Политика насилия — обычное явление в Пакистане, имеющим множество экстремистских групп. Большая часть этого насилия направлена против религиозных меньшинств, например христиан, и сект внутри Ислама — шиитов и мусульман-ахмади.
Любая возможность расправиться с насильственным экстремизмом осложняется тем фактом, что пакистанские военные, которые де-факто управляют страной, уже давно находятся в одной упряжке с жестокими джихадистами, которые ведут пакистанские войны в Афганистане и Кашмире. Так называемый Национальный план действий был инициирован военными в начале 2015 года, чтобы наконец-то пойти против нескольких таких групп, некоторые из которых были серьезно ослаблены, но пока совершенно не ясно, станет ли защита уязвимых религиозных меньшинств приоритетом для государства.
Я обсудил воскресные события по телефону с Умаиром Джаведом, обозревателем пакистанской газеты Dawn, и экспертом по Лахору. Мы разговаривали о том, какое отношение в Пакистане к разным этническим меньшинствам, как военные использовали в своих целях экстремизм раньше и почему террористические нападения теперь повсеместно вызывают отвращение.
Исаак Хотинер: Был ли этот парк местом, где собирались именно христиане?
Умаир Джавед: Парк расположен в пригороде. Это не христианский квартал. На самом деле это квартал, где проживают мусульмане среднего и ниже среднего класса. Автоматически это привлекает много людей со всего города. Люди организовали дорожное сообщение с христианами кварталами. Так как была Пасха, воскресенье, в парке было много христиан, и именно поэтому теракт произошел сегодня.
— Похоже, что там не было охраны, хотя Лахор стал более милитаризирован за последние десятилетия. Будет ли он вообще когда-либо защищен?
— В обычный воскресный день вы не увидите скоплений сотрудников службы безопасности в общественных местах За последние два года произошло сокращение полицейских, которые охраняют парк, например. Сейчас не такое время как было в 2010-11 годах, когда в Лахоре происходило намного больше терактов и различных инцидентов. Так что нет ничего необычного, что конкретно этот парк не слишком хорошо охранялся.
— А что насчет защиты христианских общин или меньшинств, которые стали мишенью террористов? Будут ли сообщества предпринимать какие-то меры для их безопасности?
— В марте прошлого года там произошел один инцидент — две церкви были взорваны. Конечно, когда это произошло, поднялся шум и крик о том, что христианские общины и церкви не имеют надлежащей охраны. В ответ правительство Пенджаба решило выдать полицейским больше полномочий, так как церкви были обеспокоены. В воскресенье можно увидеть полицейских, охраняющих храмы. Христианская община также создала волонтерскую организацию для обеспечения безопасности из числа христианской молодежи в городе.
— За последние полтора года военными было запоздало предпринято больше действий против определенных экстремистских групп особенно на северо-западе страны. Но как вы думаете, что сделали военные в плане борьбы с экстремизмом в обществе в целом?
— На первом этапе главное — организованные военные формирования на северо-западе, являющиеся конкретной целью для усилий военных. Затем под наблюдение были включены религиозные организации в различных городских центрах, которые были непосредственно или косвенно вовлечены в военные действия. Была пара случаев задержания. Но в большинстве случаев это частичные меры, чтобы обуздать некоторые деятелей, которые не принимают участие в прямом насилии, но вносят вклад в культуру дискриминации в отношении групп меньшинств.
И опять же, так как масштаб проблемы настолько велик, и так как военные сфокусированы на борьбе с организованными повстанцами на северо-западе, для решения остальных проблем у вас остается только полиция. Полицейские добились определенных успехов в борьбе с внезапными вспышками насилия или происшествиями на почве межрелигиозной ненависти. По большому счету, я думаю, что так как проблема так глубоко укоренена в политической и социальной жизни страны, правительству с ограниченными возможностями становится сложно контролировать то, что можно было бы назвать проявлениями культурного преобладания (доминантности) и социальной дискриминации.
— Но долгое время государство взращивало экстремизм. Это по-прежнему так?
— Я не думаю, что правительство специально вело политику сектантской дискриминации, они считали ее побочным продуктом и их это не напрягало (они свыклись с такой ситуацией), так как им надо было иметь людей для кашмирского джихада и афганского джихада. Но в последние 7-8 лет они поняли, что такая ситуация ведет к нестабильности и так продолжаться не может. Они осознали, что они не могут сосуществовать комфортно с этим побочным продуктом — сетью боевиков. Они просто не могут позволить им продолжать действовать, так как они явно создают много проблем внутри страны. Но это не означает, что они могут на самом деле что-то сделать физически.
— Вы можете оценить уровень возмущения в обществе и урду-говорящих СМИ, когда какие-то инциденты случаются с группами меньшинств, будь это шииты, христиане или ахмади?
— Если бы сегодня случилось нападение на мечеть или общину мусульман-ахмади, я не думаю, что оно бы вызвало возмущение такого же уровня. Вопрос с христианской общиной на самом деле очень интересный, потому что, учитывая тот факт, что христианская община в Пакистане — это рабочий класс, к ней есть большая доля симпатии в обществе. Что-то вроде: «ах, эти бедные христиане. Теперь они тоже были атакованы за свою веру».
Вообще я думаю, что за последние шесть-восемь месяцев, наблюдается все больший рост негодования против открытого насилия.
— Является ли ИГИЛ вообще предметом для разговора об экстремизме в Пакистане, как это происходит на Западе, на Ближнем Востоке и в других местах? Мне просто интересно изменилось ли общественное мнение по отношению к экстремизму из-за действий подобных группировок?
— Они делают вид, что разговор есть, но они происходит на очень низком уровне. Я думаю, что по большей части этот разговор умело направляют в русло пространных бесед о гибели мусульман на Ближнем Востоке и агрессии Запада в Сирии. Обычно эти разговоры весьма туманны и оказывают ограниченное влияние на тему насилия в Пакистане в целом.
Источник: Slate
Перевод Марии Строгановой
