— Сейчас мы с тобой кальян покурим, — Ольга Егоровна протягивает Августе ингалятор со сладким сиропом.
С каждым годом внутренние силы Августы гаснут — отмирают клетки головного мозга. Сначала ей сложно было самостоятельно говорить, теперь — питаться. Августа парализована уже два года — в 86 лет она пережила инсульт.
— Сейчас будет самая нелюбимая процедура Августы Дмитриевны. Но мы справимся, да, моя хорошая? Не могли бы вы мне помочь?
Я держу руку Августы, чтобы она не тронула катетер. Это длинная трубка, проходящая через ноздрю и доставляющая пищу в желудок. Августа не сопротивляется — она слабо сжимает мою руку, и я чувствую внутреннюю силу этой женщины. Ее кожа потеряла свою упругость, а руки покрылись красными гематомами от того, что лопаются сосуды. На идеально чистых белых простынях — редкие волосы цвета снега, не укладывающиеся в прическу. Среди белизны горят яркие, голубые глаза.
Она недвижимо лежит на огромной для нее постели, укрытая одеялом.
— Два года назад мне позвонила старшая медсестра неврологического отделения. Сказала, что требуется сиделка для одной женщины, и меня порекомендовали. Я хотела отказаться, уже болела спина, и работать было сложно. К тому же, когда я увиделась с бабушкой, она была пышных форм — 100–120 килограммов, я решила, что точно нет.
Но отказать все же не смогла. На тот момент, рассказывает Ольга Егоровна, подопечная была в два раза больше нее и еще самостоятельно держала ложку, разговаривала. На миг показалось, что ее еще можно поставить на ноги. Бабушка оказалась с характером и каждый раз пыталась доказать свою независимость.
— Первое время я плакала, — вспоминает Ольга Егоровна. — Не могла накормить, она просто не слушалась меня. Только сын имел на нее влияние. Он грозно говорил: «Так, мама, быстро кушать, ложку взяла и вперед». Ворчала, но приступала к еде. Жевала долго. Мы до последнего верили, что она поправится. Мы ее поднимали, пытаясь поставить на ноги, но они не слушались и она опять садилась на кровать. Сейчас вес Августы схож с моим, — поделилась Ольга Егоровна.
Каждое утро начинается с обмывания и обтирания всего тела. Потом — массаж спины и ног, чтобы не было пролежней. Самая неприятная часть для пациентки — обработка глаз и рта.
— Она часто кусает мои пальцы, когда я пытаюсь почистить ей зубы или удалить мокроту из легких. Нужно простучать спину, чтобы она могла прокашляться. У лежачих людей сильнее забиваются легкие мокротой — можно захлебнуться. Перед сном важно поправлять постель и следить за температурой тела, чтобы было комфортно спать. Она, к сожалению, сама не может сказать, как лучше положить голову или где почесать бок. Перед сном нужно обрабатывать пациентку кремами, которые впитывают влагу. Любой крем с цинком подойдет. Это необходимо, чтобы моча не впитывалась в кожу. От этого могут появиться язвы.
— Вам это не тяжело?
— Кал и моча не вызывают у меня отвращения. Я не брезгливый человек. Хотя нет, мне некомфортно убирать мокроту, слизь. У чужого человека это может вызвать отвращение. Еще в детстве в санаториях я любила смотреть, как наводят чистоту. Я с 6 до 11 лет провела в больницах, там запах хлорки не вызывал никакого удивления.
Ни одну из этих процедур Ольга Егоровна не позволила мне увидеть. Мы говорили на кухне за столом, а она каждые 20 минут ходила проведать пациентку.
Жизнь в тундре
Ольга родилась в тундре — на фактории Лаборовая в Приуральском районе, на стылой ямальской земле. Фактория — это торговое поселение из пары домиков, где в советские времена каслающие — то есть кочующие — национальные общины покупали продукты. Осенью там забивали оленей. Мясо отдавали государству за деньги. На них покупали товары первой необходимости.
— Я всегда ездила со взрослыми. От меня было трудно отвязаться. Я, младшая в семье, бегала за мамой хвостиком. Помню, как весной мы ходили за дровами. Углубишься в тундру, хруст снега, следы зверей… Вот только силуэт мамы не помню. Она умерла, когда мне было шесть лет, — сдержанно рассказывает Ольга и переключается на другую тему: — Жили дружно. Особенно дружно мы каслали. Нужно было разбирать чум — снимать жерди, накидную шкуру.
Чум. Фото: «Мой Ямальский район»
Ольга задумалась и замолчала.
Путь каслания пролегал по предгорью горы Хадембе — так ее называют ненцы, на картах это Константинова гора. В озеро рядом с горой бросали монету — в качестве дара за пойманную рыбу. На том же месте мужчины забивали оленя, и, по легенде, его голова служила подношением духу, который хранил оленье стадо, чтобы оно не терялось в пути.
Олени. Фото: «Мой Ямальский район»
— Летом, когда мы нашли новое место для чума, взрослые пошли за водой. Я осталась с сестрами и братом играть. Мне было всего пять. Издалека послышались мамины крики: «Бегите». Показалось, что она зовет нас помогать. С их стороны бежала наша рыжая собака Тайко. Но когда она подбежала ближе, мы увидели пену изо рта — это была не собака, а дикий песец, — вспоминает Ольга.
Опасность первой поняла старшая сестра: она схватила Ольгу и брата за руки и побежала.
— Я много падала и больно ударилась ногой. Мы успели спрятаться в чуме, а песец побежал к соседскому, рядом с которым сидел маленький ребенок. Его отец быстро среагировал — он был с другой стороны чума, делал нарты, но метко бросил топор и попал прямо в песца.
Ольга долго рассказывает про свой народ, вспоминает быт.
Фото: «Мой Ямальский район»
— В чуме хранилась нарта с идолами на ней: куклы мужчины и женщины, наряженные в национальную одежду. По традиции в каждом поколении на куклу шили ягушку — это женская верхняя зимняя одежда. В отличие от мужской имеет разрез спереди. Если женщине передавалась кукла, то она должна была шить новую ягушку и после передать дочери, а та в свою очередь сшить новую. В чуме было много других кукол, они были одеты в летнюю одежду. Они тоже передавались из поколения в поколение. Такая кукла хранилась у старшего, главного в доме. В нашем доме ее хранительницей была бабушка.
Мясо оленей принимали на факториях. Но только у тех, кто пройдет медосмотр.
— Однажды мы с мамой прошли осмотр, стало понятно, что у нас туберкулез. В тот день мы расстались. Мне тогда шесть лет было. Последний момент я помню, когда мама приходила в детскую больницу, но ее ко мне не пустили. Мамин подарок — куклу, мне передали через медсестру. Я тогда плакала сильно, убегала от врачей. Единственным желанием тогда было вернуться к маме. Но тогда я не понимала, что мне предстоит долгое лечение. Уже без мамы.
Разговор с небом
— Когда я еще была в больнице, туда все же пришла весточка от мамы. На конверте была написана моя фамилия и отчество по отцу, Егоровна. А мне хотелось быть дочерью Ильича и называться Владимировной. Вот всем так и представлялась — Ольга Владимировна. Поэтому то письмо я так и не прочла, его мне не отдали. Я так и не смогла получить последнюю весточку от мамы. А позже выяснилось, что меня мама со старшей сестрой искали. Но не судьба…
Лечение проходило 5 лет в больницах разных городов. Потом Ольгу и еще одну девочку посадили на катер и отправили в поселок, где она родилась. На тот момент Ольга даже не знала, откуда она. Не помнила фамилию и отчество, откликалась только на имя.
— После большого города Тюмень, где я проходила лечение, этот поселок казался очень маленьким, — вспоминает Ольга. — Но виделся мне ярким и солнечным. На миг показалось, что живых людей в нем не было.
В четыре утра их никто не встретил — пришлось бродить по поселку. Ее подруга помнила свой дом, но его уже не было. Ничего знакомого дети не нашли. Девочки громко заплакали — и их услышали, показали дорогу к дому подруги Ольги.
— Побежали к ним по бездорожью, утопая в грязи и песке. Перебегая дорогу, я застряла в глине. Навстречу мне по дороге бежала лошадь с телегой, я так испугалась, что выбралась из грязи без сапог.
Телега остановилась, оттуда вышел молодой человек, который забрал девочек и довез до школы-интерната.
— Там уже директор сообщила, кто я такая, что у меня тут есть сестры. И рассказала, что мама умерла. Почему-то тогда я ответила, что знаю о ее смерти. Наверное, я так долго была без нее, что казалось, что ее и нет.
Фото: «Мой Ямальский район»
Ольге тогда было 11 лет. Мамы не стало за год до ее выздоровления.
— Я завидовала, что у моих одноклассников есть мамы, а у меня нет. Никто не мог так же ласково меня встретить. Первые годы, когда меня обижали сестры, я уходила далеко в тундру. Ложилась и поднимала глаза на небо. Я видела в облаках облик мамы. Помню, как по моим щекам текли слезы на холодную землю.
Я кричала в голос: «Мама, как плохо, что тебя нет. Ты даже не увидела, что я приехала».
Я всегда разговаривала с небом, мне казалось, что она видит и слышит меня…
Ольга Егоровна молчит.
— Ой, повторите вопрос, я потерялась в мыслях. Я плачу оттого, что не успела попрощаться. Моя мечта — найти мамину могилу и попрощаться. Рассказать маме, как я сама встала на ноги, как вырастила своих детей.
Легкие руки
— Я мечтала стать учителем. Но моя жизнь изменилась в один день, когда я заболела. Геморрагический васкулит. У меня была сильная свертываемость крови. Меня успели спасти врачи и дали вторую жизнь. 7 марта — мой второй день рождения. Тогда я заново училась ходить. Лечащий врач Ваня сказал: учитель — не твоя профессия. Тебе нужно быть медицинским работником, ты должна помогать людям.
После этого Ольга поступила на фельдшера. Проучилась год, по глупости не закончила: застряла на летних каникулах в другом городе, вовремя не вернулась на учебу. Но еще на первом курсе ее товарищи замечали, что помогать людям — призвание Ольги.
— На практике в больнице нашей задачей было ставить уколы. Разве бабушки хотят доверять студентам-практикантам? Но мои уколы были самые безболезненные, я с легкостью справлялась с самыми вредными пациентками. Все говорили, что у меня легкие руки.
После колледжа устроилась уборщицей — ни одна санэпидстанция не могла придраться. Затем стала работать с пациентами и получала в ответ радость: все хотели ее видеть.
— Я понимаю, что мне не нужны деньги — они что есть, что их нет. Важно то, что остается хорошего от моей работы.
Первая пациентка
В больнице, где Ольга Егоровна работала санитаркой, она стала помогать лежачим пациентам, ухаживать за ними. Тогда ее позвали работать сиделкой на дому.
Первая пациентка Ольги Егоровны перенесла три инсульта. После первых двух Елизавета Ивановна сама смогла выйти из критического состояния. Третий инсульт парализовал ее. И тогда понадобилась помощь сиделки.
— С Елизаветой Ивановной я… работала 6 лет, — Ольга нехотя говорит слово «работала». — Я пришла, только чтобы ухаживать. У нее был сахарный диабет, поэтому моя задача была следить, чтобы сахар не падал. У людей с диабетом сильное потоотделение. Я часто мыла ее и обрабатывала. Очень тяжело было поднимать. Кормить и обтирать нужно сидя. Влажные салфетки не помогают, они, может, дают аромат, но это ненадолго. Я считаю, что нужно использовать воду с мылом, слабый раствор. Мы выходили с ней из многих критических ситуаций. Даже в те моменты, когда, казалось, нет шансов.
В первый год моей работы она впала в мозговую кому, — продолжает Ольга. — Произошло это летом, когда погода была душной. Мне казалось, что я виновата в ее коме — мало поила водой в жаркую погоду. Тогда я пошла в церковь молиться. Там почувствовала легкость, и боль душевная пропала.
Почти сразу позвонила дочь пациентки — мама вышла из комы. Первое, что сказала врачам: «Как же вы меня достали». Ее терапевт шутил с Ольгой: «Ты, наверное, шаманишь». Она соглашалась с его шутками, но знала, что любовь и забота тоже продлевают жизнь.
Прадедушка Ольги Егоровны и правда был шаманом. Все считают, что он спас девочку, которая при рождении повредила тазобедренный сустав. Люди говорили, что ребенок не выживет. У нее была высокая температура и багровый цвет кожи. Прадед взял на руки девочку, всю ночь укачивал, шептал. Девочка выжила, хотя осталась инвалидом, но прожила до 82 лет.
Фото: vremyan.ru
— Особенно трудно, когда они уходят. Елизавете Ивановне, моей первой пациентке, я каждый раз говорила: «Моя хорошая, как не хочется, чтобы ты умирала на моих руках. Мне будет тяжело». И когда пришел конец, она умерла не при мне. В то время у меня умер муж и я занималась похоронами. Было такое чувство, что она тоже это знала. Даже в тяжелые дни я ходила к ней. Только в одно воскресенье поменялась с женщиной. И в тот день она ушла. Значит, она слышала меня. Тяжело расставаться. Я была с Елизаветой Ивановной шесть лет.
Ольга Егоровна плачет, словно только что потеряла близкого человека.
— Меня мучает вопрос: а может, это я сделала что-то не так? Только когда переключаюсь на следующего пациента, легче.
Каждая бабушка становится мне родной. Я вижу их каждый день и переживаю за них, как за собственных детей.
Меня мучает совесть, что в день, когда не стало Елизаветы Ивановны, я была не рядом. Может быть, я бы смогла вытащить… Я спасала ее три раза искусственным дыханием и массажем сердца. А если бы…
Взгляд Ольги Егоровны поник. Она продолжила вытирать чистую посуду, только теперь работа пошла медленнее.
— Я часто вижу во снах, как мои пациенты могут ходить и говорить. Это такой восторг… С каждой смертью ты все больше угнетаешь себя.
Она смотрит на дремлющую бабушку.
— Это точно последняя пациентка…
Важно успеть попрощаться
— Почему люди живут дольше, когда вы ухаживаете за ними?
— Их любят. Любят дети, которые оплачивают мой труд. А я своих пациенток люблю так сильно, как родных. Я стараюсь через свой труд передать любовь и дать правильный уход. Такие люди не могут ничего сказать, но они слышат и понимают нас. Когда она слышала мой голос с порога: «Доброе утро, Елизавета Ивановна, доброе утро!» — она начинала искать меня взглядом и улыбаться. Когда я целовала ее в щечку, у нее даже взгляд менялся. Разве это не счастье? Она понимала, что ее любят. Каждый раз доктор говорил: это все, смерть неизбежна. А она каждый раз жила.
— Нужно ли продлевать жизнь?
— Нельзя забирать чужую жизнь. Бог даст столько, сколько должен прожить человек. Я только помогаю… За то время, которое я продлеваю, дети готовятся. Они медленно привыкают, и смерть — это уже не такой удар. Дети должны постепенно отпускать своих родителей. Первый год я сильно волновалась, чтобы моя пациентка не умерла. Я представляла, как морально тяжело будет дочери. Мне хотелось, чтобы она отдыхала. Не хочу, чтобы дети себя изнутри съедали. Им особенно тяжело.
— Почему важно попрощаться?
— Любой человек чувствует смерть. В предсмертном состоянии приходит осознание. Очень важно успеть попрощаться. Человек все услышит и простит. И детям будет спокойнее, они не будут винить себя. И родителям будет легче уходить. Часто думаю: продлевая жизнь другим и давая возможность попрощаться их детям, я возмещаю свою боль потери мамы. Всегда мечтала, чтобы моя мама была жива и я имела возможность ухаживать за ней.
