Протоиерей Димитрий Смирнов дал интервью немецкому радио, в ходе которого поднимаются разнообразные вопросы, в том числе о работе священников в армии, о недружественной позиции российских СМИ по отношению к собственному государству, о роли Церкви в обществе, о девушках, девственницах и двух бутылках пива, о несчастном Обаме, лишившемся сна из-за взбесившихся женских гениталий в далёкой России, о врагах рода человеческого, которых распугивают казаки своим менталитетом, и о многих других не менее интересных и любопытных вещах.
Священник в армии
— Вы в Московском Патриархате курируете работу с армией?
Да, и с армией, и с полицией.
— Вы можете объяснить, какова Ваша работа там?
В Германии тоже есть духовенство и от евангелической церкви, и от католической, которое тоже работает и с армией, и с полицией. Я по этому поводу бывал в Германии и изучал работу, во многом наши деятельности очень похожи.
— Например?
На Западе эта служба называется «капитанская». Священники -капелланы, среди них есть и лютеранские пасторы, и католические.
— Это те, которые работают внутри армии?
Да. Помимо своих приходов они еще работают и с армией.
— Когда был Советский Союз, это было запрещено, да? Священников не было в армии вообще?
У нас была религия «коммунизм», у коммунистов были свои священники. Они назывались «политические работники».
— Сейчас в армии нет разных партий?
Да, запрещено создавать политические организации в армии и полиции.
— А есть в данный момент достаточное количество священников, которые работают в армии?
Около тысячи священников работают.
— Этого хватает?
Да.
— А где именно они работают и как? У них есть приемные? Могут ли к ним прийти солдаты, у которых есть определенные вопросы? Или они могут встретиться со священниками только во время службы в церкви?
В некоторых военных частях есть храмы, там служба идет. Храмы бывают разные — или отдельно стоящие, специальные здания, или какая-то комната, которая оборудована как храм. Там проходят богослужения. Священники используют армейские помещения, чтобы проводить лекции и беседы для тех солдат, которые желают на такие темы беседовать. То есть всё сугубо добровольно.
— Я знаю, что некоторые молодые люди не очень хотят идти в армию, потому что просто боятся, ведь там всякое происходит — солдаты гибнут, случаются самоубийства… Сейчас, когда там работают священники, стало лучше?
Безусловно, лучше, потому что в армии появился такой человек, к которому можно прийти. Он может дать совет и пожалеть, и похадатойствовать перед начальством.
— Там работают только православные священники?
У нас католиков в стране меньше одной десятой процента.
— А протестанты?
Их еще меньше, но есть мусульмане.
— А что Вы можете сказать по поводу дисциплины в армии? Там есть проблемы?
Как и везде, как и в любом коллективе. Есть проблемы самоубийств, есть проблемы «дедовщины», как это у нас называется — это когда старшие угнетают младших. В общем, как и в любой армии, но мы этому успешно сопротивляемся. Священнику это лучше удается.
Репутацию полиции создают СМИ
— Поговорим о Вашей работе с полицией. Репутация российской полиции сейчас очень плохая. Все говорят, что полиция не работает как надо, не помогает людям, когда на улице, скажем, драки. Другая серьезная проблема — вопрос коррупции.
Конечно, проблема коррупции остается. Насчет того, что полиция не помогает — это не так. Мы могли бы даже провести эксперимент. Мы можем выйти с кем-нибудь на улицу и начать драться, и вы увидите, как через несколько минут здесь будет полиция.
— Почему же тогда у полиции плохая репутация?
Репутацию у нас создают СМИ, а они очень недружественны к государству. Например, постоянно говорят про армию, что там самоубийства, дедовщина, но если сравнить количество преступлений на душу населения, совершенных в армии и в городе, то мы увидим, что количество всяких нарушений в обычной жизни в сто раз больше, чем в армии. Обычная уличная драка или какие-то там происшествия — о них СМИ не говорят, а если что-то случится в армии, то об этом говорят все каналы и все газеты. Из-за этого создается впечатление, что в армии что-то не совсем в порядке. На самом деле, это, конечно, не совсем так.
Также, например, количество убийств в Вашингтоне в течение месяца гораздо больше, чем в Москве, но никто об этом почему-то не шумит. Есть статистика, но речь идет как всегда только о Москве. В Дюссельдорфе тоже очень много совершается правонарушений, но в силу того, что очень многие СМИ занимают недружественную позицию, все факты повторяются много раз, и создается такая ужасающая атмосфера. Понятно, что люди реагируют активнее на отрицательную информацию, поэтому наши новости состоят из всяких ужасов — пожары, изнасилования, убийства, автокатастрофы, взрывы. И обыватель начинает дрожать.
— В России таких негативных событий больше, чем в Германии? Например, как Вы прокомментируете последний случай, когда в аварию попал священник, который был нетрезв?
Да, я знаю про этот случай. Безусловно, это факт печальный, мы совершенно не отрицаем, что священник совершил наезд на рабочего-инженера, но в автомобильную аварию может попасть любой. Я сам попадал в аварию, потому что на дороге был лед, у меня машина перевернулась. Слава Богу, что жив остался. В общем, в нашем городе это обычная вещь, но этому тоже есть определенное объяснение.
Такое количество машин в течение 15-ти лет не выдержал бы ни один город. В том же Берлине рост количества автомобилей происходил постепенно, и в течение послевоенных лет это все было плавно, люди думали, как устроить город. Города европейские лучше к этому приспособлены, у нас же с этим очень большие проблемы, и это тоже сказывается, безусловно. Конечно, немцы, обычно славятся своей дисциплинированностью. Безусловно, если мы возьмем среднего немца и среднего русского, то немец окажется более законопослушным. Но надо тоже понимать, что мы в течение 70-ти лет жили внутри такого бесчеловечного государства, что народ привык не обращать внимания на законы.
С другой стороны, когда у нас ввели такой закон, чтобы водитель уступал пешеходам, буквально в течение месяца стали все уступать. Меня это настолько поразило, потому что я довольно часто бываю в Европе, и мне всегда очень нравилось, как там водители уступают пешеходам. У нас этого не было, но как только ввели закон, сразу стали все уступать. Пусть не сто процентов, а девяносто, но очень заметно сразу стало. Все-таки дисциплинированность есть, ее можно как-то стимулировать, поэтому не знаю, доживу ли я, но, может быть, у нас когда-нибудь тоже будет как в Германии!
— Будем надеяться!
Да, в чем-то очень мне нравится Германия, как там все устроено, есть чему поучиться.
Антихристианская кампания как показатель роста влияния Церкви
— Расскажите, пожалуйста, о роли Церкви в обществе? Сейчас растут возможности Церкви влиять на разных людей?
Мне кажется, растут. Во-первых, на глаз видно, как растет количество прихожан, растет количество детей в храмах. И даже последняя атака, организованная на Церковь, говорит о многом… В Германии тоже очень много людей, которые и Христа, и Церковь просто ненавидят лютой ненавистью. У нас они тоже есть, но раньше они просто не проявляли себя, а сейчас была проведена (и она продолжается) активная антихристианская кампания. Она говорит о том, что Церковь стала иметь влияние, она стала их раздражать своим влиянием.
— «Атака» — Вы имеете в виду это выступление девушек?
Нет, во-первых, это не девушки, это женщины, имеющие детей. «Девушкой» в русском языке называется девственница, а они именно женщины. Молодые, не старые женщины, старшей из них было 32 года. Девушка — это когда 18–19 лет и не замужем. Понимаете, это возникло в советский период, когда подходите к продавщице и говорите: «Девушка, мне две бутылки пива», — обращаясь к женщине, которой 56 лет, в этом есть и доля юмора, и доля флирта, что он так вот ее называет «девушка», предполагается, что ей это должно очень нравится. В Германии есть «фройлин»…
— Сегодня уже нет, сегодня все говорят только «фрау». Молодая женщина или старая — «фройлин» уже не говорят, это старомодно. Это можно встретить у Гете, Шиллера…
«Фройлин» в немецком языке все-таки есть, просто немцы отказываются от употребления этого слова, так что девушка в русском языке — это «фройлин».
— Ладно, хорошо.
Конечно, хорошо.
— Чем опасны эти женщины для Церкви?
Ничем абсолютно.
— Почему тогда такая бурная реакция?
Я думаю… У Вас мама жива?
— Да.
А папа?
— Нет.
Папа умер?
— Да.
Если бы какие-то молодые женщины тридцати лет устроили бы какое-нибудь такое хамское шоу на могиле Вашего отца, потом бы это сняли на пленку, потом подложили бы музыку со словами, оскорбляющими Вашу фамилию, как бы Вам это понравилось?
— Я не знаю, потому что этот пример не годится.
А Вы представьте.
— На могиле никто у нас не будет такое устраивать. В Церкви протестные движения есть, там были такие острые политические речи.
У нас так не принято, мы — русские люди, у нас храм — это святыня. Даже неверующие относятся очень благоговейно к храму. Храм — это храм, это уже особое место.
Дурной пример заразителен
— Как Вам кажется, они получили должное или все-таки приговор был мягким? Надо было им больше дать срок?
Понимаете какое дело, больше-меньше — это не очень важно. Желательно, чтобы такие акции прекратились. Если бы их просто оштрафовать, то те люди, которые придумали этот сценарий, просто заплатили бы этот штраф и все, и они бы продолжали деятельность.
Дурной пример заразителен. Их надо было изолировать на время, потому что они могут спровоцировать и побоище, то есть у государства тут нет выхода. Если это будет продолжаться, то это кончится тем, что их убьют. Арестовывают же футбольных болельщиков, когда они кидают бутылки на поле? Вот. Так же эта акция. Может быть, для немцев все равно, что выделывают в храме, конечно.
У нас в одном храме во Владимирской области, по-моему, облили икону нечистотами, продуктами человеческой деятельности. Это и дальше может продолжаться, потому что испытывают, как власть будет реагировать. Здесь показали, что власть будет этому препятствовать. Я слышал, что в парламенте разрабатывают закон, чтобы это прекратить.
«Этот процесс такой смешной»
— Вы ожидали такую бурную реакцию солидарности с этими женщинами на Западе?
Конечно. Более того, один советник из правительства Рейгана сказал, что вообще эта акция задумана в Вашингтоне. Эпизод совершенно малозначительный, но 83% всех мировых СМИ, Обама, премьер-министр Франции, все вдруг отреагировали. Это очень странно, что у всех такая солидарность, ясно, что это общее такое действие, задумано и согласовано по телефону, что в этом участвуют все. Обама обычно, когда у нас здесь что-то происходит, спит, или, наоборот, когда он работает, мы спим.Что-то он проснулся, стал звонить.
Нарушил свой сон, чтобы позвонить Путину — это странно. Из-за чего? Из-за трех-четырех хулиганок, которые ругались страшными словами? Они сами себя называют такими словами, которые я даже не могу при Вас произнести, это намеренное такое хулиганство, провокационное. Ясно, что это акция несет в себе какую-то дополнительную нагрузку. Мы все это, конечно, ожидали, но я даже не думал, что президент США спустится с Олимпа своего и будет позиционировать себя как защитника. Мне кажется, то, что поставляется оружие в Дамасск террористам, — это гораздо более неприятная вещь, чем эти безумные женщины.
— Если бы все-таки Церковь или государство знали, что будет такая международная реакция, наверное, они дали бы им срок на 15 дней и штраф, чтобы они сидели и все, а сейчас они уже — символы протеста, движения против президента…
Мне очень приятно. Раньше, при советской власти, у нас были символами протеста против государства в начале, в 20-х годах, академик Лихачев, он был на Соловках, затем академик Сахаров, а теперь взбесившиеся женские гениталии, понимаете? Просто анекдот. Раньше мировая общественность поддерживала академиков, умнейших людей, мировых светил, лауреатов Нобелевской премии, а сейчас мировая общественность поддерживает взбесившиеся гениталии — это очень интересно. Они сами себя проявляют. Протест на уровне взбесившихся женских гениталий — замечательно! Этот процесс — очень смешной, вы не находите? Пусть протестуют, если это, может быть, специально сделано, чтобы отвлечь от Дамаска, пусть лучше с плакатами идут спасать гениталии взбесившиеся.
Церковь как цензор
— Я не думаю, что это так… Скажите, Церковь сейчас имеет право выступить как цензор в области культуры и искусства? Вспомните, несколько лет назад была выставка «Осторожно, религия» в центре Сахарова, и там тоже были конфликты с верующими, потом в суд подали. Недавно была скандальная выставка на Винзаводе… Они мне лично не очень понравились, а зачем тогда опять такие конфликты были? Или Церковь думает, что это тоже задача — наблюдать, следить и потом тоже что-то делать?
Церковь ничего не думает, потому что Церковь — это стомилионный народ.
— Я имею в виду патриархию или руководство Церкви?
Руководство по этому поводу тоже ничего не думает. Это реакция самого народа. Казаки — это простые русские люди, и те, кто протестует, — это тоже простые крещеные русские люди. Они специально как-то Церковью не организовываются, потому что, если бы мы взялись за организацию, то этот Винзавод мы разнесли бы по кирпичам.
— Почему?
Вот я бы взялся, привел туда десять тысяч молодцов, попросил бы еще армию, внутренние войска, меня все знают, и сказал: «Ребят, нужно этих врагов рода человеческого сравнять с землей», — и мы бы сравняли, и никакая милиция бы нам не помешала. Мы этого не делаем, мы в этом не участвуем, но почему народ не может среагировать? Они реагируют на повышение платы за квартиру, другие реагируют на то, что ему не нравится чья-то продукция художественная — это же надо учитывать?
— Я не знаю. Что казаки понимают в искусстве? Наверное, ничего, это очень далеко от них?
Как сказать, видите, оказывается, что им это интересно.
— Они таким образом делают хорошую рекламу художнице. Сейчас уже все говорят, хотят посмотреть.
Она же это и использует для своей рекламы. Даже само название «Пусси» — в нем сокрыт «пиар». Почему на этой выставке так быстро сделали эти объекты, быстро организовали? Это не как Поль Сезанн или Альбрехт Дюрер годами рисовали, это быстро-быстро наспех. Почему? Для того, чтобы вызвать скандал. Понимаете, всегда можно спровоцировать любой скандал, и у нас, например, когда бывает футбольный матч, заранее приезжает конная милиция, потому что знают, что всякий футбол — это вещь такая провокативная — от того, кто выиграет или проиграет, будет драка, также и здесь — она заранее знала, что будет. Потому что если нет таланта, нужен скандал.
— И казаки помогают.
А что делать? Мы не можем с вами переделать многостолетний менталитет казаков, но Церковь тут ни при чем. Как и ни при чем Церковь в том, что осудили этих «существ». Только мы — потерпевшая сторона, потому что они для своей акции выбрали не собственную дачу и не Красную Площадь, а выбрали наш храм — это им, конечно, не нравится. В Москве есть масса мест, например, музей Пушкина, пожалуйста, или Большой Театр. Приходи в Большой Театр, там есть сцена, или перед тем, как увертюра будет к балету «Жизель», сыграй, спляши, покажи свои взбесившиеся гениталии честной публике, которая со всей Европы съехалась. Это тоже кончится посадкой в тюрьме, почему обязательно храм?
Потом были реакции, что все-таки приговор — слишком жесткий? Вы разделяете это?
Я об этом как-то не думал, им дали по этой статье минимальный срок, максимальный был 7 лет, поэтому я считаю, что по этой статье очень даже мягко. Вы знаете, если бы они сказали: «Мы пришли в себя, простите нас, пожалуйста, мы никогда больше так делать не будем», — я бы первый пришел за них просить, но этого не было. То есть нет раскаяния. Более того, если они сейчас признают свою вину, а они не признали, и напишут письмо президенту с просьбой помиловать, то он их помилует. Я в этом уверен, но они этого не делают. То есть им это не надо.
Более того, по телевизору показывали процесс, когда объявили приговор, они были счастливы. То есть пиар еще целый год будет продолжаться, их популярность будет расти, а они будут потом это обращать в деньги — по-моему, так же некоторые звезды шоу-бизнеса специально что-то нарушают, чтобы о них написали, принудительные работы какие-то делают. Я знаю, что Наоми Кэмпбелл участвует в таких акциях. У них не страдающий вид, веселый вид, они такие победительницы.
Скандалы вокруг Патриарха
— Совсем другой вопрос. Когда был патриарх Алексий II, он работал спокойно, никаких скандалов не было, а сейчас патриарх Кирилл, и последние месяцы, Вы знаете, были скандалы с квартирой, с часами — как Вы можете объяснить, откуда это вдруг взялось?
Дело в том, что патриарх Кирилл — очень умный человек, один из самых умных людей России в настоящее время. Это первое. Второе: он человек очень мужественный и отважный. В-третьих, он чрезвычайно образованный человек. Последнее: он замечательный оратор и проповедник. Понятно, что есть люди, которые любят Христа, а есть люди, которые ненавидят Христа. Конечно, его миссионерская деятельность им не нравится, по этому они стали искать: к чему же можно придраться?
У меня тоже есть часы, мне один немец-миллиардер подарил, не буду говорить кто, но вы его, конечно, знаете, потому что в Германии не так много миллиардеров. Он мне подарил золотые часы «Ролекс», я стал их носить, мне доктор мой говорит: «Батюшка, нельзя такие часы носить!», — я говорю: «Почему?», — а он: «А они из чистого золота — вас убьют!». Я их не ношу теперь, я не знаю, сколько они стоят, может, 10 тысяч долларов, может, 20 тысяч долларов. На них написано «Смирнов», он мне их подарил, потому что я для сотрудников его фирмы читал лекцию. Поэтому я даже не знал, сколько они стоят, вижу, что «Ролекс», известная фирма.
Сейчас на мне тоже, кстати, швейцарские часы. Мне их подарил посол, который был в Швейцарии, замечательный. Минута в минуту ходят, я не знаю, сколько они стоят. Фирма «Тиссот», он мне их подарил, и что — мне ими не пользоваться? Потом, у меня есть часы и от министра обороны, у меня есть часы и от начальника полиции, у меня есть часы и начальника внешней разведки, у меня есть часы от десантников — я могу часы носить сколько угодно. Я думаю, что у патриарха больше. «У патриарха часы» — это что скандал? Это искусственно созданный скандал.
Та фотография, где он в часах, — трехлетней давности, где все были раньше? Непонятно. С квартирой тоже — он в этой квартире не живет, там была библиотека его отца. Скандал, высосанный из пальца, нет материала на него, никакого скандала не получилось. Рейтинг понизился у него из-за этого, но от этого патриарх не стал менее умным, менее значительным. Он сам сказал: «Меня этим не испугаешь!».
— Почему Вам все дарят часы? У нас это вообще не принято.
Не знаю. Традиция дарить часы возникла именно в советский период, потому что тогда часы были редкой вещью. Каждый школьник мечтал иметь часы, обычно отец с матерью дарили их на совершеннолетие. Я думаю, что это просто такая советская традиция.
— Вы сказали, что патриарх Кирилл — очень образованный человек, хороший оратор, но он также, будучи церковным деятелем, уже начал реформировать Церковь. Как он работает, в каком направлении?
Да, начал. Церковь находится в постоянной реформации. Почему? Потому что жизнь меняется. Была одна эпоха — Церковь была под гнетом, как Вавилонское пленение, и освободилась, совершенно иные условия теперь. При большевиках в Москве оставалось 40 церквей, а сейчас 400 тысяч, понимаете? Только в Москве, а что такое Москва? Москва — это самый худший регион по соотношению количества населения к количеству храмов, понимаете? Новые условия, рождаются новые епархии. Епископов стало в три раза больше, Церковь бурно растет. Кому же это может понравиться из противников Церкви? Ясно, что они просто бесятся.
Кадровый вопрос в Церкви
— Пока нет проблем найти молодых людей, которые хотят стать священниками или монахами?
Это проблема существует только в Европе, у нас нет. У нас во всех семинариях конкурс, понимаете? Мест меньше, чем желающих поступить. В позапрошлом году в Швеции не было ни одного призвания, то есть ни один не поступил. У нас, например, десятки и сотни парней хотят быть священниками. Пока еще есть этот религиозный подъем, не знаю, как долго это будет продолжаться, но пока это есть. Очень многие силы антихристианские тоже есть, они этому противодействуют. Находятся же молодые люди, которые готовы кресты пилить, всяческие хулиганские действия производить — это тоже есть, с этим нельзя не считаться.
— Мне один социолог недавно рассказал: они делали опросы, и из тех, кто говорит, что они православные, почти половина сказала, что они не верят в Бога, — как это может быть?
Не знаю. Я вообще-то неверующего в Бога встречал в своей жизни три раза. Один из них — это Познер Владимир Владимирович.
— Он сказал, что он атеист?
Да. Еще у меня был один знакомый — Георгий Александрович Лескес, филолог, он в конце жизни уверовал. Еще одного человека я знал, он тоже сказал мне, что он совершенный атеист. Так обычно все говорят, но есть люди, которые в Церковь не ходят и не понимают, зачем она существует, есть люди, которые никогда не читали Священное Писание, но так, чтобы сказать: «Бога нет!», — это чрезвычайно редко. Ах да, еще академик Гинзбург заявлял, что он атеист. Это большая редкость.
У меня дед был членом Академии наук, в его доме постоянно были академики, физики, математики — все были верующие! Все! Никогда никто не говорил, что Бога нет. На Западе другая картина, почти все говорят, что Бога нет. А кто же создал звезды? Они сами получились? Я не могу поверить, что анютины глазки или гладиолусы сами появились. А почему они таких разных цветов, почему они такие красивые?
— Скажите, у нас на Западе проблема — молодые люди не очень-то ходят в Церковь. Как с молодежью здесь, они ходят?
Ходят, но, конечно, нам бы хотелось, чтобы больше. Какое-то спортивное мероприятие или какой-то концерт собирает гораздо больше молодежи. То есть мы не можем даже конкурировать. Молодежь есть, ее много, но все-таки мероприятия поп-культуры или спортивные события собирают больше. Мы стараемся устраивать какие-то молодежные программы, у меня есть такая спортивная школа на приходе, своя гимназия, три детских дома, мы воспитываем сирот — может быть, потом у них родится благодарное чувство к Церкви, как-то пытаемся их в эту сторону привлечь. Есть свой театр, ставим русскую классику.
— В Москве?
Да, здесь, на приходе. Молодежь приходит. Стараемся их привлечь. Христианство требует просто большого напряжения таких душевных сил, а современная молодежь — очень расслабленная, конечно. Все больше склоняются к тому, чтобы отдыхать. Понятно, что мы вместе с Европой вымираем, скоро все будет мусульманским.
Мусульмане — наше будущее
— Я хотела спросить, в Москве тоже и на улицах, и в метро очень много представителей среднеазиатских бывших республик, да?
Да, это наше будущее, как и в Европе. Если уже говорят, что через 5 лет самое первое имя в Великобритании будет «Мухаммед», уже сейчас оно второе после «Джейкоб», на первом месте «Яков», «Джейкоб», а на втором месте «Мухаммед». Говорят, что через пять лет первым будет «Мухаммед». То же самое в Брюсселе, там уже мусульман 49% населения.
— У них побольше детей, большие семьи?
Да, у них большие семьи, они любят детей, они их воспитывают. В Берлине тоже скоро будет 70% мусульман и 30% немцев пожилых.
— А в Москве?
В Москве таджики будут, узбеки. Христианская нация вместо того, чтобы идти в Церковь, идет на футбол и концерты. И скоро им придется всю эту территорию отдать мусульманам. Поэтому я счастлив, что я уже старый человек и не доживу до этого. Я посещал Турцию неоднократно и видел, что осталось от Византийской Империи христианской, а осталось несколько памятников. На территории Европы тоже останется несколько памятников, из некоторых сделают неплохие мечети. Европе конец, именно потому, что отказались от веры. Мусульмане скупают недвижимость очень активно, они умные, образованные, будущее за ними.
В Германии, я знаю, сам видел, «сдается таун-хаус семье без детей», такие объявления. То есть дети не нужны. Многодетных семей в Германии очень мало, а мусульманские семьи все многодетные. Мусульмане рожают детей, а христиане предохраняются от них, как от бандитов. Поэтому это наше будущее. Когда я смотрю на таджиков, узбеков, я смотрю на них как на будущее Европы.
Храмы пустые. Когда у нас в Москве какой-то мусульманский праздник, то десятки тысяч мужчин на улицы приходят и молятся, а в каждом храме — в основном женщины, 10–15% мужчин только. В нашем храме тоже много многодетных семей, но разве мы можем изменить всю ситуацию во всей стране? В приходе — да. У нас никто абортов не делает, много многодетных семей, но все равно это никак картину не изменит.
— А если запретить аборты? Вы думаете, что будет больше детей у христиан? Сейчас идут активные дискуссии по поводу абортов…
Дискуссии идут с тех пор, как в Америке в 1972-м году разрешили аборты, у нас аборты стали делать с 1920-го года. Это бесполезная дискуссия. Если бы я был президентом, то я бы запретил аборты. Контрпропаганда должна быть за многодетную семью.
— У вашей Церкви, наверное, есть социальная программа, чтобы помогать этим семьям многодетным?
Обязательно! Мы каждой многодетной семье помогаем финансово, каждой! Они все у нас посчитаны. Это небольшая сумма, но все-таки. На каждого ребенка оказывается помощь.
Откуда Церковь берет деньги?
— А скажите, как Православная Церковь финансирует реконструкцию церквей, как строят новые церкви? Монастыри, которые раньше были в руинах, работают опять? Это стоит очень больших денег. В Германии, если ты член Церкви, ты платишь налоги. Я, например, протестантка, я плачу каждый месяц церковные налоги.
У нас не так, у нас государство этим не занимается, только частные пожертвования. И богатые, и бедные добровольно помогают Церкви.
— Этого, наверное, недостаточно?
Мы стараемся жить по средствам. Был период, когда приносили очень много денег, поэтому я создал гимназию и три детских дома, сейчас меньше. Если тот храм, который мы занимаем, представляет из себя особый памятник древности, то государство дает на реставрацию, если он особенно ценный. Нашим храмам по 100–150 лет, мы их сами реставрируем.
— А этот храм во время Советского Союза действовал? Или что там было?
Нет. Там сначала была столовая, потом была автомастерская, потом был склад бумаги, а потом было просто заводское помещение. Еще спортивная школа была, в алтаре были душевые, там молодые спортсмены принимали душ.
— И тогда в 1991-ом Вы получили ее обратно?
В 1990-м году наш храм был одним из первых, который передали.
— Сейчас нужно продолжать реставрировать?
Нет, мы уже все отреставрировали, сейчас мы уже делаем такой «текущий» ремонт. Немножко закоптились фрески, мы их обновляем. Меняли систему отопления, за 20 лет уже пора.
— Вы здесь сколько лет?
20 лет.
— А до этого?
Еще 10 лет служил в храме на севере Москвы. У самой границы Москвы храм, он и сейчас есть, он немножко уже расширился.
О личном
— Вы стали священником в советское время, да?
Да, я стал священником в 1980-м году.
— Тогда довольно сложно было?
Да, было сложно поступить в семинарию, очень сложно. Пришлось подавать документы в последний день, когда их принимали, чтобы нельзя уже было воспрепятствовать моему поступлению, а то государство устраивало всякие хитрости, чтобы не доехал молодой человек до семинарии.
— Ваши дети тогда были дискриминированы?
Я никогда не давал их дискриминировать. Я приходил в школу и сразу заявлял, что если такое появится, то я сумею создать им большие проблемы, и они мне верили, поэтому никак не дискриминировали и старались со мной не связываться. Я сам педагог и я им рассказывал, что знаю, как можно травлю организовать, и поэтому все это прошу. Говорил, что главное, чтобы было отличное поведение. Так все продолжалось, и я очень доволен результатом.
— У Вас сын священник?
Нет, нет, у меня только дочка. Это у моего брата 8 детей, у другого трое, мы тоже выросли в многодетной семье. Мне Бог дал только одну дочку.
— Переводчица?
Нет, она не переводчица, она лингвист. Поэтому она знает четыре языка, свободно на всех говорит, научной работой занимается, преподаванием, такая у нее разносторонняя деятельность. Когда я еду в Европу, беру ее с собой, потому что она на всех языках говорит, это очень удобно, она мне помогает.
— Это великолепно!
Я очень доволен.
Спасибо большое!
Читайте также:
Даже если мы все оденемся в рубища, найдутся те, кто будет обвинять Церковь в жадности
Протоиерей Дмитрий Смирнов: «Наше государство недружественно к народу»
