Мое окно — на юг, и поэтому мне весело. Солнце через березовые ветви посылает солнечных зайчиков на мою тетрадь. Если ветер и прилетит незаметно, то береза коснется окна, чтобы похвастаться своими кисточками-сережками. И рам будто не существует, и вся улица рядом со мной!
Веселые почки легонько дотрагиваются до стекла и зовут пообщаться с весной. Прислушиваюсь к птичьему гомону, слежу за хозяйственными хлопотами скворцов, подбирающих прутики, перышки и соломинки. Вышли на дорогу куры. Сейчас начнут кудахтать и что-нибудь обсуждать, разгребая сбившуюся в кучу солому и старую траву возле ручья.
Фото: Холмов Андрей, photosight.ru
Прошли первые теплые дожди, и весна как бабочка, пролетела так быстро, что не успела я даже наглядеться на блеск ручьев и цветение яблонь. Я ходила от дерева к дереву и разглядывала опадающие бело-розовые цветы, трогала на тополях липкие почки.
… Лето. Каникулы. Жара. Я отсыпаюсь. Мое окно закрыто ставнями. Чувствую, как отец, уходя на работу, касается губами моего лба. Я просыпаюсь. Изнутри, через форточку, толкаю ставни и жмурюсь от солнца. Улица пуста.
Я совершаю обход вокруг дома, прогуливаюсь по саду. Ранетки еще маленькие и кислые. Земля такая горячая, что без обуви невозможно на ней стоять. Бегу за сандалиями и взбираюсь на тополиную ветку напротив моего окна. До чего же интересно смотреть на него снаружи!
Птицы опять выщипали вату из щелей себе на гнезда. Как они умудряются делать это незаметно? Снаружи мое окно кажется маленьким. Неужели я за ним живу?
А дом у нас большой и красивый, с узором по карнизу и воротам. Для меня он – самое радостное место на земле.
Я здесь счастлива. Как трогательно заботятся обо мне родители! Пришел на обед отец. Поприветствовал меня своей доброй улыбкой, ласково погладил по голове и пошел на кухню резать хлеб для суповых крошек. Он поперчил «свою сторону» супа и позвал меня обедать. Мы едим из одной тарелки, а в конце еды оставляем друг другу последнюю ложку супа.
Я провожаю отца. Он машет мне рукой, а я гляжу через окно на его быструю походку, на удаляющуюся фигуру и плачу, когда он заходит за тополиную аллею, и его уже не разглядеть…
Мама, видя мои слезы, говорит: «Отец тебя лелеет, но мы на земле не вечны. Жизнь слишком сурова. Я вас тоже очень люблю, но знаю, что всегда нужно помнить о смертном часе». Владимир Мономах регулярно напоминал своим детям: «Все, что вы имеете, принадлежит Богу и поручено вам только на время».
Я понимала эту правду, но сейчас она казалась мне такой далекой, а родители — вечными. Иду в свою комнату и думаю о маминых словах…. Ищу утешения в окне…
… Вот Витька в голубой рубашке несется на велосипеде. Чуб на ветру поднимается кверху, рубаха надувается на спине. По сторонам не смотрит. Гордо летит вперед. У него новый велосипед!
Я встаю со стула, прижимаюсь к стеклу и смотрю вслед…
Мне совсем не завидно… И Витька не кажется таким уж важным. «Подумаешь… чуб на ветру…» — вздыхаю я. И велосипед «поручен только на время», – вспоминаю я мамины слова. Иду помогать ей на кухне, а вечером складываю с отцом наколотые дрова. «Клади берестой вверх, чтобы не намокли», — учит он меня.
Уже стемнело. Не включая свет, захожу в свою комнату. От лунного света узор тюлевых занавесок переселился на пол. Я кружусь на узорчатом полу, под звуки вальса, который влетел в мое раскрытое окно и продолжает плыть над сонными домами. Это Витя играет на баяне…
Я все детство мечтала о том, чтобы у меня было большое окно, и его не закрывали ставнями. Хотелось видеть светлую луну и все небо, не разделенное маленькой рамой на кусочки. И все звезды…
Какое счастье спокойно засыпать после благословления отца!
Начало осени. Разноцветный сентябрь. Мой стол завален красными и желтыми ранетками. Яблочные зернышки неуловимы во рту. Хочется их раскусить и поймать маленькую сердцевину большого дерева. Желтое яблоко откатилось от всех. Солнечные лучи прокрались в самую его середину, показывая сочность и прозрачность плода. Аромат яблок заполняет комнату. И это состояние радости так ощутимо!
Бьются о стекло пчелы. Божественными созданиями называет их отец. Он привез их с пасеки. Скоро начнет качать мед. Я мою медогонку, сушу ее на солнце и уже предчувствую вкус янтарных сот. Отец готовит пчеловодный нож, окунает его в кипящую воду и начинает открывать рамки с медом, срезая восковую запечатку.
Я убегаю от пчел в дом. Из окна кухни наблюдаю за работой отца. Вращать рамки тяжело! Вот, наконец, он открывает кран медогонки и кладет на флягу сито, чтобы в мед не попали вощинки. Сладкий ручей из цветочного нектара поблескивает на солнце.
Возвращаюсь к урокам. Из портфеля запах новых учебников. На тетрадях солнечные тени от рам. Солнечная сухая осень торопит меня на прогулку, но я занята. Яркие лучи ворвались в мою комнату, и она преображается: яркий квадрат ковра передает веселость красок и мягкие переходы цвета, а белые покрывала на кроватях становятся еще белее. На шкафу заметны срезы дерева.
Сегодня я не узнаю свою березу под окном. Она сменила наряд и торжественно покачивает желтыми ветвями.
Теплый осенний день. Через открытую створку окна запахло кострами с огородов, где копают и пекут картошку.
Доносятся крики птиц, собирающих свои стаи. Сегодня они, наверное, выбирают вожака и суетятся, готовя молодых птиц к отлету: строят клин, делают прощальные круги над родиной. Как их много!
Мы с мамой вставляем зимние рамы. Промазки нет, и нам приходится замазывать щели разноцветным пластилином, а потом подкрашивать его белой краской.
Мое окно в мир…. Все детство я пред тобой.
Маленькая задвижка на форточке, сделанная руками отца. Полукруглая канавка, вырезанная рубанком на краю подоконника для стока весенней воды от растаявших снежных узоров. На гвоздиках с обеих сторон подоконника когда-то висели ведерочки. Их развешивала бабушка, чтобы от стекавшей воды не гнили пол и рамы.
От двойных рам в комнате стало темнее. За окном — неожиданный первый снег. Он праздником лег на землю. В душе — состояние новизны и ожидания чего-то таинственного, словно раннее предвестие Рождества.
Зимы у нас, в Западной Сибири, холодные, вьюжные. Дома иногда до крыш заносит. У ворот глубокие проходы. Из снега — детские горки возле домов. За крышами и огородами — вертикальный сизый дым из печей.
В комнате холодно.
Я рассматриваю наморозки между рамами. Скоблю ногтем снег на стекле внутренней рамы, дышу на стекло и прикладываю монетку. Мороз приклеивает ее намертво.
Ставни на крючках постукивают от ветра, некоторые прикрыты, чтобы не выдувало тепло. Слышно, как от сильного мороза гудят провода. Тревожно. К ночи может разыграться пурга. Сильный порывистый ветер громыхает кровлей, рвет провода.
Мама заранее доит корову и готовит керосиновую лампу. В русскую печь на прогоревшие угли ставит семечки, чтобы всей семьей скоротать время до сна, слушая рассказы отца о войне.
Мы ждем его с работы. Я отодвигаю штору и всматриваюсь в темное окно. Приоткрыв форточку, слушаю завывание вьюги.
Стучит садовая калитка. Отец торопливо прикрывает ставни, прижимая болтами, чтобы ветер не открыл их ночью. Под ставни вставляет щепочки, чтобы не стучали, — иначе не уснуть.
Он закрывает мое окно и прижимается к замерзшему стеклу. Я вижу его веселое лицо и белые отмороженные щеки. Шапка надвинута на лоб и завязана под подбородком. Брови и ресницы — в инее, значит, на улице больше тридцати градусов мороза.
Сейчас я буду перебегать от окна к окну, пока он не закроет последние ставни. Это — наша любимая игра. В доме восемь окон. Он долго будет улыбаться мне, а я — ему.
Скрипит от мороза дверь. Я помогаю отцу снять кожаные меховые варежки и осторожно растираю ему руки, поврежденные ожогами войны. Отец переодевается и идет управляться: поит корову, дает ей сено, заносит к печи дрова и уголь.
Я раскладываю за печь дрова для сушки, выгребаю золу. Отец топит печи. Самое радостное действо! Люблю наблюдать и помогать. Сажусь напротив огня, слушаю его потрескивание и грею озябшие руки. Здесь же, у печи, доучиваю уроки. Какую спасительную печь сложил мой дедушка Арсеня! Она долго держит тепло.
Отец проверяет мои уроки, и я засыпаю. Чувствую сквозь сон, как он укрывает меня вторым одеялом. Завтра – двадцать пятое января. У меня — день Ангела.… Отец едет в город и берет меня с собой. Я обещаю не замерзнуть, хотя знаю, что степные дороги будут перенесены снегом. Машины могут встать или долго буксовать, пока мощный бульдозер не пробьет им дорогу.
Если удастся доехать вовремя, мы пойдем в храм Петра и Павла, чтобы встретить там Татьянин день…
Читайте также:
