Хирург что-то делает там, за белой простыней, висящей на уровне груди. После укола ничего не чувствуешь.
— Крючки.
Сестра напротив что-то передает. Хирург сосредоточенно продолжает. Рядом еще врач: помоложе, смотрит. Все такое белое, чистое вокруг. Пахнет спиртом и йодом. А за окном солнышко, зелень, ветерок колышет деревья…
Недели три уже как Нина ходила по врачам. У гастроэнтеролога была. У гинеколога была. Даже у уролога. Все говорят: ничего нет, все в порядке, анализы в норме. Вам просто нужно отдохнуть, съездить в отпуск, в санаторий.
А какой тут отпуск? Одна работа, другая, потом садик и снова на работу. Шесть дней подряд работа, потом выходной. А в отпуск куда? Путевку на работе не дают. В комнате в коммуналке сидеть тоже не весело. Устала? Ну да, наверное… А живот все болит — но ничего, терпеть можно. А потом бац! — и на операционный стол.
— Скальпель.
Режет, что ли? Эх, хорошо, что не чувствуешь!
— Зажим.
Смотрит что-то там. Очки запотевают.
— Разрыв аппендикса. Гнойный перитонит, — тихо так говорит сестре. — Обширное поражение. Тут уже ничего не сделаешь, — показывает молодому коллеге. — Зашивайте.
Что? Что он сказал? «Зашивайте»? Нину кинуло в холод. Руки привязаны к столу: дернуться боялась и двинуться не могла.
— Да как же так? Молодая же совсем, — пролепетала сестра.
— Ну что тут сделаешь?
— Давайте Константина Иваныча позову?
— Да он ушел уже, пять часов.
Медсестра вдруг бросила все и выбежала в коридор.
— Константин Иваныч! — разнеслось гулким эхом. — Маша, Константин Иваныч где?
— Ушел домой, — донеслось издалека.
— Давно?
— Да только что.
— Беги вниз, догони его. В операционную, скорее!
Доктор так и застыл один с руками внизу, смотрит на сбежавшую сестру:
— Леночка, протрите мне очки, пожалуйста.
Сестра вернулась, взяла салфетку, протирает. В коридоре послышались шаги: тяжелые, бегом. Ворвался лысый, как бильярдный шар, с широким и строгим лицом, в халате нараспашку и запахом папирос.
— Что тут у нас? — заглянул туда, за простынку.
— Гнойный перитонит, разрыв аппендикса, — ответил первый доктор, разводя руками.
— Дети есть? — спросил лысый, обращаясь прямо к Нине.
— Да, дочка… — ответила Нина.
— Ну тогда будем лечить. Вера, нам нужен общий наркоз. Лена, стерильный костюм, пожалуйста! — А сам пошел к раковине в углу. Зашумела вода.
Вера, все это время скрывавшаяся где-то за головой, засуетилась, заскрипела чем-то. И через минуту на лицо опустилась резиновая маска, а из нее сразу сон…
«Вас вчера вызывали на тот свет»
Нина то ли еще спала, то ли отходила от наркоза. Руки привязаны. Медленно возвращалась чувствительность, но ничего не болело. Она лежала в палате, за окном светло, птички поют. Кто-то на соседних койках: справа и слева.
— Какой сейчас час?
— 10 утра. Завтрак уже был, но вам, сказали, пока нельзя, — голос донесся с койки слева.
— А день? День какой?
— Понедельник же…
— Понедельник? Мне нужен телефон.
— Вы в палате. Зачем вам телефон? Тут телефона нет.
— Мне… на работу позвонить.
— Хотите, я сестру позову?
— Позовите.
Сестра пришла, в белом халате и с недовольным лицом.
— Отвяжите меня, пожалуйста, мне позвонить нужно.
— Я вас могу отвязать, но вам ходить нельзя.
— Но мне очень нужно на работу позвонить, пожалуйста.
— Да какая вам работа? У вас весь живот изрезан, вон посмотрите!
Нина приподняла голову: весь низ живота, а также и пах были забинтованы, а бинты местами — красного цвета. Ощущения постепенно возвращались и там в животе что-то начало ныть и царапать. Нина откинула голову на подушку. Сестра, довольная эффектом, отвязала ей руки.
— Пожалуйста, отведите меня к телефону. А не то я на улицу убегу телефонную будку искать.
— Вы с ума сошли.
— Но мне очень надо, пожалуйста!
Нина повернулась на бок и скинула ноги на пол. От работы мышц в животе заболело еще сильнее, но она решительно попыталась встать. Сестра смотрела то на дверь, то на Нину и в недоумении разводила руками. Когда Нина начала вставать сестре пришлось подставить плечо. Так и пошли.
В ординаторской был телефон. Сестра посадила Нину на стул рядом, Нина схватилась за стол. Живот болел, болел сильнее, чем до операции, голова кружилась.
— Переключите в город, пожалуйста, — сестра сказала в трубку и передала Нине.
Нина набрала номер и стала ждать ответ. Ответили не сразу. Ответили предсказуемо — ждали, нужно, скорее, не хватает… В ординаторскую вошел мужчина в белом халате — молодой, незнакомый — с недоумением посмотрел на сестру, показывая взглядом на пациентку в кровавых бинтах.
— Вот, сбежать хочет, просила телефон.
— Сбежать? Да вас же только из реанимации привезли!
— Вот и я говорю…
— Но мне очень надо. На работу вызывают. Я тут рядом живу. И работаю рядом. Кто тут дежурный врач?
— Я дежурный врач. Но без заведующего я вас никуда отпустить не могу. Он вас оперировал, он пусть и решает.
— А где он?
— Он дома, после операции спит.
— Можете ему позвонить?
— Я могу позвонить, но он ничего нового вам не скажет.
— Позвоните, пожалуйста.
Дежурный забрал трубку, и набрал номер.
— Можно Константина Ивановича к телефону? Это из больницы. Константин Иваныч, тут ваша пациентка вчерашняя бунтует, хочет на работу идти… В ординаторской. Сидит на телефоне… Хорошо, сейчас передам.
Дежурный передал трубку Нине. В трубке знакомый голос:
— Здравствуйте…
— Здравствуйте. Отпустите меня, пожалуйста, домой. Меня на работу вызывают. Я могу к вам вечером прийти, но сейчас очень нужно.
— Ниночка, послушайте. Вас вчера тоже вызывали: на тот свет. Но вы туда не пошли. И ничего не рухнуло. Если вы сегодня на работу не пойдете, тоже ничего не случится. А вот на тот свет вы вполне еще можете угодить.
— Но мне очень нужно, поверьте… Приезжает делегация… Из Москвы.
— Вы в своем уме? У вас серьезная полостная операция была.
Я ваш кишечник вынул, помыл и обратно положил. Надо было еще мозг прополоскать!
— А когда вы меня отпустите?
— Когда буду уверен, что вы сами себе не навредите. Завтра в 11 осмотр. Сегодня — марш на койку. И чтобы дальше туалета не выходили. Вы все поняли?
— Поняла.
— Тогда до свидания. Передайте трубочку доктору, пожалуйста.
Дежурный доктор ещё немного что-то послушал, глядя на Нину, хмыкнул «угу» и попрощался.
— У вас сильно болит?
— Болит, — призналась Нина. Хотелось прилечь на стол, но сгибаться было еще больнее.
— Сестра, сделайте укол, пожалуйста. И проводите пациентку в палату.
«Видите, какой красивый разрез?»
Нина вырвалась на работу в четверг, после звонков, уговоров и просьб от начальства главному врачу. Поднимать ничего нельзя, мыться нельзя и каждое утро на перевязку. Болело сильнее, чем до операции, и по-другому: кололо, чесалось. Но чесать тоже нельзя.
На перевязку шла с тревогой: А вдруг опять что-то не то? Вдруг снова положат? А вокруг лето, солнышко. Лифт — служебный. На четвертый этаж идти тяжело. Живот разболелся и, кажется, бинты намокли. В ординаторской доктор в очках:
— Константин Иванович здесь?
— Вам что?
— Я не перевязку.
— Он на операции, подождите в коридоре, пожалуйста.
Ждала с-полчаса. Еще чуть-чуть, и на работу опоздает. Вдруг, в конце коридора появляется знакомая лысина: халат нараспашку, маску на ходу снимает.
— Ниночка, здравствуйте. Подождите минут пять, — и скрылся в ординаторской.
Ждет еще минут десять. На работу уже никак не успеть… Вышел.
— Пойдемте со мной, посмотрим.
Пошли в большую выложенную белым кафелем смотровую №1. Сестра копошится в углу.
— Ну, как вы себя чувствуете?
— Да ничего…
— «Ничего» — это пустое место.
— Побаливает…
— Это хорошо. Ложитесь. Блузку наверх, юбку спустите. Обещаю не подглядывать.
Легла. Вцепилась в простыню. Хоть бы привязали, что ли. Константин Иванович взял большие ножницы и начал резать бинт.
— Знаете анекдот?
« — Гер генерал, Италия вступила в войну!
— Не проблема — пошлите против нее две дивизии.
— Гер генерал… Она наш союзник!
— А вот это хуже, пошлите на помощь танковый корпус!»
Нина засмеялась и в этот момент доктор рванул бинт. В глазах все побелело, вцепилась в койку со всей силы, чтобы не вскочить от боли.
— А вот еще — знаете?
«— Господин фельдфебель, у нас еды только на полроты…
— Тогда до обеда идем в атаку!»
Только хихикнула — и снова дикая боль. Нина уже и посмотреть боялась, что там делает врач: уставилась взглядом в стену, куда падал свет из окна.
— Не выгибайтесь, не выгибайтесь так. А то долго копать будем… Мария Петровна, позовите Леонид Семеныча, пожалуйста…
— Хорошо, — сестра вышла в коридор.
— А вот еще:
«По улице Берлина ходит мужик и говорит:
— Сначала я, а потом Гитлер! Сначала я, а потом Гитлер!
Мужика арестовали и доставили в гестапо. Допытываются, как он до этого дошел.
— Потому что это правда, и я могу это доказать!
— Ладно, разберёмся. Как ваша фамилия?
— Моя фамилия — Хайль!»
Нина зажмурилась и вжалась в койку как могла. Когда чуть отпустило, открыла глаза и видит: вошел тот самый первый хирург в очках — в маске сразу узнала.
— Леонид Семеныч! Видите, какой у Нины Васильевны красивый разрез? По-моему, ей очень идет! А вы говорили «зашивайте»…
