Священник и архитектор Константин Камышанов о состоянии Рязанского Кремля и о том, как советские и постсоветские музейщики обращаются с церковным наследием.
1987 год. Мы вместе с режиссером местной телекомпании Татьяной Худобиной стояли за мешковиной, свисавшей с лесов, наставленных в громадном Успенском соборе Рязанского Кремля, а по собору рыскал рабочий реставрационной мастерской с топором в руках и грязно матерился. В дверях стояла директор музея Людмила Максимова. Они искали нас, очевидно, не для светской беседы.
Мужика я знал. Он отличался чудовищной силой и отсутствием ума. Несколько раз он проходил мимо полога мешковины, за которым мы спрятались, так что легкий ветер касался наших лиц. Камера была в руках Татьяны. Вечером на телестудию пришли милицейские опера, вскрыли сейф и изъяли отснятый материал. Руководство телеканала рассудительно решило промолчать, не лезть против рожна и забыть эту историю.
Все дело было в иконостасе. Этот иконостас Успенского — шедевр редчайшей красоты и работы — числился чуть ли не наследием ЮНЕСКО. И он всегда был взаперти. До революции Успенский собор был летним собором и регулярно проветривался и прогревался с мая по сентябрь. Иконы были в отличном состоянии. Но пришла Советская власть и собор запечатали. Я приехал в Рязань, когда в соборе еще оставались остатки планетария. Все вещи были поломаны и покрыты пылью. Помню, зайдя в алтарь, я пнул макет луны, и он выкатился вон.
Тогда, в конце восьмидесятых, общественность начинала как-то проявлять недовольство сохранностью музейных ценностей. Стало возможно писать статьи с намеками на бездарность и бесхозяйственность музея. Но была Людмила Дмитриевна Максимова.
Не тем она будет помянута. Для сходства с танком ей не хватало только пушки. Она как-то исподволь пришла к мысли, что музей — это Я. А потом мысль развилась до того, что Я — это огромное Я, и никто мне не указ. Как-то в Советское время я работал в Тбилиси, и один начальник-грузин «под шофе» мне доверительно сообщал, что плевать они хотели и на Москву и на всю ее милицию и армию:
— Пусть они сюда приедут, и я вышвырну их!
И тогда это было убедительно. Москва де-факто давно не совала нос в Тбилиси, и они там делали, что хотели. Но тут, в центре России это было удивительно. Она разогнала из музея всех, кто мог иметь собственное мнение. Собрала безропотную и покорную команду. И ввела запреты на все, на что только можно и нельзя. В Кремле нельзя было фотографировать.
Это трудно представить сегодняшним туристам. Как это нельзя фотографировать на улице? Иначе вылетали дрессированные сотрудники и требовали разрешения. Нельзя было даже делать карандашные зарисовки. Помню, как мне приходилось то и дело заходить на выставку нашего дореволюционного архитектора Шумова, смотреть на его работы, а затем на улице по памяти делать эскизы увиденного. Подошла Максимова и съязвила:
— Что же вы воруете идеи?
— Что же прикажете, и нотный стан запатентовать и каждому изобрести свои ноты?
В тот раз чтобы отвлечь бдительных сотрудников, Татьяна Худобина оформила разрешение на съемки под видом пленера швейного ПТУ, представлявшего исторические модели русского платья. Девчонки кружились по Кремлю в платьях фрейлин 18 века, а мы проникли в Собор, чтобы снять чудовищное поражение всего иконостаса плесневым грибком. Чуя недоброе, по Кремлю слонялись, что-то подозревающие подчиненные Максимовой. Они проморгали, как мы с режиссером проникли в Успенский собор.
Представите себе: огромнейший резной иконостас с иконами семнадцатого века покрытый черной, синей и желтой бородой плесени в ладонь толщиной!!! Прекрасные иконы вспучились и скрылись под слоем грязи. Ужас.
Удалось добиться того, чтобы в Рязань приехала московская комиссия. Говорят, что зайдя в кабинет к директору, представитель комиссии сказала Максимовой:
— Матушка, по вам Сибирь плачет!
Но они плохо знали Рязань и ее кремлевского директора, а потому уехали из Рязани, низко опустив голову. А перед приездом комиссии музейщики стирали плесень с икон половыми тряпками и мешковиной прямо по вздувшейся краске.
Был в рязанском Художественном музее крупный рязанский эксперт и эрудит Виктор Лозинский. У него были огромные папки документов и фотографий, которых хватило бы на крупные уголовные дела не для одной только Максимовой. Все спустили на тормозах. Слишком влиятельные люди стояли за Кремлевским директором. И слишком большие деньги крутились в Кремле.
Сейчас часть этих фигурантов устраивают в Рязани пикеты с призывами не допустить передачу Кремля Церкви. Кто-то из них на стенах Кремля пишет:
— Попы убийцы. Смерть попам.
Учитывая суммы денег, проносимые мимо носа музейщиков, это не кажется пустыми словами.
И еще много чего интересного. Развернули пиар-команию, смысл в которой в том, что эти люди являются единственными наследниками и настоящими хранителями сокровищ Кремля.
- Отстояли: особо примечательны комментарии Михаила Галанина, к чему прилагаются мои возражения.
- Первомайская демонстрация в Рязани с участием главной анитклерикальши Ирины Кусовой. Она после этих стояний резко вошла во вкус политической тусовки, записалась в разные правозащитные фонды и даже баллотировалась в депутаты, но провалилась.
В этом тоже видна традиция рязанских музейщиков — не ограничивать свою просветительскую «миссию» стенами. Кремля. В середине девяностых Рязанское отделение общества слепых и слабовидящих(директор — заслуженный работник культуры РФ Вера Жакенова) при сторонней поддержке заказало мне проект благоустройства их территории, прилегающей к домику с их библиотекой. А сам домик находится напротив Кремля. Он зарос высокой травой и одичавшими деревьями. А тогда я предложил сделать сад для… слепых.
Я предполагал, что на входе гостя будут встречать два белокаменных ангела со текстом приветствия, написанного шрифтом Брайля на ладонях. Далее думалось организовать маршрут так, чтобы он пролегал мимо мягких и жестких трав и растений, мимо пахнущей по-разному флоры, так чтобы и запах был включен в драматургию проекта. А кончался бы маршрут у кованного «райского» дерева с золотыми яблочками и эоловыми арфами, поющими от ветра.
И чтобы вокруг был небольшой пруд, а вокруг пруда райские символы животных и, конечно, молодой львенок — скимен — символ Христа. И лавочки. А на поручнях сбоку также текст с прекрасными изречениями. И небольшую часть сада решили отвести под посадку пшеницы, лука, картошки, чтобы люди знали, из чего бывает хлеб, и имели бы возможность понемногу и сами трудиться в этом микро-Раю.
Архитектурное управление благословило. Спонсора нашли. Но оказался против светоч культуры Максимова, и проект был вычерчен, но не реализован. Директор общества Жакенова очень расстраивалась. Позже об этой работе написал один американский журнал, связанный с благотворительностью. Потом написал архитектурный, и идею сада для слепых впервые реализовали в Америке.
В начале моей работы в свято-Иоанно-Богословском монастыре я решил пойти в музейную библиотеку и поинтересоваться, а что было с монастырским наследием. И нашел такую справку, в которой на мятой желтой бумажке было напечатано, что подателю сего должно быть выделено две подводы, ружья, патроны и столько-то солдат (очевидно, искусствоведам патроны нужны вместе с белыми перчатками и лупой; очевидно, это были всё эксперты) для изъятия монастырских ценностей.
И далее отчет искусствоведов с винтовками о том, что было изъято столько-то пудов серебра, не представляющего художественной ценности, и столько-то килограммов таковой являющегося. Молодцы. Сумели разобраться. Эти награбленные килограммы и начали составлять основу музейной коллекции.
В советском лексиконе владелец награбленного или наворованного называется «барыгой». Таким образом, этот музей в свой большей части являлся коллекций барыг, награбивших экспонаты в церквах и в усадьбах.
Музейные работники сегодня, по большей части, — люди очень образованные, жертвенные и культурные. Честь им и хвала за их героический и почти бесплатный труд. Как говорится — ничего личного, просто работа такая…
Очень знакомые слова. Но награбленное все-таки надо вернуть. Потому что-либо ты культурный, либо извини за то, что вещи называем своими именами.
«Слушайте марш мародеров!..
Двери срывайте с петель,
Тащите ковры и шторы,
Все пригодится — и денежки, и выпивка, и жратва!
Ах, до чего же весело гуляем мы, мародеры,
Ах, до чего же веские придумываем слова!»
А. Галич
Интересны традиции хранения и экспозиционной деятельности. В Рязани в двадцатых годах был учрежден первый советский концлагерь. Прямо в черте города, на территории Казанского монастыря. Там пребывали белогвардейцы и случайно плененные граждане из Крыма. Среди них был тончайший знаток русского искусства Фесенко, учитель крупного советского ученого-искусствоведа Вагнера Г. К. Он работал в музее экскурсоводом. Так вот, однажды во время посещения музея группой НКВДшников, один из них вдруг заорал:
— Я эту гниду в Крыму видел.
И выстрелил в экскурсовода, и убил его.
Позднее музейщики обменялись с Ташкентом чудотворной иконой, получив взамен два ковра, которые потом благополучно съела моль. Икона до сих пор в Ташкенте без малейших перспектив вернуться в Рязань.
Датируется XV веком (на память, а писана бысть месяца августа 29 при княжении великого князя Ивана Федоровича при епископе… села Казарь), Параскева Пятница. Государственный музей искусств Узбекистана, Ташкент.
Традиции не прерывались еще и в позднее время. Несколько лет назад на выставке в Архангельском соборе нашего Кремля над старинной и чудотворной иконой была пришпилена бирка о том, что эта старинная икона благоухает, потому что монахи напитали паволоку, лежащую в основе слоя левкаса «ароматическими веществами». Ведь никто за язык не тянул, уже нет советской власти, но, видимо, старые традиции глумиться над верой предков глубоко пустили корни в головах команды Максимовой.
В девяностых стал вопрос о передаче Церкви главнейшей Рязанской святыни — иконы Одигитрии. Максимова предложила нашему знаменитому старцу Авелю Македонову:
— А давайте мы вам напишем копию! Архимандрит отвечал:
— У тебя мама есть? Давай мы тебе напишем копию!
Это, так сказать, предыстория. А вот какие рассуждения должны насторожить рядового обывателя. Предположим, вы построили дом в живописном месте, с видом на реку, наняв хорошего архитектора. Постарались с ландшафтом, и вдруг приходим мадам вроде Кусовой Ирины Гасановны.
И говорит:
— Ваш дом слишком красивый. Он является достоянием народа, и мы его объявляем музейной ценностью, а вы пошли вон. А дом будет филиалом исторического заповедника Рязанский Кремль.
Вы засмеетесь. Так не будет. А почему? Если такое возможно с такой уважаемой организацией, как Церковь, то тем более это возможно с никем не защищаемым рядовым обывателем. Метастазы беззакония как раковая опухоль неизбежно поразит весь организм. Организм должен быть здоровым, а закон — одинаковым для всех. Иначе это всегда может стать прецедентом для следующих шагов.
Команда Кусовой говорит о народном достоянии. Но Кремль не является народным достоянием. Он — достояние русской Православной Церкви. Например, на ектенье в Преображенском соборе Кремля поминается его строитель Михаил. Он строил не музей, а храм. А на музей он никогда бы не дал денег. Кусова приехала в Рязань из Туркмении.
Из десяти теперешних жителей Рязани девять — либо приезжие, либо дети приезжих, в основном из области. Ни они, ни их прадеды не имеют никакого отношения к постройкам Кремля, бывшего до революции ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО церковным комплексом, внутри которого не было светских и гражданских зданий. Ни они, ни их предки в своем большинстве не пожертвовали на Кремль ни копейки и не забили ни одного гвоздя. Все эти постройки были возведены не на государственные и народные деньги, а на частные пожертвования частных лиц, потомков которых нет в Рязани! Эти постройки были возведены этими людьми и подарены Церкви навечно.
Это трудно понять советскому человеку, но это аксиома правого государства. Церковь — не колхоз, а такой же полноправный субъект правового поля, ныне загнанный в правовое гетто. Все исторические храмы на территории Рязани не являются ее собственностью, а находятся в аренде у государства. Вся земля под этими храмами также находится в аренде. Это позор всему российскому народу, загнавшему свою Церковь в ограду социального апартеида. В то время как наше государство вернуло тяжкие царские долги банкам Франции в золоте, оно до сих пор держит у себя награбленное, попорченное церковное имущество, остающееся в сомнительных руках.
Царство Небесное нашему прекрасному фотографу Евгению Каширину. Его власть допускала к самым важным мероприятиям, принимая его за простака. Так однажды он попал на вскрытие могил рязанских архиереев. Археологи — люди специфические, и им порой трудно понять, где проходит граница между нравственностью и наукой в деле горобокопательства. Одно дело — могилы безвестных финно-угров, а другое — святых нашей Церкви, имена которых мы знаем и чтим, и ежедневно молимся о них.
Так вот, археологи ограбили эти захоронения в особо циничной форме. На одной из фотографий Каширина можно видеть женщину-археолога, обдирающую архиерейские награды со скелета. При этом она сидит в раскопе в купальнике. То есть в трусах и лифчике над костями святителя. Может быть, вам покажется это и ничего, но я не могу доверять этим людям и не верю в искренность их борьбы за культурное наследство и правду.
И наконец, я вспоминаю передачу мощей святого князя Олега в руки насельников Иоанно-Богословского монастыря. Монахи вошли в хранилище. Там в коробках лежали останки, поднятые из этого знаменитого раскопа, завернутые в платки и куски ткани. С трудом по бирке нашли мощи князя. Я не желаю такого «научного» хранения святынь. И считаю это кощунством и глумлением.
В начале девяностых я работал архитектором и помощником отца эконома в Свято-Иоанно-Богословском монастыре под Рязанью. Так вот, при вскрытии земляного покрова более чем на пол-метра в земле изобильно попадаются человеческие кости. Их очень много. У нас была в штате пожилая женщина — Зина. Тихий незаметный человек. Однажды монахи заметили:
— А ведь она бывает в храме больше нас всех!
Ее отца коммунисты-искусствоведы замучили, пытаясь узнать, куда монахи спрятали золото и драгоценности. Вот такие тогда были собиратели коллекций музеев. Вот что хранят свято оберегаемые фонды. Вот такая у нас симфония Церкви и государства.
Это неправильно. Так не должно быть.
- Как рязанские музейщики берегли Успенский собор: раз и два
- Про иконостас
- Реставрация икон от плесени
- Прошу обратить внимание: ИКОНОСТАС ПЕРЕДАН ТОЛЬКО В БЕЗВОЗМЕЗДНОЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ. Он не возвращен!!!!
- Апология Людмилы Максимовой
- Как Максимова сгноила иконостас и другие перлы ее царства
- Взгляд профессионального реставратора — куратора Кремля Елены Одинец
Читайте также:
Александр Архангельский: Культура – это не среда обеспечения досуга
Инокиня Ксения (Чернега): Закон о возвращении религиозного имущества является компромиссом