Александр Кравецкий и Александра Плетнева. История о счастье

Семью сплачивает не столько отдых, сколько совместная работа, говорят Александр Кравецкий и Александра Плетнева. Они – филологи. Вместе работают в Институте русского языка имени Виноградова, занимаются церковнославянским языком.

Александр и Александра даже познакомились, когда вместе участвовали в университетском семинаре, и с тех пор всё время вместе. Они так сработались, что и говорят одно и то же предложение, продолжая, ловко подхватывая фразу друг у друга, как мяч в игре: Александр начинает, Александра продолжает, Александр заканчивает.

«День защиты семьи»

– Иногда кажется, что у нас не семья, а рабочая группа, и в этом есть свои плюсы и свои минусы, – говорит Александра.

– И минусов тоже больше чем достаточно, – подхватывает Александр.

– Но при этом у нас большое поле совместной деятельности, а это объединяет: у нас масса тем для разговоров, – поясняет Александра. – Все основные профессиональные вопросы решаются дома за чашкой чая. Ну и ругаемся иногда тоже.

– В процессе написания совместного текста развестись иногда очень хочется, – вставляет Александр.

– Но зато потом всё бывает хорошо. Взаимные подначивания – это тоже, кажется, что-то вроде цемента, скрепляющего семью.

«Не обращайте внимания, мы всегда так», – говорят они.

Они вместе работают над историей церковнославянского языка, написали совместный учебник. Даже диссертации муж и жена защищали в один день на одном совете. Коллеги назвали этот день «Днем защиты семьи».

Они почти всё время вместе, работают в основном дома, за исключением присутственных дней в институте. Главного начальника нет: на одном проекте один главный, на другом – другой.

– Я предпочитаю, чтобы формальным начальником был ты, – говорит Александра.

– А я наоборот, – парирует Александр.

Работать вместе они стали после университета. Окончили его в начале перестройки – и организовали, как это ни парадоксально звучит, курсы церковнославянского языка при райкоме комсомола. Школьные друзья Александра – выпускники Школы-студии МХАТ создали молодежное творческое объединение, тоже при райкоме. Сейчас это смешно вспомнить, но тогда при райкомах комсомола можно было делать всё: авангардные выставки, спектакли, концерты непризнанных музыкантов (всё, что иначе не получалось по цензурным соображениям).

Можно было заниматься бизнесом, из райкомов не один олигарх вышел. Александр поучаствовал в организации вечера, посвященного 1000-летию Крещения Руси; это было первое публичное выступление отца Александра Меня. Вечер имел большой успех, так что сразу появилась идея сделать что-то православное – так начались невообразимые в любое другое историческое время курсы церковнославянского при райкоме. Через год, когда Библиотеку иностранной литературы возглавил Вячеслав Всеволодович Иванов, курсы переместились туда.

– Кажется, наши курсы были первыми в Москве. У нас не было предшественников, и курс мы придумывали сами. Пока преподавали – накопилось множество вопросов. Мы сами не понимали, что преподаем, – замечает Александр.

Из этих многочисленных вопросов выросла большая научная тема. Проект, который начинался как просветительский, перерос в научное исследование. Суть проблемы – в том, что древнейший этап истории церковнославянского языка изучен хорошо, а тот язык, на котором сейчас совершается богослужение, совсем не описан.

– Нет истории текстов, которыми мы сейчас пользуемся, не описано, что происходило с языком и поэтикой литургических текстов в XVIII–XXI веках, нет научных грамматик и словарей, – поясняет Александр. – И мы начали потихоньку раскапывать эту историю.

В 2001 году вышла совместная книга Александра Кравецкого и Александры Плетневой «История церковнославянского языка в России. Конец XIX–XX вв.». Академическое сообщество постепенно признало значимость и перспективность таких занятий. Сейчас действует Научный центр по изучению церковнославянского языка, идет работа над большим словарем. Преподавать они, однако, продолжали.

– Мы сами не отдавали себе отчета, насколько в этой деятельности увязли, – рассказывает Александр. – Родились дети, тут же шла запись на курсы, и дом, и офис – все вместе. Мы одно время думали, не разбежаться ли нам, не заняться ли каждому своей работой. Но все попытки разобщения показали, что общая сфера у нас одна и та же. И хотя у каждого есть свои интересы – от общих тем не уйти.

Походный быт

Александр говорит о себе: «Я любитель лесной жизни». Каждый год он старается хотя бы на две недели уехать в карельские леса. Жену он в первый раз взял в байдарочный поход, когда они ждали ребенка.

«Для нее это было испытанием», – скупо вспоминает он. «Я молодая была, глупая», – откликается она. Резюмируют оба: «Ну ничего, пережили это все».

– Как я понимаю сейчас, через тридцать лет совместной жизни, с Сашиной стороны участие в походах – это была жертва… – вздыхает Александр.

– Ну, не совсем жертва, я понимала, что это для детей хорошо. Это правильная, настоящая жизнь в контакте с природой, которую нельзя обеспечить ни в городе, ни на даче, – объясняет Александра.

– Такие поездки дают переживание настоящего. Наши девочки уже взрослые, давно замужем, но они с большой благодарностью вспоминают наши походы, для них это важная часть их жизни. И это не просто слова: там было много настоящего. И дети к этому чутки, они это ценят и знают.

Девочки стали ездить с родителями, когда им было четыре и шесть лет. Выезжали всегда большой компанией: несколько семей с детьми. Компания практически постоянная, люди давно знакомые. Маршрут выбирается и разрабатывается заранее, снаряжение у всех есть, существовать такая группа может почти автономно.

Хотя поход на байдарках – это не только и не столько ловкое и стремительное перемещение по реке, но и множество скучной работы: каждый раз, причалив к берегу, надо разбить лагерь, а утром снова собрать его. Долгая и утомительная работа…

– А в те времена – особенно: тогда и снаряжение было другое, – поясняет Александр. – Бесконечные полиэтиленовые мешки…

– Большой рюкзак нельзя ставить в лодку, поэтому собирают небольшие мешки, которые рассовываются по ее бокам, – добавляет Александра.

– Раньше их сами шили из оранжевых детских клеенок, которые тогда стелили младенцам в кроватки под пеленки. Многое из того, что сейчас можно купить, тогда делали сами. Но сейчас это уже из области истории…

– Для меня эти поездки были утомительны не потому, что я не люблю речку или лес, а потому, что я не люблю ежедневное распихивание по местам, готовку на костре и мытье этой посуды. Там было столько быта!

– А вечером, когда дети ложатся, – бесконечная сушка бесконечных штанов на костре…

– … А поскольку быт в основном касается женщины… и мне еще приходилось всё время смотреть, чтобы они никуда не провалились, не упали, чтобы у них были сухие носки, то это, конечно, не отпуск, а работа…

Дети, подрастая, начали помогать взрослым. У Александра и Александры две девочки, «так что дров всё равно не нарубят, большой пользы нет», усмехаются родители. Но палатку они сами ставили лет с десяти. Сами следили за вещами – надо постоянно бдеть, чтобы вещи были сухие. Сами наводили порядок в вещах. Вечером сушили у костра мокрую одежду.

– Когда дети это могут делать сами – у мамы совсем другое качество жизни, – мечтательно говорит Александра.

– Однажды мы на майские праздники поехали в поход без детей, втроем с нашим другом, и Саша всю дорогу говорила: ну как же хорошо, ну как же здорово! – вспоминает Александр.

– А я и не поняла даже, что всё дело в отсутствии детей, я решила, что меня просто в красивые места привезли… Выходит, всё плохое в моей жизни было связано с Карелией – а тут мы оказались в средней полосе, и я решила, что тут правильная природа… – смеется Александра.

Пространство и родина

Детям, однако, больше всего запомнился поход по реке Онеге в Архангельской области. Это как раз не «дикий» маршрут – места кругом населенные. А по берегам реки стоят деревянные храмы. Сама идея поездки была – познакомить детей с архитектурой Русского Севера.

– Еду можно было покупать по дороге, – рассказывают родители, – особенно молоко и сливки, дети их до сих пор вспоминают. У детей этот поход оставил самые сильные впечатления. У нас такой опыт был до этого, мы раньше автостопом ездили по Северу, а для детей было полное потрясение. Хотя многое из того, что мы видели тогда, сейчас уже разрушено. Одна из церквей сгорела несколько лет назад.

– Можно, конечно, на такие церкви в музее под открытым небом посмотреть, – говорит Александр. – Их свозят в такой музей, чтобы сохранить.

Это, конечно, правильно, но музей оставляет ощущение Диснейленда. А когда они стоят на своем месте, это не просто луковки-луковки…

– Это ощущение пространства, Родины, – подхватывает Александра. – Выходишь из леса, и там стоит эта малышечка в два человеческих роста. И видишь, как соразмерна она пространству. Всё по-другому воспринимается. И понимаешь, как люди тогда жили.

Детей походные трудности не смущали. У них всегда была хорошая детская компания, причем не только походная: они продолжали дружить и в Москве. Обе дочери, когда подросли, продолжили походную жизнь.

– У Маши, младшей, в школе был туристический кружок, там не только байдарки, но и катамараны, и пещеры, – говорит Александра.

– И школьные друзья ездили с нами, их друзья меня пару раз с собой брали, – продолжает Александр.

– А старшая себе даже мужа нашла в походе, – резюмирует Александра.

– Был момент, когда мы с байдарки пересели на катамаран, – вспоминает Александр. – Компания в байдарку не влезает…

Александра перебивает:

– Просто папе скучно стало, а драйв-то должен быть!

– Врет, конечно, но красиво врет! – парирует Александр.

Словом, с катамараном всё оказалось непросто. На байдарке один гребец может спокойно грести, и байдарка будет двигаться вперед. А на катамаране, если один гребец сильнее, а другой слабее, судно будет крутиться на месте. Катамаран безопаснее, он легче проходит по реке трудные места, но переплыть стоячее озеро на нем трудно.

– Онега течет на север, а ветер дует с севера, и катамаран парусит, – говорит Александр.

– Я в какой-то момент даже парус шила, – говорит Александра. – И мне парус понравился, даже как-то примирил меня с этими водными походами, его только держать надо правильно, а выгребать не надо.

Карелию выбирали еще и потому, что реки там не горные, не особенно страшные, вполне преодолимые с детьми. Иногда, конечно, детей приходилось высаживать, а гребли только папы, иногда трудные места вообще обходили по берегу.

Мужество и героизм

– Однажды дети все просили нас, чтобы мы их высадили на необитаемый остров и чтобы они там сутки прожили с палаткой, сами себе готовили… Мы не очень хотели это делать, но как-то попали в хорошую бурю, и нас раскидало по разным островам, – рассказывают родители. – Мы видели друг друга, понимали, кого куда выбросило, но соединиться не могли. Наши дети были с нами, с палаткой, с костром, даже еда была. Но не было соли, сахара и еще чего-то такого, без чего человек не представляет, как ему жить. И вот когда детям была предложена каша без соли и сахара – они испытали полное потрясение.

А те, кого выбросило на другой остров, остались без кастрюль. Трудностей в походе много: когда к берегу пристанешь – непонятно. Комары, холодно, мокро, хочется есть, хочется в туалет.

– В первые годы мы с собой горшок возили, передавали из байдарки в байдарку, – уточняет Александр. – Пристанешь к берегу – нельзя лечь сразу, надо перетаскать все вещи, тут мы детей припрягали. Вещи небольшие, упакованные, дети справятся. Пока вещи в палатке не лежат и костер не горит – никто не отдыхает. Даже если льет дождь – в палатках мы не сидим, плыть всё равно надо. Маршрут всё равно есть, за нас его никто не пройдет. Сидишь в мокрой лодке, в мокрой одежде, сверху мокро. Потом разжигаем большой костер, дети ложатся, мы сушим вещи, последние штаны Саша оставляет мне, я их сжигаю… и утром все счастливы.

Что же заставляет детей пускаться в дальние путешествия с комарами, холодом, мокрыми носками и проливным дождем? Тяга к приключениям – в один голос отвечают родители.

– Где-то тебя везут по разбитой дороге в кузове самосвала, – объясняет Александр. – Где-то в кораблике. Где-то неожиданно ты окажешься у егерей и тебе подносят таз красной икры. Где-то острова с петроглифами. Настоящая жизнь, самая разная. Почему люди вообще путешествуют? Вот потому и дети – они не исключение.

– Уже потом, когда они выросли, они стали понимать про природу, про настоящее, – добавляет Александра. – Но в детстве это было именно ощущение, что приключения начинаются. Есть компания, в ней не скучно, не надо общаться исключительно с родителями – можно поболтать с друзьями.

Времени на разговоры всё равно много: в походе никуда друг от друга не денешься. Дети слушают взрослые разговоры, иногда вставляют что-то свое… В лес один не уйдешь, из байдарки среди реки не вылезешь – вроде бы и вынужденное общение, но оказывается, в этом тоже есть смысл и польза.

Одно из самых ярких детских впечатлений – это огромные поляны грибов.

– Надо расчищать место для палатки от грибов, – рассказывает Александра. – Подосиновики – ведрами. Настоящее царство грибов. Не то чтобы дети их очень ели, но впечатление было сильное. Но сказать, чтобы каждый раз были большие потрясения, нельзя: это их мир, привычная с детства часть их жизни.

На вопрос, чему дети научились в походах, родители отвечают: коллективному взаимодействию и мобильности. Правда, тут же оговариваются: походы – не универсальный рецепт, чтобы вырастить ответственных детей, способных работать в команде. Воспитать такие навыки можно и по-другому – вот хоть музыкой заниматься. «Походы полезны, просто чтобы вырос живой человек», – говорят они.

Коммуникация с медведем

– Вообще в лесу сюрпризов меньше, чем в городе, – замечает Александра. – Заблудиться в лесу на даче ребенку даже легче, чем в серьезном лесу. В походе у них есть ощущение опасности.

– Конечно, мы объясняли: потерялся – стой на месте. Или залезь на дерево и громко кричи, – говорит Александр. Болеют дети везде. В походах тоже. Один раз все дети в походе заболели кишечной инфекцией. Плыть было невозможно, и взрослые с детьми на три дня застряли на острове. Дети беспрестанно бегали в кусты, взрослые варили им кисель…

– Когда мы поняли, что этот лазарет надолго… – начинает Александр и задумывается: – Про медведя не рассказывать?

Как это не рассказывать? Естественно, рассказывать! И я слушаю дальше.

– Там в болоте идет каменная гряда, а потом большая хорошая поляна. Мы на ней встали, но там что-то плохо пахло. Выяснилось, что около нашего лагеря медведь прикопал какое-то мертвое существо. Каждую ночь этот мишка приходил и рылся в наших продуктах, а мы пытались установить с ним коммуникацию. И установили, – говорит Александр.

– Наши мужчины вспомнили, что в детстве читали в журнале «Юный натуралист», как взаимодействовать с медведем, – добавляет Александра. – Я до сих пор не знаю, правда это или нет, но надо показать ему, что мы круче. Медведь делает зарубки на дереве – заваливает стволы и когтями их метит. И надо высоко сделать прорези на стволах и положить через тропу большие деревья – и показать ему, что мы – большие звери! И мужчины пошли рубить сосны, делать зарубки – и действительно, в последнюю ночь исчез этот запах: медведь ушел и свои припасы унес.

– Очень неприятно было: уплыть не можешь, дети маленькие лежат, а тут медведь ходит, не пойдешь же на него с туристическим топором. Папы потом очень гордились. А детям мы не рассказывали, это были наши взрослые переживания. Вот задним числом, как байка – это пожалуйста.

Дети и родители

Для сохранения контакта с детьми походы, несомненно, важны, считают в этой семье. Особенно в чудном подростковом возрасте. В это время они стали брать с собой не только своих детей, но и их друзей. Тем более что все родители давно друг друга знали и понимали, с кем отпускают деточек, куда.

Теперь уже, говорит Александра, не дети слушают взрослые разговоры, а взрослые прислушиваются к детским и иногда вставляют ехидное словечко. Но это – органично. Удивительно, но в походе подростки ведут себя не как подростки, а как люди. Права не качают и работают.

– Здесь сложно качать права, – пожимает плечами Александр, – альтернативы действительно нет. Вот ваши вещи, вот байдарка, деваться некуда, через сто пятьдесят километров ближайшая возможность сойти. Ну хорошо, в первый день будет еще запас портвейна, купленного на станции и привезенного втайне от родителей. А потом он кончится. Пополнение запасов невозможно в принципе.

С портвейном, который привезли мальчишки, тоже разобрались спокойно: «Ну устроили им какую-то обструкцию». Хотя и с алкоголем в походных условиях всё понятно, безо всякого надрыва. Если подросшие дети намерзлись и промокли, им что-то нальют, и все прекрасно знают, сколько можно.

– Однажды я ездил на майские праздники без Саши, но с детьми, – посмеивается Александр. – Старшая дочь была уже на первом курсе, но она у нас ростом маленькая и выглядит как девчонка. Бабушка, зная, куда девочка едет, выдала ей мерзавчик коньяка – чтобы не замерзнуть и не простудиться, если промокнешь. И наша дочь повергла сидящих на берегу байдарочников в глубокий шок: вообразите, после какого-то препятствия выползает на берег небольшая девочка, достает из сапога мерзавчик – и…

– Не, у нас разумные отношения были с этим всем. Когда подростковые компании детей – мы смотрели, чтобы они не переходили какую-то грань, – говорит Александра.

– Но и возможности переходить грань у них не было, – поясняет Александр. – Ну просидят до четырех утра – ради Бога. Но встаем-то рано, и они уже умирают так, что на другой день сами пораньше лягут спать. А в Карелии соблазны есть – почти полярный день. Мы уже все спать уйдем, а наши подросшие детки всё сидят…

Сейчас, когда дети совсем выросли, совместные походы всей семьей ушли в прошлое.

– Я хожу, – говорит Александр.

– А я уже нет, – говорит Александра.

– Я пару раз напрашивался в компанию старшей дочери и ее мужа. А они крутые экстремалы – любят что-то вроде поездки на велосипеде по Ирану, а для меня экстримом был не столько Иран, сколько выдержать это наравне с тридцатилетними людьми.

У Александры теперь другая радость: у семьи появился дом в Крыму. Зимний некурортный Крым, говорят они, совершенно особое место. И не надо мокрые вещи у костра сушить. А в километре от села людей не больше, чем на Севере. Александр всё равно старается ежегодно на две недели уехать в Карелию.

– Дети у всех выросли, одни дядьки ездят, – улыбается Александра.

– …А жены их постепенно бросают… – сетует Александр.

– …Езжай, отдыхай, говорят, а мы тут мирно поживем… – задумывается Александра. – У младшей дети… они пока походного возраста не достигли. У нее тоже две девчонки. Но родители, конечно, думают об этом – то ли сами их будут водить в походы, то ли нам…

– Я готов! – сообщает Александр.

Еще 11 историй вы можете прочитать в книге издательства «Никея» «12 семейных историй. Счастье быть вместе».

Фото Анны Гальпериной