Кофе с сестрой Вассой: Мученичество брака и женское богословие (+Видео)
Сестра Васса (Ларина): — Здравствуйте, я сестра Васса и сегодня пью кофе здесь, в Вене, в Австрии. Нас ждет сюрприз: у нас в студии гость — единственный и неповторимый отец Джон Бер. Это знаменитый велосипедист и реставратор старинных велосипедов.
Кто писал это вступление?
Да, я знаю, что он любит велосипеды, но едва ли это самое важное, чтобы говорить об этом в самом начале. Я должна извиниться перед вами, леди и джентльмены, за моих сценаристов, но вы знаете, кое-что впечатляет их больше.
Как бы то ни было, отец Джон Бер, знаменитый православный богослов, сегодня действительно в нашей студии. Он — профессор патрологии и декан Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке; автор нескольких известных книг, муж, преподаватель английского языка и отец двух сыновей и дочери. Пожалуйста, встретьте его тепло и поприветствуйте аплодисментами.
Мы очень рады, что сегодня Вы с нами, отец Джон, повторю это еще раз. Я бы хотела сказать еще, как удивительно, что вы проделали этот путь сюда, в Вену, Австрию, просто чтобы побывать на одном из популярных телешоу. Разумеется, я имею в виду, что мы очень благодарны вам! Как Вы чувствуете себя в этой роли?
Священник Джон Бер: О, я очень волнуюсь сейчас, на шоу. Но все это так — я приехал прочесть несколько лекций в университете и потому смог прийти и выпить кофе с Вами.
Сестра Васса (Ларина): Итак, отец Джон, мой первый вопрос — о том, как проходят день за днем у семьянина и известного богослова. Я бы хотела спросить вот о чем: как Вы знаете, в развитии православного богословия, в особенности патрологии, ведущую роль играют ученые монахи. В ранней Церкви, кажется, все без исключения известные нам святые отцы были монахами. Как Вы полагаете, сложнее или нет семейному человеку исследовать их сочинения, размышлять над ними, писать о них статьи?
Священник Джон Бер: Думаю, нет. Когда начинаешь размышлять об этом, понимаешь, что брак и монашество имеют много общего, однако я бы хотел очень осторожно говорить обо всем этом, и да поможет мне Бог. Вот факт первых веков христианства: когда святой Антоний отправлялся в пустыню, он осознавал, что его добровольный уход в пустыню — это длящееся во времени мученичество. Он ушел в пустыню…
Сестра Васса (Ларина): Чтобы быть мучеником?
Священник Джон Бер: Чтобы быть мучеником. Ради монашества, говоря языком святого Антония. Да, он был избранным. Он сознательно стремился к тому, чтобы постоянно переживать мученичество.
Итак, если проследить развитие ранней формы святости, это приведет вас к мученичеству и далее к монашеству и, очевидно, к браку. Брак является формой мученичества, не монашества. Брак и монашество едва ли можно примирить друг с другом. И то, и другое нужно понимать как формы мученичества. Если посмотреть на ежедневные нужды семейной жизни…
Сестра Васса (Ларина): Дорогие зрители, продолжение вас ждет позже, когда отец Джон вернется домой, к семье… И, возможно, станет мучеником…
Священник Джон Бер: Да (смеется). Я допускаю, что стану мучеником, когда вернусь домой и расскажу обо всем этом. Но брак — это действительно форма мученичества, потому что семейная жизнь накладывает на вас столько обязательств: перед супругом, перед детьми, возникает необходимость продолжать профессионально расти, зарабатывать для семьи деньги, не спать ночами, когда болеют дети… Все это приходит вместе с браком, чтобы дать вам возможность забыть о себе.
У меня есть основания говорить так: я могу сесть в самолет и улететь на неделю в Вену, а моя жена берет на себя все то, о чем я сказал, и я высоко ценю это.
Итак, брак — это форма мученичества, в разных смыслах, и путь спасения души. И, поскольку брак является формой мученичества, вы разделяете тот же опыт и оказываетесь в той же реальности возрастания в святости, что и монашество. И потому я не вижу никаких сложностей в том, чтобы женатый человек мог читать сочинения монахов.
Сестра Васса (Ларина): Еще один вопрос. Часто говорят о том, что академическое богословие существует несколько в стороне от «настоящей», повседневной жизни Церкви. Как Вы думаете, сейчас это действительно так? Ощущаете ли Вы свою работу частью жизни Церкви? Волков бояться — в лес не ходить, верно? Я бы еще добавила, что некоторые упрекают академическое богословие в том, что оно не вполне вовлечено в подготовку, к примеру, грядущего Всеправославного Собора. Не знаю, действительно ли это так, просто мои коллеги прочли об этом в разных блогах. Что бы Вы могли тут ответить?
Священник Джон Бер: Вероятно, можно было бы с Божьей помощью говорить об этом с трех точек зрения. Во-первых, с позиции преподавателя семинарии. Преподавание — это подготовка студентов к тому, что после выпуска они станут не только лишь священниками, но будут служить Церкви Христа в самых разных областях. И поэтому мы в конечном счете готовим людей для служения Церкви. Однако есть еще одна сторона…
Итак, мы готовим студентов для служения в самых разных сферах, о которых можно поговорить позже. Но самое главное не это: предыдущие лет 20-30 семинаристы просто готовились служить Церкви и могли заработать себе определенное положение, с самого начала учебы занимаясь делами милосердия, чтобы стать в Церкви лидерами. Сейчас мы готовим их к ситуации, которую и сами еще не представляем. А что бы Вы сделали, если бы непосредственно этим занимались?
Вторая точка зрения, которую я хотел бы отметить, — богослова. На самом деле быть богословом — это обязанность каждого. И те, кто выйдет на проповедь, — мы должны уметь трезво оценить их веру. Нельзя просто сказать: «Ну, я православный, потому что моя семья православная». Почему на самом деле ты христианин, что это значит? Как ты свидетельствуешь о своей вере перед другими? Да, мы это слышим. Многие святые отцы говорят, что необходимо исповедовать свою веру перед другими людьми, выстраивать в соответствии с ней свою жизнь, но рассказывают ли они, как это сделать? Нам нужно уметь объяснить, что и как мы делаем и какую пользу это может принести другим.
И, наконец, третья точка зрения на академическое богословие… Да, в университетах существует тенденция (и в XX веке она усилилась) к тому, что богословие становится только лишь академическим. В этом есть две стороны.
Во-первых, когда богословие становится всецело академическим, оно перестает быть богословием. Оно становится историей, археологией, чем угодно, философией, которая занимается метафизикой, да чем угодно еще. Богословие должно быть упрочено в живом опыте Церкви: в особенности служебные дисциплины (богословская гимнография, изучение древних рукописей, иконография), вне всякого сомнения, дают богатый материал для богословия.
Однако подобное «университетское» академическое богословие играет большую роль в развитии богословия в целом. Время от времени я слышу, как говорят: «Святые отцы сказали так». Когда начинаешь спрашивать их, они не имеют ни малейшего представления, где это сказано, в каком контексте, или, может быть, они сами это придумали. Исторические дисциплины требуют от вас обратиться к источнику и прочесть тот отрывок из святоотеческого сочинения, на который вы ссылаетесь, чтобы убедиться, что именно сказано и в каком контексте. Смысл может сильно отличаться от того, как вы себе это представляли. Интеллектуальная честность требует академической решимости, мы должны добросовестно относиться к тому наследию, что нам вверено, в противном случае все это превращается в публичную спекуляцию на тему «учимся обсуждать и формулировать свои мысли».
Сестра Васса (Ларина): Благодарю Вас, отец Джон. Есть еще один вопрос, который, думаю, заинтересует женскую аудиторию. Как я уже сказала, сейчас Вы являетесь деканом Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке, и, насколько мне известно, у Вас в семинарии учатся и студентки. Меня это скорее забавляет, поэтому спрошу у Вас: в чем смысл (если он вообще есть) женщине получать степень православного богослова? К примеру, женщины спрашивали меня о своих будущих возможностях поделиться знаниями, приобретенными вместе со степенью православного богослова, о перспективах поделиться ими в Церкви. Можно назвать это «преподаванием», но я бы предпочла слово «поделиться».
Представьте, как они могут быть разочарованы — женщины, которые могли бы справиться с любой, даже весьма непростой, преподавательской работой в Церкви, подобно мужчинам.
Священник Джон Бер: Да. Я понял вопрос, и он мне действительно нравится. И я думаю, тут есть по крайней мере четыре уровня ответа…
Сестра Васса (Ларина): Вам действительно нравится что?
Священник Джон Бер: Существует четыре различных уровня ответа, которые нужно выделить, а потом объединить. Итак, во-первых, мы говорили ранее о том, что каждый должен уметь ясно исповедовать свою веру. Апостол призывает нас к этому. Сам Христос заповедует (англ. mandates) нам идти и делиться Благой Вестью. Нам нужно уметь связно объяснить, во что верим.
Сестра Васса (Ларина): Мужчины в этом главные? Mandates — «man dates» (англ. «мужчина назначает свидание»)?
Священник Джон Бер: О, да (смеется). Так же, как слово history (англ. «история») произошло от слова his (англ. «его»), разумеется. На самом деле mandate не произошло от слова man (англ. «мужчина»). Оно образовано от слова со значением «приказывать».
Нам заповедано делать это, вот в чем дело. Есть старый добрый способ выполнить эту заповедь — для этого нужно быть христианином. Мы должны возрастать в своей вере и жизни и духовном осознании. А для этого нужно учиться. Итак, вот первый уровень.
Второй уровень — да, это правда, что можно продолжать изучать богословие (и кто-нибудь обязательно так и делает) самостоятельно, читая книги и просто продолжая расти. Но это лишь подмена полноценной, насыщенной программы обучения под руководством живых преподавателей, когда ты вовлечен в энергичную дискуссию, видишь, как другие богословы участвуют в ней, когда все обучение систематично, основано на жизни Церкви и укоренено в ней.
Все это дает уникальный творческий опыт. И я бы хотел, чтобы каждый учился в семинарии. Я говорю это не потому, что являюсь деканом семинарии. Слово семинария пришло из латыни: лат. seminarium — «место, где стоят стулья и проходят занятия». Но это место, где возрастает ваша духовная сила, вот что важно. Я действительно хотел бы, чтобы каждый хотя бы год поучился в семинарии — это стало бы частью высшего образования. Например, между бакалавриатом и магистратурой. Попробуйте — и уделите этому столько же времени, сколько вы тратите на другие стороны вашей жизни.
Третий уровень (и в этой связи я хотел бы вспомнить первую часть вашего вопроса) — разумеется, чистая правда, что в православной Церкви лишь мужчины рукополагаются епископами в священников, так что в Церкви существует такой особенный профессиональный путь. Но поступление в семинарию вовсе не гарантирует все это. Чтобы стать священником, нужно поступить в семинарию, но само поступление само по себе не гарантирует рукоположения, как и диплом или ученая степень сами по себе не обеспечат вам место преподавателя.
Вакансии преподавателя богословских дисциплин в университетах открыты для и мужчин, и для женщин, если те имеют необходимую квалификацию. В штатных расписаниях существует невероятно мало таких позиций, но они открыты и для мужчин, и для женщин.
А вот если мы обратимся к XX веку…
Сестра Васса (Ларина): То есть Вы хотите сказать, что если бы в университетах был богословский факультет, там было бы поровну студентов и студенток?
Священник Джон Бер: Это заключительная часть моего ответа и, возможно, самая важная. Если взглянуть на историю прошлого века, то мы увидим, что больше всего влияли на жизнь и развитие Церкви те люди, которым было что сказать. Разумеется, это правда, что подавляющее большинство из них в XX веке — это мужчины и священники, но не только. Кто был самым известным богословом XX столетия? Митрополит Иоанн (Зизиулас). Почти все его труды выполнены, когда он еще не имел богословского образования, а рукоположен он был позже.
Сестра Васса (Ларина): Но он никогда не был женщиной.
Священник Джон Бер: Да, он никогда не был женщиной. Было несколько женщин-богословов: Элизабет Бер-Сижель
Элизабет Бер-Сижель
(+ 2005) и пара других.
Я продолжу: нужно помнить, что, к какому периоду XX века мы бы ни обратились, веру мы нашли бы по большей части в университетах. Вы знаете, в большинство колледжей Оксфорда до сих пор принимают только мужчин, а колледжей для женщин мало. Поэтому растущее число женщин, которые хотят получить высшее образование, говорит о меняющейся реальности, которая еще покажет свою живую силу в Церкви.
Повторю то, что я сказал ранее: людей впечатляют те, кому есть что сказать.
Преимущество последних не в том, что они мужчины или священники. Мой талант — дар слова. Все это — дары, и кому бы они ни были подарены…
Сестра Васса (Ларина): Но вы даете им образование.
Священник Джон Бер: Да, конечно. Но само по себе образование не означает, что вам будет что сказать. Вы можете стать еще одной книгой, которую никто никогда не прочтет, не говоря уже о студенте университета.
Нет никаких гарантий и того, что вас рукоположат в священники после завершения обучения. Ничто не гарантировано, но могу уверить вас в том, что попробовать стоит. Если вам показывают что-то, что вы не способны увидеть, задайте себе вопрос: зачем вы учились думать, анализировать и так далее. Образование — живая составляющая всего этого. Здесь мы постигаем вещи, которые нам даны, чтобы мы дали им имена.
Сестра Васса (Ларина): Отец Джон, я не могу, не могу передать, как мы рады возможности видеть вас у нас в Вене.
Перевод Марии Туриловой
