Священник

Мы приезжали к отцу Глебу обычно ранним утром. К этому времени, как правило, кабинет был уже превращен в храм. И здесь все было подчинено нуждам храма. Даже папки с его диссертацией служили подставкой для икон.

Он появился у нас в прихожей в яловых сапогах и меховой шапке, напоминающей скуфейку, через несколько месяцев после моей женитьбы, тихим светом осветив серые будни нашей семейной жизни, которая только начиналась, – начиналась с великими трудностями, обрушившимися на мою супругу. Он как будто и пришел, чтобы поддержать ее.

Он с замечательно живым интересом читал лекции, отвечал на во­просы, беседовал со слушателями. Мне бы­ло известно, что отец Глеб — тайный свя­щенник, и легализовать свое священство ему не удавалось.

Почему два других единоплеменника путника, служители истинной веры, по очевидности должные быть ему ближними, проходят мимо? Только ли дело в их предполагаемом равнодушии и бессердечии? Конечно, нет: они могли быть вполне порядочными служителями, не хуже многих современных.

Что касается собственного стиля, мне трудно оценить его объективно, я к себе отношусь придирчиво и критично. И соглашаюсь с теми, кто говорит иногда: «Нет, не могу слушать проповеди этого Артёмия! Сплошная манерность!..»

Свои первые шаги к Церкви я сделала, когда познакомилась с отцом Николаем. То есть тогда он был верующим студентом Николаем Соколовым, моим сокурсником – сначала по музыкальному училищу, а потом по консерватории...

Почему сегодня так много невыразительных икон? Почему в храм не стоит писать сразу много икон? Кто пишет иконы честно? Как нельзя копировать древние иконы? Можно ли воспитать Андрея Рублева в кружке иконописи при ЖЭКе? Чем икона отличается от картины? Об иконе, о своем пути к вере и о кризисе иконописи рассказывает священник Андрей Давыдов.

Эти ребятки, им лет по двадцать, а уже живут криминально. В их среде силу уважают, и слушать они будут только тех, кого боятся. Раньше мне проще было. Я на «разборки» поездил. Но сейчас что делать? Сейчас-то я уже священник.