Мужчину зовут Джон Стейнбек, он известнейший американский писатель и через два года получит Нобелевскую премию по литературе. Пудель откликается на имя Чарли и по праву считает себя отпрыском древнего французского собачьего рода. Титулованные пассажиры задумали не много не мало — проехать всю Америку и своими глазами увидеть, чем живёт их родная страна.
«Может скончаться от сердечного приступа в любой момент», — сказали врачи, обследовав Стейнбека. Но жена писателя отпускает супруга одного в путь-дорогу. Наверное, потому, что видит: ему надо попрощаться. Ему надо заново встретиться.
Есть на свете книжки уютные. И очень часто этим уютом веет от книг-путешествий. Так бы и плыл с тремя приятелями и Монморанси в лодочке по солнечной Темзе, так бы и брёл с героями Нормана Линдси по просёлочным дорогам Австралии, встречая местных жителей и слушая бесконечную балладу старика-матроса… Так бы и ехал с Джоном и Чарли по автострадам Америки, днём заглядывая в придорожные закусочные, а вечером согреваясь крепким кофе в компании встречного незнакомца. В очередной раз убеждаешься, что Нобелевские премии абы в какие руки не раздают.
Чем это «Путешествие» выгодно отличается от других – так это своей реальностью. Согласитесь, изрядную долю очарования не менее уютным рассказам сельского ветеринара с псевдонимом Хэрриот придаёт именно правдивость историй. А в нашем случае повествование ещё ближе к правде – книга считается публицистической, и, кстати, после выхода в свет заняла первое место в списке бестселлеров газеты The New York Times в категории документальной литературы.
Стейнбек умеет писать интересно, вкусно и с юмором. Казалось бы, какой сюжет в этом «Путешествии»? Ни пальбы, ни погонь, ни экзотических пейзажей, ни поисков кладов, да и лилипуты не встречаются. А ведь захватывающе! Каждый абзац можно смаковать, как хорошее вино. Ну пусть не каждый. Но можно.
Описание природы — особое умение, которым по праву гордится русская классическая литература. Надо сказать, что Стейнбек в этом отношении от Тургенева не отстаёт. Кратко и выразительно – так можно охарактеризовать его пейзажные зарисовки. Полюбуйтесь вместе с автором на осеннюю природу штата Висконсин:
«В начале октября … воздух там золотился от солнца, как сливочное масло, и был не вязкий, а свежий, прозрачный, так что принарядившиеся в иней деревья стояли каждое особняком, холмы не сливались в единую линию, а поднимались каждый отдельно, каждый сам по себе. Свет пробивался сквозь толщу вещества, и я как бы видел всё насквозь, проникал взглядом до самых глубин, а такое освещение мне приходилось наблюдать только в Греции.»
Но Стейнбек решился на поездку не только ради любования красотами природы. Что беспокоит в Америке писателя, «выразителя чувств эпохи»? Своим последним художественным романом «Зима тревоги нашей» он уже дал понять, что не верит в «американскую мечту», что нечего гнаться за фальшивым успехом, за золотыми горами… Вот только какой жизненной целью заменить это, Стейнбек понять не смог.
Путешественник с тревогой описывает глобализацию Америки. Местные лавчонки, раньше служившие своеобразным клубом для обмена мыслями и идеями, превращаются в однотипные кафе, облицованные пластиком. «Я заказал жареную колбасу с кислой капустой и своими глазами видел, как повар сорвал целлофановый чехольчик с сардельки и бросил ее в кипяток», — грустно описывает всеобщее оболванивание автор.
Пересекая на своём пути бесконечное множество промышленных центров, Стейнбек замечает, что города со всех сторон окружены стальным кольцом своих же отходов, и неизвестно, кто в этой войне победит.
Однако главной заботой писателя остаются люди. Он огорчается, видя, что американцы замкнулись в себе, перестали спорить даже перед выборами, а во всех бедах, от незабивающегося в стену гвоздя до нашествия моровой чумы, привычно винят русских. Стейнбек печально смотрит на молоденькую официантку, потерявшую вкус к жизни, на матроса-подводника, которому «платят хорошо и виды на будущее неплохие», на служащего, который приехал в чужой город, чтобы изменить жене, но после оставшегося ещё более одиноким.
Каждое воскресенье писатель посещает церковь – только всякий раз новой конфессии. Писатель не атеист, но он не может поверить протестантскому проповеднику, пугающему с амвона-трибуны адом с новейшими паровыми котлами. Вообще, мироощущение Стейнбека, потихоньку приближалось, наверное, к мироощущению двадцатитилетнего солдата Второй мировой, в гимнастёрке которого нашли написанное перед боем стихотворение:
…Ты знаешь, с детских лет мне говорили
Что нет Тебя.
И я, дурак, поверил!
Твоих я никогда не созерцал творений…
И вот сегодня ночью я смотрел
Из кратера, что выбила граната,
На небо звездное, что было надо мной, –
И понял вдруг, любуясь их мерцаньем,
Каким жестоким может быть обман…
А вот уже отрывок из Стейнбека:
«…По ночам в этом воздухе, лишенном влаги, звезды спускаются совсем низко – еще немного, и коснешься их пальцами. Во времена раннего христианства в такую пустыню уходили отшельники и жили там, проникая чистой, незамутненной мыслью в тайны бесконечного. Возвышенные идеи о цельности и величии всего строя мироздания, видимо, всегда рождались в пустынях.»
Но, увы, на своем пути настоящего священника писатель не повстречал. Хотя… Истины ради следует привести строки о тифлисской православной церкви святого Давида из «Русского дневника», который был написан в 1947 году после поездки в СССР:
«…Это была восточная богатая церковь с сильно почерневшими от ладана и времени росписями. Здесь толпился народ. Службу вел седовласый старик в золотом венце, он был так красив, что казался нереальным. Этот старый человек называется Католикосом, он глава грузинской церкви, и одеяние его пышно заткано золотом. Служба шла величественно, а звучание большого хора было несравненным. Дым от ладана поднимался к высокому потолку церкви, и сквозь него пробивалось солнце, подсвечивая купол.»
Однако и в родной Америке (и страшно, если бы это было не так) Стейнбек остаётся оптимистом. Он умеет видеть в людях хорошее. Он умеет это хорошее ценить. Писатель счастлив узнать, что есть такой механик, который задумал открыть первую в округе передвижную ремонтную станцию. Он не может скрыть восхищения владельцем захудалой заправки, который в нужную минуту пришёл на помощь. Он помогает юнцу выбраться из-под отцовской опеки в большой город, увидев в пареньке стремление к общественно полезной жизни и наивное желание «повидать мир». Стейнбек счастлив жить в одной стране с такими людьми, какие ему иногда встречаются, и он не может скрыть своей любви к ним.
Американские писатели двадцатого века редко проходили в своем творчестве мимо темы расовой дискриминации. Кто-то посвящал этому целые романы, кто-то обязательно вводил в свои произведения сюжетные линии, связанные с борьбой за права негров. Мне кажется, Америка нынешняя должна поклониться этим бойцам невидимого фронта, которые во главе с Гарриет Бичер-Стоу сначала отменили рабство, а потом переломили сознание народа, считавшего «чёрных» чем-то вроде домашнего скота.
Джону Стейнбеку на этот раз ничего выдумывать не пришлось. Своими глазами он увидел драму под названием «Белые против чёрных». А случилось вот что. Даже не случилось, а происходило. Происходило всего каких-то пятьдесят лет назад, в передовой империи мира.
В Новом Орлеане в одну из школ были зачислены две негритянские девочки. И каждое утро около входа в учебное заведение собиралась огромная толпа, напирая на специально поставленные ограждения и тесня ухмыляющихся полицейских. Из толпы выделялась кучка женщин, которые хорошо отрепетированной площадной руганью встречали несчастных малышек, а через некоторое время и «белого» ребёнка, которого родители посмели отдать в одну школу с «чёрными».
Стейнбек видел эту толпу, и с тончайшим психологизмом описал состояние маленьких отщепенцев. А потом он подвозил молодого студента-негра, который горел состоянием борьбы за свой народ. Писатель рассказывал про идеи «пассивного сопротивления» Мартина Лютера Кинга, говорил, что надо бороться, ждать и терпеть… Парень кивал головой, а потом вдруг горько засмеялся и воскликнул:
«Мне стыдно… Нельзя же быть таким эгоистом. Но я хочу это увидеть… Живой, а не мёртвый. Здесь, у нас! При жизни хочу! И поскорее!»
Оторвавшись от чтения книги, я произвёл нехитрые расчёты и понял, что если того паренька не линчевали, если он дожил до наших дней, то он дожил и до своей победы. В семьдесят лет он опустил бюллетень с голосом за чернокожего кандидата в урну, и через день проснулся в Америке с президентом-негром. И мы понимаем, что это и благодаря ему. И благодаря Стейнбеку тоже.
Итак, книжка прочитана. Чему мы научимся у великого писателя, осилив его нехитрые путевые заметки? Наверное, мы поймём, что любая страна сильна отдельными людьми. Сильна мной и Вами, уважаемый читатель. Сильна не столько президентами и министрами, сколько дальнобойщиками и фермерами. Нарисовав перед нами разношёрстную вереницу американцев своей эпохи, Джон Стейнбек не объявил их рабами времени, не заставил быть подданными государства. Писатель показал, как все они зависимы от наличия блеска в своих глазах, от того, добры они или прижимисты, лицемерны или искренни, заносчивы или смиренны.
И ещё он всех пожалел. Прожив жизнь, Джон Стейнбек ясно понял, что чем больше в людях отрицательных свойств, тем тяжелее им самим живётся, понял, что они сами зачастую этого не осознают. А потому автор, примерный семьянин, искренне переживает за неведомого постояльца отеля, который изменяет жене, незаметно для себя становясь всё более несчастным. И за борца с неграми, который брызжет слюной и трясётся от ненависти к «чёрным», Стейнбек тоже переживает.
А потому мы, читая «Путешествие с Чарли в поисках Америки», становимся чуть добрее. Внимательнее к окружающим. Может, даже, увидев пьяного на улице, теперь будем скорую вызывать. Хотя это вряд ли. Мы же пока Нобелевскую не получили.
