Главному редактору журнала для слепоглухих «Ваш собеседник» Наталье Кремнёвой как человеку публичному всегда нужно выглядеть хорошо – прическа, маникюр, ухоженное лицо. По закону у нее есть 240 часов в год оплачиваемого государством перевода и сопровождения. В этот день около трех из них она потратила на поход в парикмахерскую.
Наталья Борисовна полностью ослепла и оглохла уже в достаточно зрелом возрасте из-за синдрома Ушера (редкое генетическое заболевание, сочетание тугоухости и прогрессирующей потери зрения), и привычный путь в ближайшую к ее дому парикмахерскую – пара дорог и один большой светофор – стал опасной тропой с препятствиями.
Лариса Золотова с другой своей подопечной, Еленой Волох
– Одна моя подруга, которая тоже, как и я, поздно оглохшая и поздно ослепшая, выразилась очень хорошо – для нас пройти дальше подъезда собственного дома равнозначно выходу в открытый космос, – говорит Наталья Борисовна. В этот день справиться с «полетом» ей помогает Лариса Золотова, тифлосурдопереводчик и сопровождающая «Объединения переводчиков жестового языка».
Тот еще дауншифтер
Лариса пришла в «тусовку слепоглухих» в 2014 году. Генетик по образованию, кандидат биологических наук, она 10 лет проработала в Институте общей генетики имени Вавилова.
– Мне нравилась биология, но я окончательно ее оставила в 2006 году. У меня была маленькая дочь и зарплата шесть тысяч рублей. Дело, конечно, не в только в зарплате, хотя этого было мало. Деньги для меня никогда не были самым значимым фактором. Из науки ушла жизнь. Государство все время нам давало понять, что мы им не нужны. Я работала на электронном микроскопе. В какой-то момент нам сказали, что теперь мы должны платить за сеанс. У нас было хорошее здание напротив универмага «Москва», там работали сотни сотрудников. Всех выгнали, здание сдали под банк. Ученым выстроили на заднем дворе семиэтажку, десять лабораторий слили в одну, мы сидели в тесных комнатушках. Было ощущение полного тупика, – рассказывает Лариса.
Лариса
Золотова решила попробовать себя в бизнесе. Открыла небольшое издательство, выпускала книги и журналы про автомобили. Дальше случился кризис, и свое дело стало приносить только убытки. Лариса говорит, что до сих пор не может снять фирму с учета в налоговой: «Каждый раз мы выравниваем, оплачиваем, что-то не туда ушло, что-то не сюда пришло. И это я только закрыть не могу, а работать как?»
Тогда Золотова во второй раз круто повернула жизнь и пришла в социальную сферу.
Близкие и друзья поначалу крутили пальцем у виска - человек с кандидатской степенью по генетике за гроши пошел возиться с инвалидами.
Но Лариса про себя говорит, что она тот еще дауншифтер.
– Я попала в эту историю через свою хорошую знакомую Марину Мень (руководитель благотворительного фонда ТОК, где оказывают поддержку слепоглухим людям – прим.ред.). Первой, кто организовал службы сопровождения, была как раз Марина. Она это делала для нужд своей мастерской. Я попробовала, мне понравилось.
Лариса Золотова помогает Елене Волох выбрать лампу
Говорят, освоить тифлосурдоперевод при желании можно за полчаса. Это называется дактильный язык, та же азбука, только каждой букве соответствует определенная комбинация пальцев. Лариса признается, что ее путь был несколько более длинным. Она даже пошла за дополнительным образованием в социальный университет, но на курсах «тупила» и как следует научилась переводить, только приступив к работе.
«Если человек позитивный, с ним легко работать»
Золотова встречает Наталью Борисовну у подъезда, здоровается легким прикосновением, плотно берет под руку и ведет в сторону парикмахерской. Чтобы добраться до места назначения, нужно перейти широкий проспект. Иногда Наталье Борисовне все же приходится выбираться на улицу одной. Тогда она долго пытается объяснить стоящим на светофоре людям, почему ей нужна помощь. Пропускает один зеленый, другой, потом набирается наглости и хватает за рукав ближайшего к ней человека. И хорошо, если человек не оттолкнет ее. С Ларисой другое дело. Наталья Борисовна ей доверяет.
– Брови делаем и стрижку? – уточняет у Золотовой парикмахер.
Со стороны тифлосердоперевод выглядит так: Лариса согнулась перед Натальей Борисовной, пальцами как будто стучит по ее правой руке (на самом деле пишет алфавит, каждое слово по букве) и сама себе помогает голосом – проговаривает фразу целиком.
– Б-ро-ви-и-с-т-риж-ку? — еле шевелит губами Лариса. Наталья Борисовна подтверждает голосом и вслед за крупной женщиной исчезает в массе клиентов и персонала парикмахерской.
У «Объединения переводчиков жестового языка» в начале года привычные проблемы с финансированием – его нет, поэтому пока Лариса работает бесплатно. Говорит, не может отказывать «своим», если они просят о помощи.
– У меня вообще большая проблема с отказами. Если человек попросил, я все-таки стараюсь изыскать ресурс. Неважно, это может быть несерьезное дело. Но для них оно серьезное.
Сколько раз в своей жизни они получают «нет»? Кто-то должен говорить им «да».
– А правда, что такой переводчик должен быть в первую очередь добрым?
– Переводчик в первую очередь должен хорошо переводить, а для сопровождения человек действительно должен быть добрым. Я больше сопровождающая, а язык знаю ровно на том уровне, на котором можно общаться в быту. Коммуникабельность нужна, высокая эмпатия, терпение, потому что человек бывает медленный, трудный, упрямый. Есть у меня такие: сейчас идем прямо, потом направо. Ну, вы ошибаетесь, говоришь. Нет, я лучше знаю, ты не понимаешь ничего, ты плохо меня ведешь. А я еще такая заводная, если вижу, что с ними несправедливо обращаются, могу защитить их и жалобами пригрозить работникам какой-нибудь структуры. Они ведь сами заступиться за себя не могут. А в этих ведомствах такие ископаемые сидят. Есть у нас одна потрясающая бабуля, 87 лет, но она такая активная, спортивная болельщица, знает всех футболистов. Привели ее на медико-социальную экспертизу, говорим, подберите ей слуховой аппарат. А там отвечают: зачем ей в 87 лет слуховой аппарат?
Лариса рассказывает, что со своими «клиентами» ездит в самые разные места: больница, кладбище, суд – тяжбы с родней за квартиры, когда слепоглухих людей выселяют, нарушая их права – обычное дело; даже тюрьма – как-то раз с пожилой женщиной Лариса ездила во Владимирскую область, в колонию к сыну этой женщины. Каждая такая поездка стоит слупоглухому человеку определенное количество часов.
– Если у человека мало часов, например 72, он, конечно, за них трясется. Бывают из-за этого конфликты. Возня из-за минут, я этого терпеть не могу. Если люди этим занимаются, я к ним не езжу. С другой стороны, их можно понять. Самому платить – очень дорого, они ведь с налогами платят. А небедных людей среди них единицы. Большинство живут на пенсию по инвалидности.
– Сколько зарабатывает такой переводчик?
– Точную сумму по контракту сказать не могу. Но не много.
– Но средняя зарплата по Москве есть?
– А что такое средняя по Москве?
– Говорят, от 40 до 80 тысяч.
– 40? Нет, такого здесь не заработаешь, даже если будешь каждый день убиваться. Чтобы куда-то человека свозить, ты должен час-полтора к нему доехать, потом уехать, а ты получаешь за три часа, только за сопровождение.
– А в чем тогда..
– Цимес? Пусть это копейки, но я приспособилась жить недорого. Я равнодушна ко многим вещам, потребностей у меня мало, помогать некому: дети выросли, родители умерли.
Когда мне человек говорит, что получает 40 тысяч и ему не хватает, я удивляюсь.
Ну, муж, опять же, у меня есть. С голоду не даст помереть. Потом у меня свои слабые стороны. Были попытки работать в корпорациях, меня там не приняли. Потому что я плохо дисциплинируюсь, я не люблю корпоративный стиль – в поведении, в одежде. Здесь я свободна. Наверное, это то место, где я могу своими сильными сторонами прикрыть чьи-то слабые стороны, и мне за это мои слабости простят.
– А есть у вас особенно трудные подопечные?
– Конечно, есть очень тяжелые люди. Есть человек, которому на ладошке надо писать буквы. Он принципиально не учит дактиль. Но вообще если человек позитивный, то для меня он не является тяжелым. Все остальное не проблема. Но, с другой стороны, не позитивные люди в такой ситуации довольно быстро погибают, потому что они не приспосабливаются. Человек должен быть хватким, умным, настроенным на людей.
Просто незрячие очень подозрительны, к ним в квартиру заходишь — они переживают, что куда-то можешь залезть. Просто глухие склонны в свой мир замыкаться, им так проще. Они тяжело выходят на контакт. А слепоглухие не могут быть ни такими, ни такими. Как человек может быть замкнутым, если ему дорогу надо перейти? Им приходится в кого-то вцепиться и при этом быстро объяснить, в чем дело, чтобы не оттолкнули.
Это другая степень доверия, поэтому когда с ними общаешься, трудно врать, трудно хитрить. Они привыкли доверять, и это меня очень в них привлекло с самого начала.
Лариса сама выбирает количество “клиентов” в неделю – оптимально два-три выезда. Нравится человек – едет не задумываясь. Впрочем, даже если не нравится, ехать иногда тоже приходится.
У Ларисы есть по-настоящему сложный подопечный, единственный, кто может сказать ей: “А если бы ты так болела”. До потери зрения и слуха он успешно работал. Ему всего лишь 40, он и сейчас перспективный, много чего мог бы сделать. Но иногда людям не хватает сил смириться с тем, что произошло. Мужчина из таких. Он сидит на антидепрессантах, дома, упершись взглядом в стену, принципиально не хочет осваивать новую профессию. Лариса таких депрессивных старается не брать, “из них трудно выбираться”. Но этого человека ей жалко, а еще больше ей жалко его пожилую несчастную мать. Недавно она возила его на вечернее мероприятие. Встреча закончилась поздно, мужчина живет далеко в области, поэтому ехать бы сразу домой, а он захотел поесть, и непременно в кафе.
– Я говорю – поздно, я пока тебя довезу, метро закроется. Как я попаду домой? Поешь по дороге или дома. Уперся. А я же его не брошу. Конечно, опоздала. Шла пешком от Киевской до Филей, в три часа ночи пришла домой. Все телефоны их удалила, сказала, чтобы больше не вызывали… Ему наплевать, что я женщина, останусь одна на морозе, значит, и мне наплевать. На следующий день все вернула и уже опять к ним съездила. Жалко потому что. К нему никто не хочет.
«В целых регионах ни одного переводчика»
Лариса помогает Наталье Борисовне рассчитаться с парикмахером, и мы уходим. Крутая лестница вниз, стеклянные двери, пару дорог, один светофор, машина, которая на широком тротуаре не хотела уступать и отчаянно сигналила – и мы возвращаемся к подъезду. По пути Наталья Борисовна рассказывает о своих страхах, а Лариса утвердительно кивает.
Именно Кремнёва в 2010 году начала борьбу с властями сначала просто за службу сопровождения, потом за каждые несколько часов сверх обозначенной нормы. Сейчас больше всего ее волнует вопрос финансирования. Раньше она могла оставить заявку на сопровождение по электронной почте, и в назначенный день Лариса приезжала, правда, со свойственным ей с небольшим опозданием. Сейчас для этого нужно заключать договор. То есть слепоглухой Наталье Борисовне нужно как-то добраться до инстанции, подписать документы, оплатить часы перевода и сопровождения самостоятельно, а потом приехать в другую инстанцию, чтобы получить денежную компенсацию. И это в Москве.
Еще одна большая проблема – распределение денег. Придумывая схемы, чиновники почему-то забывают спросить самих слепоглухих, как бы они хотели, чтобы им помогали.
В этом году тендер на распределение средств выиграло Всероссийское общество глухих (до этого организацией службы сопровождения и перевода занималось “Объединение переводчиков жестового языка”). Наталья Кремнёва опасается, что в ВОГ не до конца понимают потребности слепоглухих людей.
В целом в России ситуация с помощью таким людям печальная. В Москве слепоглухих людей сопровождают туда, куда им нужно. Например, в церковь, парикмахерскую или на кладбище, навестить могилы детей или родителей. В регионах существует понятие “социально значимые объекты”. Это суд, нотариус, пенсионный фонд, соцзащита, поликлиника. Никаких салонов, почт и даже аптек.
Наталья Борисовна хотела бы, чтобы в России система сопровождения была организована, как в развитых странах, где в год слепоглухой может использовать столько часов, сколько ему нужно, не подсчитывая минуты и не выбирая между парикмахерской и аптекой.
Лариса хотела бы, чтобы ей и другим переводчикам просто было где работать.
– Научить переводчиков вообще не проблема. Но нет ниш, где людям работать. Мы пионерская организация, и мы находимся в Москве, а в регионах нет вообще переводчиков. Иногда в целых регионах нет ни сурдо-, ни тифлопереводчика.
– Что там делают слепоглухие люди?
– Не знаю. Сидят по квартирам.
