«Я, по собственному восприятию, импрессионист. Люблю солнце, солнечные эффекты меня вдохновляют, говорит протоиерей Василий Шиханов, чья персональная выставка «Паломничества русского художника» проходит в Москве, в здании Совета Федерации (Большая Дмитровка, 26). Действительно – работы отца Василия наполнены светом и восторгом перед яркостью, красотой окружающего мира.
В интервью порталу «Православие и мир» отец Василий рассказывает, как могут быть связаны между собой вооруженная охрана, художники и дорога к священству, стоит ли смотреть на античные статуи, и делится секретами благополучной семейной жизни.
Протоиерей Василий Шиханов
родился в 1969 году в городе Мантурово Костромской области. В 1988-м окончил Ярославское художественное училище, а в 1997 г. – Санкт-Петербургскую академию им. В.И.Мухиной.С 1998 г. – член Союза художников России. В том же году архиепископ Ярославский и Ростовский Михей рукоположил Василия в сан диакона, а затем священника. В настоящее время протоиерей Василий Шиханов – настоятель храма Софии Премудрости Божией в г. Ярославле.
Сидишь, бывало, на вышке…
— Много говорится о том, что в нашей жизни нет ничего случайного, — рассказывает отец Василий. — Но, наверное, каждый вновь и вновь ощущает это на собственном опыте.
Я крестился после того, как вернулся из армии, куда попал через два дня после окончания Ярославского художественного училища. В принципе, я давно чувствовал, что это нужно сделать, но с одной стороны, не было контактов с людьми, живущими церковной жизнью, с другой – отвлекали «заботы» молодости — общение с друзьями, учеба в училище.
А тут в одну из суббот мама сказала: «Завтра ты приходишь в Норское (район Ярославля, где церковь действовала и в советское время) — креститься. Я уже договорилась, тебе нужно прийти к такому-то часу».
Причем я проспал, приехал поздно, когда начали оглашать (как я теперь понимаю, тогда все происходившее в храме было для меня не ясным). Крестил меня протоиерей Михаил Перегудов, ныне почивший. Это был очень искренний человек, который в свое время привел к Богу в Ярославле много людей.
После крещения я понял, что со мной произошло нечто невероятное и значимое. После армии я курил, а тут вдруг курить не хочется, и к друзьям идти – не хочется, есть одно лишь желание – побыть одному, осмыслить произошедшее.
А через некоторое время я уехал из Ярославля поступать в Петербург, в Художественно–Промышленную Академию им. Веры Мухиной. Но, поскольку в армии какие-то технические навыки позабылись, я не набрал нужного количества баллов и не поступил.
Однако я решил остаться в Питере и бывшие одногруппницы по училищу, которые уже учились в «Мухе», рассказали, что в районе Медвежьего Стана многие неудачливые абитуриенты, студенты различных художественных вызов, а также поэты, актеры работают в вооруженной охране: охраняют склады с боеприпасами Ленинградского военного округа. Вот такая богемная ВОХРа. И график там удобный оказался – сутки отработал, следующие трое суток можешь готовиться к поступлению, ходить на подготовительные курсы.
Это была закрытая зона, обнесенная колючей проволокой и окруженная вспаханной полосой. Но как там красиво! Сидишь, бывало, на вышке и любуешься потрясающе красивой природой. Моя будущая супруга Светлана умудрялась прямо с вышки писать этюды.
— То есть, работая в охране, Вы познакомились со своей будущей женой?
— Да, она тогда тоже готовилась поступать в Академию художеств, а пока работала стрелком ВОХРы. Это же были спокойные советские годы, мы хотя ходили с карабином образца тридцатых годов, даже в голову не приходило, что им, возможно, придется воспользоваться: вокруг все было тихо.
— Получается, хорошо, что не поступили в Академию: жену встретили…
— Господь вел! И не только жену встретил, но и духовника. Общежитие ВОХР, где мы жили, располагалось в Мурино, а там находится храм, где штатным священником служил протоиерей Иоанн Миронов, сегодня известнейший духовник в Петербурге. И получилось так, что меня и еще двух ребят подселили к человеку, который уже проработал в охране некоторое время. Гриша Марченко был воцерковленный человек и уже ходил к отцу Иоанну Миронову. И мы попали к Грише «в оборот». Он начал нас просвещать, в том числе читал жития святых за обедом. Мы над ним хотя и посмеивались, но потом с удивлением заметили, что такое чтение стало для нас необходимым.
Гриша и привел меня на мою первую исповедь к отцу Иоанну. А потом мы все вместе шли домой, и Гриша в ходе разговора сказал: «Вася считает себя духовнее нас, потому, что у него дедушка был священником!» А это не так, конечно, тем более священником был мой неродной дедушка, отец отчима. Но у меня после исповеди было такое блаженное состояние, что возражать ничего не хотелось. И отец Иоанн вдруг сказал: «А вот, Гриша, увидишь, Вася будет священником». Слышавшие это молодые люди засмеялись: какой-то художник и вдруг – священником! А через восемь лет это сбылось!
А Гриша, сейчас, кстати — иеродиакон отец Димитрий. Поскольку мы с ним давно не общались, то, возможно, и иермонах. Его друг, работавший с нами в вооруженной охране — сейчас игумен Ростислав (Якубовский), настоятель Подворья Оптиной пустыни в Петербурге. Работал в ВОХРе и армянин Марат Назарян, он как раз в то время крестился, как-то сразу все воспринял и начал ощутимо духовно расти. А сейчас он иеромонах, отец Нестор, служит он в Псковской области. Так вышло, что и три девушки, охранявшие склады, стали монахинями. Причем все – художники.
— На следующий год Вы поступили в Академию, которую благополучно закончили. А в 1988 году Вы чуть ли не одновременно были рукоположены и стали членом Союза художников России. Как эти события совпали?
— Ситуация сложилась так, что к шестому курсу мне пришлось переехать в Ярославль и перевезти туда жену с детьми. Так что дипломную работу я делал, регулярно катаясь из Ярославля в Петербург. Диплом защитил летом 1997 года.
К 1998 году я стал участвовать в различных выставках и меня рекомендовали на вступление в Союз художников России. И одновременно получилось так, что у меня возникали различные душевные скорби, на которые духовник говорил: надо рукополагаться. А я, честно говоря, не мог решиться, не представлял себя священником: боялся ответственности. Дьяконом – другое дело, мне нравилось петь в храме. Это было понятно, и ответ нужно было держать только за себя, а не и за паству. Но духовник сказал: пока не рукоположишься, внутренние скорби не прекратятся. И вот 21 мая, в день Толгской иконы, я был рукоположен архиепископом Ярославским и Ростовским Михеем.
А в Союз я вступил, уже будучи диаконом…
О самореализации
— Ваша матушка – тоже художник. Насколько важно, чтобы у супругов были одинаковы интересы?
— Мне кажется – очень важно. Это я могу как раз говорить исходя из опыта своей семьи. Но все-таки самое главное, что у нас со Светой – одинаковое отношение к религии, к вере.
Вообще то, что я ее встретил — Божественное благословение! Только познакомившись со Светой, я понял, какой это замечательный человек. Но я даже, честно говоря, не ожидал, НАСКОЛЬКО прекрасным человеком она окажется в дальнейшем.
Конечно, были у нас какие-то моменты разногласий. Например, где-то после двух лет брака Света впала в уныние, ее огорчало, что я мало бываю дома (а я и учился, и работал, ведь на мне лежала ответственность за семью), что она одна дома с ребенком, да еще не в очень хороших условиях! Мы снимали какие-то квартирки, а одно время — дом. Но дом был – оно название: ветхий, трухлявый, со всех сторон дует. Почувствовав, что Света испытывает некоторые напряжение, я ей предложил сходить к духовнику.
Она буквально 10 минут поговорила с отцом Иоанном Мироновым, уж не знаю о чем, но вышла с совершенно другим лицом, чем вошла. И больше уже никогда не было таких моментов уныния.
— А как научиться этому умению чувствовать супругам друг друга? Как Вы почувствовали, что Вашей жене плохо?
Отец Василий удивленно разводит руками:
— Ну, видно же – по человеку-то. Ведь мы не только словами говорим, и сердце сердцу весть подает. А потом – на лице-то – не скроешь.
— А как преодолевать периоды трудностей, которые возникают в той или иной семье?
— Когда есть любовь, радость от общения друг с другом – все преодолевается. Но сейчас, мне кажется, люди сильно меняются. Пропадает чувство долга. Люди отстраняются друг от друга: наверное, это эгоизм и гордость, которые проявляются в больших количествах, когда живешь только для себя. Это и в православной среде бывает. Ну, ходит человек в храм, исповедуется, причащается. Но живет — для себя, для собственной самореализации.
А вот Светлана, она же в свое время свое художественное «я» принесла в жертву семье.
— То есть не стала поступать в Академию? И не жалеет?
— Чего жалеть-то! У нас — четверо детей. К тому же она успевает творчески работать, сама с удовольствием пишет. И она реализовалась как женщина, как мать…
Вот честно, я счастливых женщин–художников, реализовавшихся полностью в творчестве, – не видел. Особенно среди тех, что часто живут без мужа. Помню, выставлялся я в одном месте, а передо мной были выставки как раз женщин такого типа. Выходит ко мне администратор, тоже женщина, кстати, и говорит: «Наконец-то, нормальные работы повесили, а то надоела уже эта женская печаль!»
Надо понимать, в чем настоящее счастье женщины — в семье. Ведь и мое настоящее счастье – далеко не в живописи. Я, прежде всего, — священник и счастье для меня в Боге. А живопись – Господь просто дар такой дает – вот еще и так вы можете прославлять созданный Мною мир!
— Посоветуйте, основываясь на опыте Вашей семейной жизни, как избегать каких-то противоречий, ссор в семье?
— Ой, у нас опыт – положительный, и серьезных противоречий не возникало. У меня жена – послушная. И потом – я ее очень люблю. (Вообще когда отец Василий о супруге, его голос теплеет на несколько десятков градусов).
У нас авторитарный метод правления в семье, — улыбается отец Василий. — Только вот когда меня наградили протоиерейством, матушка изменилась: она стала протоиерейшей и даже голос у нее возвысился. И я уже сейчас соглашаюсь, смиряюсь с какими-то ее требованиями. А если говорить серьезно – если в семье любовь, она поможет преодолеть все что угодно…
Как не испугать?
— Светское искусство в церковной среде порой воспринимается как нечто греховное. Скажем, о тех же античных статуях можно услышать, что взгляд на них ничего, кроме «нехороших» помыслов, не даст.
— Знаете, для чистого все чисто. Однажды отец Иоанн Миронов, сам вовсе не художник, на чье-то замечание, что у одного живописца работы не духовные, спросил: «А небо в его работах есть?» Услышав положительный ответ, подытожил: «Значит – работы духовные».
Вообще не хочется говорить, что только недостаток культуры сигнализирует о том, что любая картина с обнаженной натурой – нехорошо. Это кусок культуры. Все наши художники – монументалисты, закончившие художественный вуз, изучали анатомию, штудировали натуру. И, скажу, безо всякой «задней мысли».
Но на самом деле, когда человек начинает воцерковляться, затем идет дальше по пути веры, у него таких вопросов не возникает, а подобные разговоры уходят на второй план. Он понимает, что такое Божественная красота, перед которой меркнет все, созданное человеком. Важно только не наломать дров в период неофитства. Слава Богу, отец Иоанн Миронов, когда у меня возникали неофитские мысли: «Все, надо завязывать с этим искусством», — пресекал мое чрезмерное усердие. Он не позволил мне бросить академию, заставил закончить. За что я ему очень благодарен.
— Не кажется ли Вам, что сегодня под «духовным искусством» понимаются обязательные купола с крестами, люди в костюмах дореволюционной России…
— Мы пришли сейчас к тому, что компьютер может сделать такие вещи, над которыми бились некоторые художники 19 века. А есть вещи, которые компьютер, возможно, не сможет сделать никогда. Этими средствами живописи мы должны работать. А вот когда смотришь на работы, о которых Вы говорите, мне всегда думается: а для чего они написаны? Да порой лучше группу нарядить в костюмах и сфотографировать. А в плане духовности искусства – художник, если он честно пишет, так это и видно сразу. Тогда он находит и зрителей, которые ему сопереживают.
— Времени на занятия живописью хватает?
— В данном случае я профессионал, поскольку все-таки зарабатываю деньги для семьи живописью. С другой стороны – времени не так много, как хотелось бы.
У меня приход достаточно маленький, а потому и службы проходят не каждый день. Конечно, много дел и по храму, и по приходу. Но, я стараюсь как-то выкраивать время. Еще пытаюсь брать пример с брата – тоже художника. Из поездок за границу он обычно привозит множество написанных работ. Там-то никто тебя не отвлекает, даже телефонными звонками.
— Чем живут Ваши прихожане?
— Наш приход небольшой, он состоит из моих друзей, есть среди прихожан актеры, бизнесмены. Храм хоть и расположен в центре города, но на противоположной стороне Волги, в частном секторе, автобус туда ходит раз в час. Поэтому к нам дойти – уже подвиг.
Среди прихожан — замечательные бабушки, всю свою жизнь искренне верившие, молившиеся. Я даже в их честь пытался написать картину, но писал с фотографий и сам остался недоволен результатом. Попробую уговорить их попозировать и напишу их портреты с натуры. Часть прихожан – мамы с маленькими детишками. Сначала они приносят к Причастию своих малышей, затем начинают приходить сами. А потом, глядишь, отцы подтягиваются.
— А Вы чувствуете, когда человек впервые приходит? Как не испугать его?
— А чего пугать? Мы каждому можем уделить внимание. Тем более, прихожане у нас воспитанные. Бабушки – замечательные. Был инцидент с одной пожилой дамой, считавшей, что знает все лучше всех и лучше настоятеля, которая вносила в жизнь прихода явное смущение. Я потребовал, чтобы она либо извинилась перед всеми, объяснила, о чем речь, либо больше не появлялась. Она предпочла не появляться. Настоятель должен следить за обстановкой в приходе: он же пастырь.
— Как священнику не отпугнуть человека, пришедшего в храм в первый раз?
— Все просто – надо людей любить…
