От Омска до Сибкоммуны, по сибирским меркам, недалеко — 40 километров. Правда, если не знать, что деревня существует, найдешь ее только случайно. Указателей нет, навигатор не поможет. Но дорога среди берез прочищена — хоть и проселок, а двигаться можно.
Двое в деревне
Сибкоммуна не кажется нежилой: на главной улице Коммунаров вперемешку с обшарпанными развалюхами стоят пять вполне еще крепких домов за высокими заборами. И только приглядевшись, понимаешь, что из труб, несмотря на утренний морозец, не поднимается дымок, тропинки к воротам не проложены, а водяная колонка торчит из плотного сугроба.
Сибкоммуна
В этом году ровно 100 лет с тех пор, как крестьяне нескольких деревень, конфисковав имущество отставного офицера-помещика, объединились и назвали себя «сибирскими коммунарами». Для работы построили скотный двор, пилораму, мельницу-крупорушку и зерновой ток, для жилья — бараки, школу, ясли и избу-читальню.
Первый удар по коммунарам нанесла Великая Отечественная, выбив больше половины мужчин — 35 человек погибли на фронте. Второго, вполне мирного, они не перенесли — в 2003-м закрыли начальную школу, и 200 жителей разъехались в одночасье. Одни перевезли дома поближе к цивилизации, другие сумели продать их дачникам. Часть домов просто бросили — их разобрали другие: на ремонт, на дрова.
До сих пор прописано здесь 11 человек, летом и 30 отдыхающих не набирается. А зимой в деревне — двое: Василий Щукин да жена его Валентина Калинина. Домик их — старенькая деревянная избушка, обшитая снаружи старой фанерой и кусками железа — все, что осталось от второй улицы Сибкоммуны, Лесной.
— Мы когда здесь поселились, с десяток домов еще было, — Василий машет вдоль улицы рукой. — В соседнюю избушку хозяин уже года три не наезжает, хотя вроде пристраивать собирался, со старых домов натащил бревен да досок. С другой стороны, в мазанке старушка жила. Лет десять назад померла, а наследники так и не объявились. Я укрепил, как мог, подпорки поставил, теперь наши козы тут обитают. Мы как те коммунары — тоже имущество «конфискуем». Правда, никому, кроме нас, оно уже не нужно — умерла деревня.
Василию — 57, Валентине — 54.
Василий и Валентина
Увидеть Родину и умереть
Василий 15 лет назад приехал в Омскую область умирать. Диагноз оптимизма не внушал — цирроз печени. Электромонтажник по профессии, мастер на все руки, в 1990-м он увез свою семью в Грецию на заработки.
— Устроились нормально, работал на алюминиевом комбинате, — рассказывает он. — На жизнь хватало. Там ведь день отработал — неделю можно спокойно жить. Построиться, корни пустить — тяжело, но можно. Только не хотел я там корни пускать, тянуло на родину. Думал, подзаработаем и обратно уедем. А супруга, гречанка этническая, решила гражданство получить. Трое дочек у нас уже было, четвертым забеременела, чтоб многодетной считаться — им там проще и льготы серьезные. А мне надо было в армию идти. Натовскую. Не хотел я, не мог — в СССР же вырос. Сын уже без меня родился…
Уезжал Василий из СССР, а вернулся в 1997-м уже в другую страну.
Растерялся: предприятия в Омской области разваливались одно за одним, зарплаты не выдавали, жилья не было. Несколько лет мотался по бывшим союзным республикам в поисках работы. После очередного увольнения запил. Не на неделю — на годы. Ночевал у случайных знакомых, имен которых и не помнил: то в чужих домах, то в подвалах, то в теплотрассах. В 2006-м попал в Казахстане в больницу, но поскольку бомжом оказался нетипичным — с паспортом, то миграционная служба связалась с его родными в Омской области. Сестра согласилась Василия принять. Правда, не дома.
Василий
— Полежал с месяц в Кормиловской больнице, куда безнадежных свозят, а как отпустили летом ненадолго, сестра отвезла дачу свою сторожить под Гауф-хутором, шесть километров отсюда, — вспоминает Василий. — Лето, свежий воздух, овощи — даст Бог, поправишься, сказала. Только что мне природа, что мне лето, если для меня белый свет скоро кончится? Обидно было — умираю по глупости. Ну и опять пить начал: сестра подкидывала помаленьку да собутыльников находил.
Перестали пить и купили дом
Валентину встретил в очереди к дому на окраине, где из-под полы торговали «паленой» водкой и разведенным спиртом. Тоже «скручивала горе веревочкой» — была когда-то передовой дояркой в совхозе под Ишимом Тюменской области, но от хозяйства остался пшик. Пока муж пил да бил, она от него сына спасала. А как замерз по пьянке, подросший к тому времени сын привел жену в дом, и мать оказалась третьей лишней. Уехала на родину — она родилась в Омской области. Нашла работу у фермеров на полях вокруг Гауф-хутора, сняла в Сибкоммуне землянку за три тысячи рублей в год… Но одиночества не выдержала — стала помаленьку «снимать стресс». Привела Василия в свое жилье.
— Полтора года прожили, как в тумане: у Валентины было маленько накоплено, мне сестра подкидывала, а закуску на полях собирали, там она прямо на земле растет: капуста, огурцы, морковка, — горько смеется Василий. — Пока хозяйка не нагрянула и не разогнала наш шалман. Протрезвел, задумался: зима на носу, съезжать надо, а деньги почти кончились. И тут поймал себя на мысли, что, вопреки всем прогнозам, не умер, а главное, и не собираюсь ведь — зиму жду.
Уговорили хозяйку потерпеть и осень провели в полной трезвости — пошли к тем же фермерам собирать урожай, считая каждую копейку. Ближе к холодам смогли купить за четыре тысячи рублей старенький домишко размером четыре на четыре метра. Тут и вовсе стало не до пьянки — пол проваливался, крыша текла, печка дымила, электричество отключено. Кое-как подлатали, обставили тем, что в брошенных домах нашли.
Деревня почти умерла
— Спасибо добрым людям: пожалели алкашей, не дали пропасть: увидели, что за ум взялись, стали поручать за домами приглядывать, взамен кто вещички старые отдал, кто крупы привез, — рассказывает Валентина. — Дрова сами заготавливать стали: лес-то вон за окошком, поваленных деревьев много, нагрузим на горбушку да тащим. Света, правда, не было, да и незачем он нам в первый год был — все одно платить за него нечем.
Дров хватит на неделю
«Нельзя больше Бога гневить»
Одна беда — из Сибкоммуны к тому времени разъехались люди, которые хотели каких-то перспектив для себя и своих детей. А те, кому ехать было некуда и незачем, остались. В основном — бывшие собутыльники. Поначалу приглашали «к столу» и Василия с Валентиной.
— Магазина тогда не было, и даже автолавка перестала заглядывать. За продуктами, в аптеку — это в Гауф-хутор надо, шесть километров пешком или на лыжах, — Василий показывает рукой путь по снежной целине. — А «синька» — с доставкой на дом. Как почтальонка пенсию привезет, так «коммерсанты» тут как тут.
Пятеро деревенских за зиму сгорело от водки: от пенсии до пенсии пили.
И ведь здоровые были, а я, приговоренный вроде, все живу. Ну и поняли мы с Валентиной, когда вдвоем в деревне остались, что нельзя больше Бога гневить. Она-то больше за компанию и пила, а я, видать, не был алкоголиком: радости особой все это не доставляло, так — от тоски и безысходности.
Добрались в ту зиму до храма Успения Пресвятой Богородицы в райцентре Тавричанка — исповедались, покрестились. В одном из шкафчиков устроили иконостас: кресты, иконы — одну батюшка подарил, остальные нашли в брошенных домах. Библию — из тех источников — несколько раз перечитали, молитвословы выучили наизусть. А в церкви сейчас бывают редко: это же целая экспедиция. Сначала четыре километра пешком до поворота на Камышино, тоже умирающее: там можно поймать попутку. Если нет ее — тогда еще три километра до большой трассы, где ходят автобусы. Да еще и обратно вернуться засветло — лес кругом, и не столько страшны дикие звери, сколько дикие собаки: брошенные хозяевами, они стали сбиваться в стаи.
Иконостас в шкафу
— Нынче две козы дойных у нас задрали, — Валентина ведет меня в стайку. — Вот это беда: без молока теперь, а то и творог, и сметану я делала. Ничего, остались молоденькие — Кармелита и козлик Цигель, даст Бог, потомство разведут. Кур тоже мало — одних собаки передавили, других мы на мясо пустили, к лету новых купим. Народу больше будет, бродячие собаки, может, побоятся в деревню заходить. С каждым годом их все больше — дачники уезжают и бросают, они в новые стаи сбиваются. Только их и боимся, а так — тихо, кто сюда забредет зимой, за какой надобностью?
«Коронавирус до нас не донесет: некому»
Сено козам Василий с Валентиной заготавливают прямо в деревне — если бы не косили, давно бы уже заросла бурьяном. Зарабатывают теперь всеми доступными способами. Прошлой весной занимались общественными работами: чистили местное кладбище. Летом-осенью — полевая страда: платят мало, зато помидоров и огурцов можно брать вволю. Только самодельного томатного сока в погребе 30 банок! Заброшенный огород в 10 соток перекопали вручную. Сажают тыкву, кабачки, морковь, свеклу, лук.
— Фасоли килограммов 40–50 уже в сушеном виде получается, — гордится Валентина. — Она не хуже мяса. Картошки по осени мешков по 100 снимаем, тоже сами перекопали бывшую соседскую землю. Без денег все равно не обойдешься, так мы ягоды-грибы собираем. Год на год не приходится, но выручают заброшенные дачи. Тут недалеко — километров пять: и вишня, и малина, и ранетки. Оттуда — сразу на рынок, он прямо на трассе находится. Прошлым летом на 15 тысяч рублей наторговали, надолго хватит. Одежонка дюжит еще, Васина сестра вещи привозит поношенные, конечно, но мы не гордые. А носки, варежки я сама вяжу.
Валентина
До ягод сначала добирались пешком, но с первой же «прибыли» купили подержанные велосипеды. Зимой от них, конечно, проку мало, потому приобрели еще и лыжи. Раз в месяц, повесив за спину рюкзаки, ходят до Гауф-хутора: покупают муку, соль, сахар, подсолнечное масло. Хлеб Валентина печет свой: зимой — в домашней печке, летом — в уличной, которую сложили во дворе. Заодно платят на почте за электричество: Василий наладил его на второй год зимовки. Вместе со светом в доме появились электроплитка и телевизор, приобретенные с рук.
— Настроил, подшаманил — десять программ берет без приставки, — хвастает Василий. — Новости смотрим, фильмы, культурные программы, чтобы не отставать от мира. У нас и книжки есть, читаем помаленьку. Газеты не выписываем, но ужасов и по телевизору хватает. Сейчас вон коронавирусом все время пугают, так радуемся — до нас-то точно не донесет: некому.
Дорога в магазин
«Не хуже, чем в Греции»
Бутылка самогона в доме все-таки есть — на случай болезни: до больницы-то далеко. Спасибо, дорогу коммунальщики чистят, если что — скорая доберется. Но про это оба стараются не думать.
Последний раз Василий был в больнице года четыре года назад. Врачи сказали, что печень восстановилась: то ли диагноз в свое время поставили неправильно, то ли работа и свежий воздух помогли. Работа для двоих в деревне находится всегда: снег почистить, забор поправить, одежду постирать, воды натопить — водопровод-то только летний. С утра убирают за козами, потом Василий отправляется в лес по дрова, для чего смастерил сани. Валентина топит печи дома и в сарае: кроме коз, там живут пять кошек. Кошки суровые, «сторожевые» — в брошенных домах быстро разводятся крысы, но на улицу Лесную заглядывать опасаются. Две собаки — тоже защитники: Валентина готовит каши и им.
Сторожевые коты
— Думаю, все-таки Бог нам помог, — Василий задирает голову вверх. — Я небо стал видеть, а ведь столько лет как придавленный ходил. Вон оно — высокое, синее. Нигде такого нет больше…
Над столом в доме, разделенном печкой на крошечные кухню и комнату, он повесил гравюры еще советского времени и репродукции картин в рамках: тоже нашел на развалинах. Красоты, говорит, захотелось вокруг. Валентина украсила мишурой сосенку, которая растет перед домом, и усадила на лавочку двух игрушечных мышей:
— Новый год отпраздновали, но убирать не буду — так радостнее, — улыбается она, поправляя украшения на деревце. — А мыши — это мы с Васей. Я взрывная, он поспокойнее. Покричу, бывает, он в сарай уйдет, а я посмотрю, как игрушки дружненько сидят, да и за ним иду, извиняться. Сложно, конечно. Когда-то просто от одиночества друг к другу прибились, а на старости лет слова добрые говорить учимся. Ну а как без любви жить?
Лес сразу за домом
И добавляет шепотом, зардевшись, как юная девушка:
— Вася мне на 8 Марта крем подарил — специально в Гауф ходил.
Василий, смущаясь собственной сентиментальности, немедленно каменеет лицом, отводит глаза и перечисляет планы:
— У нас теперь не хуже, чем в Греции — все есть! Нынче думаем кустов 500 клубники посадить: на рынке хорошо идет. Глядишь, и в фермеры выбьемся, домик расширим. Веранду пристроили, утеплим — вообще можно внуков принимать. Валентина уже носков всем навязала: обещали приехать летом из Тюменской области. И я с духом соберусь, напишу детям. Сына ведь не видел никогда. Простят, как вы думаете? Каждый может упасть…
Фото автора
