Священник

Что в поведении священника может оттолкнуть сегодня человека от Церкви? Бывают ли слишком мирские священники и что значит играть в духовность? Откуда берется цинизм? На эти вопросы отвечает архиепископ Егорьевский Марк.

Меня иногда спрашивают: «А Вы сохранили куклу, которую Вам подарил святой Лука?» Да нет, конечно. Моей куклой играл весь наш двор, она быстро претерпела всевозможные изменения и была выброшена. Единственная игрушка из подаренных владыкой у меня есть и сегодня: это пластмассовая обезьяна, с оторванными руками. Не знаю, каким чудом она уцелела!

Моя возлюбленная ушла в католический монастырь, а я стал целибатным священником. Одно время мы наладили переписку. Но в их ордене есть порядок: письма, приходящие монахиням, читают перед всеми. А мы завязали дискуссию о вере, и их игуменья запретила нам переписываться. Возможно, после этого у меня возник особый задор в полемике с инославными. Ведь невесту увели.

Заканчивая Педагогический, я понимал, что пойду в армию, а после армии - во ВГИК. Готовился, портфолио собирал. Ходил туда, дружил с лаборантами, смотрел на все, снимки свои приносил. Мне говорили: "может, тебе лучше учителем быть?" А у меня была дерзость какая-то внутренняя.

Когда я размышляю о событиях моей жизни, то могу припомнить, что несколько раз я действительно задавался вопросом, «Почему я до сих пор здесь?» по отношению к Православной церкви.

Вечером сидели мы с сержантом Р. в одном из городов Кастилии во фронтовой полосе и беседовали о последней победе на фронте Сантандера нашей армии (для нас - русских добровольцев - испанская национальная армия - наша армия), очень большой победе. Вдруг открывается дверь и дежурный вводит к нам русского монаха. Мы глазам своим не поверили и подумали, что нам грезится; между тем это был не сон — перед нами стоял архимандрит Иоанн (Шаховской).

Едва ли среди тех, кто постарше, найдется человек, который не помнит песню о парне, который «хату покинул, пошел воевать, чтоб землю Гренады крестьянам отдать». О советских добровольцах, воевавших на стороне республиканцев, в России известно многим, о «белых» русских добровольцах в Испании – почти никому.

С друзьями по горам мы иногда собирались и думали: для чего мы собственно живем. Одно время мы начинали заниматься буддизмом, потом переключались на йогу. Но факт смерти стоял перед глазами неизбежно. И тут оказалось, что один из наших друзей начал ходить в Церковь.