В ожидании, когда закончится «тихий час», разговариваем с реабилитологом интерната Ириной Гончаровой. Спрашиваю, боятся ли жители частного сектора соседства с пациентами?
– Не было такого, чтобы местные как-то с опаской относились к ним. Когда сообщили, что здесь откроют ПНИ, у них была паника. А потом поняли, что на свободе – за пределами учреждения, живут такие же люди, как у нас здесь. Они одинокие, им очень не хватает любви, на самом деле.
– Интересное слово «на свободе». Получается, здесь тюрьма, а там – свобода?
– Да, пациенты так и выражаются: «на воле».
Пока мы общаемся, мимо проходит одна из пациенток и, прислушиваясь к нашему разговору, бросает сквозь зубы: «Дураками нас считаете».
– Не считаем, – заверила меня Гончарова.
Новокузнецкий психоневрологический интернат – молодое учреждение, ему всего пять лет. Открылся он в 2015 году в здании бывшего дома престарелых. Вокруг типичная картина частного сектора окраины Новокузнецка: стаи собак, переполненные мусором баки и тишина. Вокруг интерната высокий забор и повсюду камеры. Вход строго по пропускам через будку охранника с вертушкой.
С волонтерами православного молодежного клуба «Призвание» Спасо-Преображенского собора, священником Александром Хорошиловым и учениками студии «Мир фантазии» 70-й гимназии, которые приехали сюда с рождественским концертом, поднимаемся на второй этаж. Вопреки ожиданиям, здесь ничем не пахнет – ни лекарствами, ни едой. Возможно, из-за ремонта, который провели около месяца назад. Вот только чучело медведя, встречающее посетителей на первом этаже, нагнетает тоску, подспудное беспокойство, и вообще своим диковатым видом напоминает, что здесь живут особенные люди.
Фото Ирины Ефимовой
– Я думаю, воспитанникам интерната особенно не хватает тепла, заботы, уюта. Поэтому мы решили делать для них мероприятия. Администрация ПНИ относится благосклонно к нашим занятиям, потому что у пациентов после них улучшается настроение, – говорит священник Александр Хорошилов. С волонтерами молодежного движения он приходит сюда уже 1,5 года.
По данным Роструда, в 600 психоневрологических интернатах по всей России проживает около 156 тыс. граждан, в них почти 16 тыс. – дети. Примерно 71% пациентов интернатов лишены дееспособности, 24% от общего числа нуждаются в постоянном уходе, и только 2% проживающих в интернатах для взрослых официально трудоустроены. Согласно сайту новокузнецкого интерната, здесь размещаются 165 пациентов. На первом этаже – отделение для «буйных», на втором – остальные, более контактные пациенты.
Психов все боятся, поэтому обижают
Первое, что бросается в глаза, когда видишь жильца ПНИ – это даже не особенное – отрешенное – выражение лица, которое присуще каждому из них. Нет. В первую очередь, одежда: опрятная, но поношенная, смотрящаяся нелепо и старомодно. Оно и понятно: своей одежды у пациентов за очень редким исключением нет, носят то, что им выдают из запасов интерната.
Татьяну Лаврушко, как ее еще ласково здесь называют – «Лаврушка», заметно издалека. Веселая, чуть кокетливая, с чувством юмора и улыбкой на лице. В психоневрологических интернатах живет уже 20 лет, в Новокузнецке – четвертый год. До того, как попасть в интернат, жила обычной жизнью: муж, семья. Работала кондуктором в автобусе.
– Как сейчас по-современному говорят, брату стало нужно мое жилье. Был свой дом. Мама умерла, а я плакала часто, переживала, что мамы нет. И брат решил, что где больше народу, туда меня и определить. Я согласилась. В общем-то, я побоялась жить одна, если честно сказать, – рассказывает она о себе. Далеко в Кемерове живет ее взрослая дочь с мужем, 12-летний внук. Но ехать к ним не хочет – чтобы «не жить с чужими людьми». Иногда созваниваются или общаются через соцсети – благо, в ПНИ есть бесплатный интернет и у нее лично – телефон.
– Сначала я жила в Щербиновке, но там давали очень тяжелые таблетки. Не поняли меня правильно. Я свою политику вела, говорила, что нехорошо поступают с больными, не надо нас обижать. Психов все боятся, поэтому обижают, зная, что мы из психоневрологического интерната.
– Здесь не дают такие таблетки?
– Дают. Я вроде как говорю не то, что хотелось бы слышать доктору. Он считает, что я больна, так как часто останавливаюсь и делаю паузы между словами. Так и сказал: «Наверное, у вас в голове кто-то подсказывает?» А я не больна, и никто мне в голове не подсказывает. А паузы делаю потому только, что волнуюсь, выбираю, что сказать, чтобы не опозориться, чтобы не вылетело какое-то обидное слово.
Со мной Лаврушка говорит без пауз, как обычный, психически здоровый человек. Охотно рассказывает о своем огороде за зданием интерната. Там, в теплицах, она и другие дееспособные пациенты сажают огурцы, помидоры, редис – для себя, не на продажу. В прошлом году, говорит, собрали 50 килограмм одних только помидоров.
На территории интерната есть теплица и огород. Фото Аллы Мождженской
Удивительно, что за 20 лет, проведенных в ПНИ, Лаврушка не утратила самоиронии и даже оптимизма.
– У нас у всех один диагноз – «шизофрения», и за пределами интерната нас очень боятся. Что мы кого-то убьем, побьем. А мы просим людей, чтобы нас не боялись! Да мы такие же люди, как все! Вяжем носочки, рукавички, делаем разные поделки в дом престарелых, выступаем там, чтобы бабушки не скучали. Они очень рады нас видеть, понимают, что мы не совсем глупые люди. Опекун наша – Елена Сергеевна Покачалова, водит в походы, на экскурсии, даже на горку. Дети там катаются, и мы вместе с ними!
– Они не удивляются?
– Нет, они же не знают, откуда мы. Но мы веселые, им весело с нами!
– Вы сами ощущаете, что у вас есть диагноз «шизофрения»?
– Как говорит наш психиатр: вы сами не ощущаете свое заболевание, но вы болящие, больные люди. Ни один больной не скажет, что он больной. Ни один дурачок не скажет, что он настоящий дурачок. А тех, кому нужна помощь, видно сразу. Любой вопрос задашь – что-то отвечают, но совсем не по теме. Видно, что заболел человек.
Пока ищу, с кем бы поговорить еще, ко мне подходит женщина и хочет обнять. Не отказываю. Обнимаемся.
– Наташа, – представляется она. У Наташи сильный тремор головы, который усиливается при разговоре – видно, что она волнуется. Говорит отрывочно и нечетко. Хотя в целом из разговора понятно, что на улице ее нашли полицейские и привезли в психбольницу, а потом перевели в ПНИ. Здесь она уже два года.
– Не жалею, что с улицы сюда привели. Здесь кормят хорошо, тепло. Кровать отдельная. Занятия проводят. Люблю рисовать. Опекуна нет, никуда не отпускают, – говорит Наталья. Где-то там, на «свободе» у нее живут сыновья. Но найти их пока не удалось.
Еще одна пациентка – Лена. Ей 20 лет, в ПНИ живет вместе с сестрой. Есть еще брат, он в другом интернате, мать лишена родительских прав. Но с Леной разговор не получается: после слов «плохо жили, бедно» начинает плакать.
Ирина Ефимова, сидевшая рядом, подсаживается к ней и, поглаживая по руке, успокаивает. А потом, проводив Лену, рассказывает еще про одну пациентку – Галю, у которой на пляже бесследно исчез ребенок. От этого она сошла с ума, попала в психбольницу, затем ее перевели в ПНИ. Говорят, у нее есть квартира, но возвращаться домой она не хочет.
Они уже как семья наша
Здесь, в интернате, у каждого пациента своя история, но проверить, насколько она совпадает с тем, что написано в истории болезни, человеку со стороны невозможно. Это частная информация, доступ к ней закрыт. Но и волонтеры, и отец Александр, курирующий их работу, уже давно не делают различий между пациентами и обычными людьми. Тем более, что буйные пациенты изолированы от остальных, а те, кто приходит на занятия, ведут себя как обычные люди.
Фото Ирины Ефимовой
– Бывает часто, мы приходим, и воспитанники прилепляются к нам. Это, наверное, не очень хорошо, потому что, когда потом долго к ним не приходишь, они скучают, тоскуют. И это одна из проблем, решение которой мы ищем. Как с ними поступить? То ли близко не вступать в контакт, держать дистанцию, либо приходить чаще и больше уделять внимания, – размышляет священник.
Ирина Ефимова, руководитель ПМК «Призвание», проводить занятия в психоневрологическом интернате стала случайно: как-то на Пасху священник благословил сходить в ПНИ «что-нибудь спеть». Потом начали готовить пациентов к исповеди, постепенно перешли к занятиям, разработали программу, сейчас по ней занимаются. В основном все уроки рассчитаны на мелкую моторику, благодаря чему вырабатывается усидчивость, улучшается работа мозга: делают поделки своими руками, учат вязанию. Одно время стряпали пироги, пока не сломалась печка.
Фото Ирины Ефимовой
Администрация ПНИ выделила для занятий отдельную комнату и наравне с отделом социальных связей Новокузнецкой епархии оплачивает расходные материалы – бумагу, краски и остальное. Нередко сюда приходят парикмахер и мастер маникюра. Прически, стрижки и красивые ногти пациентам они делают бесплатно.
Фото Ирины Ефимовой
– Они уже как семья наша, привыкли к нам! Читаем книги. Они с удовольствием слушают, правда, мало понимают. Поэтому им нужно эмоционально читать, выделять голосом, – рассказывает Ефимова.
– Иногда высказывают мнение, что ПНИ – это тюрьма. Что вы об этом думаете?
– Нет. Если только иметь в виду, что это режимное закрытое учреждение. Но пациенты – не преступники. Вообще, те люди, кто с рождения жил в интернатах, не знают другой жизни, для них то, что есть – комфортно и хорошо. Это мы себе придумали: «Ой, им плохо тут». Плохо тем, кто знал, что такое дом. И то, Лаврушка, которая половину жизни прожила со своей семьей, говорит: «Нормально здесь!»
Инна Пушкарева тоже приходит в интернат волонтером. Она уверена: если бы не «молодежка», скорее всего, о таком месте девушка не узнала бы никогда. И не потому, что тема табуирована или специально замалчивается. В обществе не принято говорить об этих людях, о том, что они нуждаются в общении и внимании.
– В принципе, я была готова к тому, что увижу каких-то неадекватных людей, меня это не пугало. Потом оказалось, что все не так страшно, как мы могли себе представлять. Даже те, кто агрессивен, с нами ведут себя нормально. Они чувствуют эту тонкую эмоциональную грань, сразу успокаиваются, улыбаются, у них просыпаются мысли какие-то положительные. Пациентам важно, что их не забывают. Мне сейчас лебедя подарила одна девочка. Она была такая радостная, выбежала обниматься.
Это такое счастье: даришь тепло и понимаешь, что им это действительно надо. Просто человеческое тепло. Понимание, что они нужны и важны для кого-то.
Здесь они дружат между собой, но это и понятно, это их среда. Но когда кто-то приходит и проводит мероприятия – это другое. Они постоянно спрашивают: «Когда вы к нам придете? Мы вас будем ждать». И действительно очень радуются нашему приходу.
– Есть какие-то вещи, которым вы учитесь у пациентов ПНИ?
– Наверное, открытости. Они, как дети – что видят, что чувствуют, то и говорят. Непосредственной радости. Когда я пришла сюда в первый раз, слезы на глазах навернулись. Были такие люди с потухшими глазами, как живые роботы. В такой ситуации может оказаться любой, жизнь может повернуться неожиданно…Жалко их.
Вскоре в интернате начинается рождественский концерт. На сцене выступают дети: рисуют песком, поют песни и колядки, а в конце праздника дарят подарки, закупленные на средства, которые выделил отдел социальных связей Новокузнецкой епархии. Глаза пациентов, до этого полусонные, загораются интересом к жизни, радостью.
Фото Ирины Ефимовой
Напоследок вспоминаю слова Лаврушки: «Уйти отсюда? Возможно, хотелось бы. Но я так давно живу в ПНИ, что, наверное, не стоит…»
