Елена Ефремовна не связана с медициной. Родители познакомились, когда были студентами в Самаре, по распределению поехали на Север в город Радужный, прожили там 8 лет, а потом вернулись в Тольятти и устроились в автомобильную промышленность. Мама работала начальником отдела кадров, ей нравилось общаться с людьми, думаю, именно она передала мне любовь к людям, чувство сострадания и понимание к ним. Папа Суриков Анатолий Павлович тоже в этой сфере, работает директором по маркетингу – занимается поиском покупателей, продажами. Он научил меня логистике, умению продумывать свои шаги, это крайне важно для врача.
Бабушка по маминой линии как раз была медсестрой, дедушка был нефтяником. По папиной линии дедушка воевал в ВОВ, получил ранение, его я не застал живым. И он рисовал, и его сыновья тоже рисовали.
Мы пытались выяснить родословную, проводили аналогии известных нам данных, просматривали письма Василия Ивановича Сурикова – где он был, с кем общался, как о нем писали. В определенный момент заметили, что хронологически и географически координаты сходятся. У Василия Ивановича по неофициальным данным были еще дети, мы предполагаем, что пошли по неофициальной ветви. Поэтому все мужчины в нашем роду рисуют. Может, получится ДНК сверить, хотя Никита Михалков – один из потомков Сурикова, вряд ли это позволит.
И только ты отвечаешь за пациента
Время подходило к госэкзаменам, нужно было выбирать место для ординатуры. Мне сказали, что есть Федеральный центр нейрохирургии в Тюмени. Там самая лучшая нейрохирургия, туда едут со всей России, и не только лечиться, но и учиться. Я начал заниматься, чтобы попасть туда. Теперь у меня была другая задача – по максимуму набрать баллы, чтобы поступить на бюджет. Набрал, с этими баллами мы бы прошли в любой вуз России, но выбрали Тюмень.
С первого дня мы пребывали в шоке от того, что увидели в Федеральном центре нейрохирургии. Конечно, это самое современное оснащение. Но в не меньшем шоке мы были от объема работы, который нас здесь ожидал. В первый день нам за два часа показали больницу, лабораторию, а потом распределили по отделениям, и мы сразу пошли туда, встретились с врачами. Отношение было отличным, дружеским, нам помогали, сразу отправили к пациентам. Пришлось тяжело, но со временем адаптировались.
С момента работы в Центре нейрохирургии во мне изменилось представление о том, кто такой пациент, как с ним общаться, как правильно настроить его на операцию – недостаточно просто рассказать, что будут делать во время хирургического вмешательства, нужно подготовить его морально, чтобы он сам хотел выздороветь. Это то, чему стоит учиться каждому начинающему врачу еще со студенческой скамьи.
Удивительное ощущение – стоишь за операционным столом, и только ты отвечаешь за пациента.
Как ты произведешь гемостаз, так оно и будет. И никто за тебя это не сделает. Нужно уметь договариваться с коллегами по операционной.
Я открыл для себя новую область профессионального интереса – медицинские нейроиллюстрации.
При нашей первой встрече главврач центра Альберт Суфианов и врач отделения сосудистой нейрохирургии Егор Маркин сказали мне, что врач-нейрохирург, который умеет рисовать, это очень редко и ценно: ты сам все видишь, можешь нарисовать с разных ракурсов, картинка в голове всегда. Очень хочется реализоваться в этом направлении.
Сейчас я участвую в создании атласа по нейрохирургии, создаю картинки на графическом планшете. Надеюсь, что завершу это удивительное дело.
А еще я бы очень хотел проникнуть туда, куда мало кто из хирургов может подступиться – делать операции на стволе головного мозга. Беру пример с нашего наставника – профессора Альберта Акрамовича Суфианова. Это очень сложная структура, и моя научная работа посвящена именно этому.
Мы были в шоке, когда узнали, что операции в Центре нейрохирургии начинаются в шесть утра. И могут продолжаться чуть ли не сутки. Но потом привыкли – после такого графика ты собой начинаешь гордиться, уважать себя за то, что каждый день просыпаешься в пять утра, идешь в больницу.
Ты понимаешь, что можешь побороть свой характер, это борьба с какими-то внутренними страстями, она только на благо.
Елена Сидорова
Фото из личного архива Артема Сурикова
